Луис Руис - Только одной вещи не найти на свете

• Название: Только одной вещи не найти на свете
• Автор: Луис Руис
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-94145-228-4

Молодая женщина по имени Алисия, пережившая страшную трагедию, из ночи в ночь видит один и тот же сон — таинственный город с четырьмя одинаковыми площадями, на каждой из которых стоит по бронзовому ангелу. Внезапно сон Алисии получает продолжение в реальности. В руки к ней попадает точно такой же бронзовый ангел, а план города из сновидений она находит в одной старинной книге. Одновременно происходит серия убийств, явно связанных со злополучным ангелом. Алисия и влюбленный в нее Эстебан начинают искать разгадку тайны.

---

Они условились, что Алисия придет на следующую консультацию недели через две, не раньше, чтобы можно было понять, помогают ли выписанные средства от мучительной бессонницы. Поэтому Мамен так удивилась, услышав в телефонной трубке голос Алисии — та умоляла о срочной встрече, сегодня же; по тону Алисии на другом конце провода трудно было определить ее состояние: в голосе звучала смесь ужаса и надежды. Добравшись до кабинета Мамен, она не стала терять времени и даже не сняла плащ, а поспешила плюхнуться в кресло и вытащить пачку «Дукадос» и бросив рядом зонтик, с которого на бежевый ковер потекли ручьи.

— Ты меня пугаешь. — Мамен тоже достала сигарету. — Ну, давай, не тяни, черт возьми, рассказывай, что произошло.

— Все началось с неделю назад. — У Алисии после дождя одна прядка прилипла ко лбу. — До тех пор мне снилось два уже привычных, повторяющихся сна: Пабло, девочка, ну, сама знаешь… Потом наступила ночь, когда мне не снилось ничего, понимаешь, совсем ничего. И это было странно.

— Чего же тут странного?

— Да, Мамен, странно и удивительно, то есть для меня — странно. Спала я очень крепко, словно меня завалило в пещере. И мне даже показалось, что я провалилась в такой глубокий сон, что туда просто-напросто не могли добраться никакие видения.

— Ну и?.. — Мамен потянулась к очередной ручке.

— Так вот, — Алисия никак не могла сосредоточить взгляд на пепельнице, — на следующую ночь мне приснился сон. И такого удивительного сна я никогда в жизни не видела.

Под пристальным взглядом Мамен Алисия описала город с нарисованными домами, проспекты, по которым двигались люди — неизменно повернувшись спиной к ней, Алисии. Своеобразный облик улиц накрепко отпечатался у нее в мозгу и словно заронил туда какие-то семена; сразу возникло подозрение, что город хранил в себе тайну и во всем этом был какой-то скрытый смысл, город был неким символом — так мелодия может выразить или даже заменить собой радость, а белая стрела помогает выбрать путь. Вернувшись к реальности, Алисия долго сидела на краю постели (вот это и забавно в сновидениях: мы непременно желаем найти им толкование, пропустив через фильтры блеклой памяти, которая все это время бодрствовала) и выкурила целую пачку сигарет, пытаясь шаг за шагом восстановить этапы своего визита в город. Память впитала равные доли приятного и отталкивающего. Похожие на театральные декорации бульвары дышали очарованием давно минувшего детства, которое в любых вещах и событиях умело найти некое богоявление, так что в каком-то смысле город означал внезапное возвращение в возраст невинности. Но, с другой стороны, та же невинность таила в себе ловушку: всякая иллюзия губительна, ведь осуществление ее ведет нас к разрушению и опустошению. Ночь с чужими звездами, безликие фигуры, прекрасные тени, которые исполняют свой танец, — все это предполагало присутствие изначальной тайны и вызывало сильную тревогу, даже смутный намек на эту тайну внушал Алисии ужас и заставлял пятиться назад. Возможно, там, внутри, ее поджидала жуткая сердцевина правды — глаз, лишенный век, сломанная маска.

— А какой он, этот город? — спросила Мамен, помрачнев. — Что там, говоришь, было?

— В детстве я всегда думала, что именно такие города должны быть на луне — города с серебристыми кварталами, пепельные города, по которым хлещет сирокко. Город, похожий на оперную, на театральную декорацию. Не знаю…

— Говоришь, еще и часы. — Рука Мамен открыла новую пачку «Нобеля». — Желтые часы в центре проспекта.

— Да, проспекта, который ведет к дворцу с греческими статуями. А справа площадь.

Мамен сидела в клубах дыма, она сильно наклонилась вперед, и лицо ее казалось мутным серым пятном. Ручка уже не плясала в ее пальцах, теперь пальцы беспокойно постукивали по краю стола, между стаканчиком для карандашей и ключами от машины.

— Не знаю, что тебе сказать, Алисия. — Мамен снова навалилась грудью на стол, и Алисия тотчас рухнула в бездонные провалы ее глаз. — Должна признать, что это и на самом деле странный сон. Не знаю… Попробуй добавить еще половинку таблетки транквилизатора. По правде говоря, тут вещь загадочная. Наверное, нам надо вернуться к гипнозу.

— Нет-нет, ведь мы уже убедились, что он не помогает.

— Ладно, еще половинку таблетки — и позвони мне через неделю, поглядим, повторится ли сон. А теперь извини, но я, чтобы принять тебя, нарушила свой график и отодвинула визиты к трем пациентам.

— Да, конечно, Мамен, прости меня.

— Не говори ерунды.

Вооружившись зонтом, Алисия двинулась к двери, бормоча слова прощания.

— Алисия. — Мамен стояла к ней спиной и наблюдала, как ливень полосует улицу Торнео. — А что-нибудь еще ты видела?

— Нет, насколько помню, нет. Ладно, я позвоню. Дождь не стихал.

Визиты в деревянный город все-таки принесли облегчение: заслонили собой Пабло и Роситу, которые больше в ее снах ни разу не появились — ни живые, ни мертвые. Вытесненные новой тайной, они словно растворились в памяти, пропитанной ядом, который их и умилостивил; так что Алисия время от времени даже спрашивала себя, а вправду ли что-то случилось, неужели ее муж и дочь были изгнаны из мира живых лишь потому, что так сложились обстоятельства. Алисия не смогла бы даже с уверенностью сказать: существовали ли когда-нибудь вообще эти пустые лица, которые множились фотографиями, расставленными по столикам? И где рождалось приглушенное эхо их голосов, которое до сих пор продолжало гулять по углам квартиры. Что же, надо признать: глупо надеяться на освобождение, на жизнь, восстановленную во всей полноте, на то, что когда-нибудь у Алисии появится гладкое прошлое, безупречное с гигиенической точки зрения, как только что постеленные простыни. Теперь у нее был город из сна, но призраки наверняка ждали своего часа, чтобы стребовать долг, вернуться, вклиниться в водоворот повседневной рутины, который Алисия так старалась сохранить, заученно и упорно повторяя одни и те же действия. Но, возможно, это тоже было лишь ловушкой, как и приманчивая надежда: а вдруг призраки из прошлого возьмут и перестанут мешать ее вечерним прогулкам с остановками у витрин книжных магазинов и галантерейных лавок, болтовне с Нурией и Эстебаном, облачным перышкам ее конибр, приятным встречам в кино или каком-нибудь видеоклубе и рутинной работе — заполнению карточек на новые и новые книги, с половины девятого до двух, в Главной университетской библиотеке.

Теперь у нее по крайней мере был город, и она получила передышку в своем погружении. Каждую ночь, ближе к рассвету, после стакана воды и таблеток она возвращалась на бульвар, разделенный желтыми часами на два отрезка, возвращалась к окну, за которым влюбленная пара продолжала танцевать свое вечное танго. В конце был дворец с музами, налево — высокое здание с колоннами, и когда она разглядела его вблизи, там обнаружилась фреска с тщательно выписанными мифологическими персонажами: Горгонами, эриниями, сиренами. За зданием высился купол обсерватории со стволом телескопа, обращенным к звездам; за обсерваторией — башня с островерхой крышей. В этом месте улицы сужались, а стены создавали иллюзию лабиринта, подсовывая мнимые тупики, чтобы потом, совершенно внезапно, когда путник уже готов повернуть назад, открыть ему новый пейзаж. Дальше располагался музей доспехов, за ним — полукруглый театр, где на просцениуме были брошены маски и котурны, далее тянулись зеркальные галереи, дробившие и искажавшие отражение Алисии, далее — витрины с клавикордами и сваленными в кучу скрипками, и еще — органы с веерами вывихнутых трубок под неярким свечением звезд. Бродя по переплетающимся артериям города, можно было различить и увитые зеленью террасы, и официальные учреждения, и зоомагазины с кучами клеток, и афиши, где механические гусары скакали на картонных скакунах с гирляндами на уздечке. Алисия продолжала испытывать давнюю радость, совсем как в детстве, когда одним прикосновением можно что-то сотворить, когда дороги и тропки сами стелются перед тобой лишь потому, что их ищут твои ноги. Порой группы людей, повернутых к ней спиной, возникали всего в паре кварталов впереди, но ее приближение спугивало их, словно стайку голубей. Иногда ей чудилось, что перед ней мелькают такие же пришельцы, как она сама, люди, у которых есть лица; они бродили по городу, будто по выставке, останавливались, чтобы полюбоваться перистилями и балюстрадами. Однажды она издали разглядела девушек в чепцах, они толкали детские коляски по пандусам и парадным лестницам, увидела храмы с патио, где собирались компании манекенов. На следующую ночь она забрела на ровную и голую, окруженную зданиями площадь, которую пустынность и тишина делали просторной и даже бескрайней, как бессонница. В самом центре квадратной площади стояла статуя — прекрасный бронзовый ангел с вывихнутой ногой. В ту ночь у Алисии появилось ощущение, что она осквернила тайну, сорвала первую печать из тех, что защищали загадку приснившегося ей города. Звезды скользили по крыльям ангела, втыкая в перышки серебристые булавки. Она возвращалась на эту площадь еще много-много раз, и там ее неизменно посещало то же чувство явленного таинства, чувство-вспышка, какое в равной степени дают нам и литургия, и святотатство. И тут откуда-то издалека, со стороны бесконечно тянущихся к горизонту зданий прибежал тот человек, тот невзрачный мужчина и стал умолять ее уйти; после чего осталось лишь эхо его шагов — единственный звук, повисший в воздухе старинного города.