Вирджиния Эндрюс - Сад теней

• Название: Сад теней
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: Вече, Персей, АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-0052-2, 5-88421-010-8, 5-88196-307-5

Предыстория событий описанных в романе «Цветы на чердаке».

---

— Иуда! — отпарировал Малькольм, обернувшись к Кристоферу. — Я дал тебе жизнь. Я дал тебе надежду и шанс. Я тратил на тебя деньги, поверил в тебя. Я отворил тебе двери своего дома, а ты соблазнил мою дочь.

— Он меня не соблазнял, — сказала Коррин, сразу же пытаясь защитить Кристофера.

Она даже еще больше прижала его к себе.

— Того, что с нами случилось, мне хотелось не меньше, чем ему, — сказала она. — В самом деле, именно я ходила за ним по пятам; я преследовала его и умоляла его взглянуть на меня так же, как он глядел бы на любую другую женщину. Я заполняла каждую его свободную минуту, когда только это было возможно, своим присутствием, своей болтовней, смехом и своей любовью. Он всегда вел себя, как джентльмен, всегда говорил, чего хотите ты и моя мама.

Я боялась, что вы сначала можете не понять, поэтому я ждала, когда мне будет восемнадцать лет. Я вас не предавала. Я и сейчас люблю вас и хочу жить здесь с Кристофером. Здесь у нас будут наши дети и …

— Дети? — повторил вслед за ней Малькольм, будто ужаленный самим этим понятием. А у меня по спине пробежал мороз.

— Если бы ты только послушал, — сказала Коррин.

— Мне нечего слушать, — отозвался Малькольм. — Ты говоришь о детях. Твои дети родятся с рогами, с горбатыми спинами, с раздвоенными хвостами, с копытами вместо ступней; они будут изуродованными существами.

Он говорил это, а в глазах его стояла ненависть. Коррин и Кристофер попятились, услышав его осуждающие слова. На лице Коррин появился ужас, и она теснее прижалась к руке Кристофера.

— Нет, — сказала Коррин, качая головой, — это неправда, этого не произойдет.

— Обманщица, — сказал Малькольм. — Лживая, похотливая тварь, красивая, но коварная и порочная, — продолжал он говорить, оттесняя ее назад все дальше и дальше. — Я хочу, чтобы вы оба исчезли из моего дома, из моей жизни, из моей памяти, — сказал он. — Уходите из этого дома, — произнес он, указывая на дверь, — и никогда больше, начиная с этого дня, не переступайте его порога. Вы для меня умерли, мертвы как…

Малькольм посмотрел на меня, и мои глаза удержали его от попытки сказать что-то еще.

— Нет, ты не можешь говорить это серьезно, — закричала Коррин; слезы текли ручьями по ее щекам, подбородок дрожал.

Кристофер взглянул на меня, прося помощи, но я отвернулась.

Я чувствовала почти так же остро, как Малькольм, что меня предали. Я любила Кристофера, как своего родного сына, а он предал меня.

В те счастливые годы, когда я верила в его преданность и любовь, как оказалось, все это было адресовано не мне, а Коррин.

Красота и его, как когда-то Малькольма, заманила в ловушку. Да, это правда, все мужчины одинаковы. Я ответила на его взгляд взглядом, от которого веяло холодом, и, надеюсь, он заморозил его сердце. Теперь же, не откладывая, мне захотелось уничтожить их, раскрыв правду, но новое ощущение холодности и ясности подсказало мне, что уничтожу я всего лишь себя.

— Я подтверждаю каждое свое слово, — наконец, ответил Малькольм.

Голос его был резкий, сухой, холодный и ломкий, как лед.

— Уходите из этого дома и знайте, что вы лишены наследства! Ни ты, ни твой Иуда никогда не получите от меня ни единого пенни. Я проклинаю вас. Я проклинаю вас обоих и обрекаю вас на жизнь во грехе и страхе.

— Мы не будем прокляты. — Кристофер встал во весь рост, бросая вызов Малькольму. — Мы уйдем из твоего дома, но мы не унесем с собой твое проклятие. Мы хотим оставить твои проклятия в дверях.

В то время, как он это говорил, он больше походил на Малькольма, чем Малькольм походил сам на себя.

— Эти проклятия принадлежат не Малькольму, — заговорила я, — это проклятия, которые сам Бог возложит на вас за то, что вы сделали… Это кровосмесительство, и вы пожнете только ужас, — предсказала я.

Кристофер посмотрел на меня глазами, полными боли. Теперь он почувствовал мое предательство.

— Ну, тогда мы пойдем, — сказал Кристофер.

Он повернул Коррин в другую сторону от нас, и они вдвоем направились к парадной двери. Он один раз вызывающе оглянулся, а Коррин, все еще плача, казалась потерянной и испуганной.

Через минуту их уже не было видно.

И тут прорвалась ярость Малькольма. Он воздел руки к потолку, и из самых глубин его существа раздался стон. Это было похоже на вой зверя в смертельной агонии. Его стон сотряс Фоксворт Холл, разносясь эхом по коридорам и пронизывая призраков. Казалось, что стон этот ширится и набирает силу по мере того, как он распространяется все дальше и дальше. По-видимому духи его предков стонали вместе с ним. На какой-то момент зазвучал хор Малькольмов, выплакивающих свою боль и мучение.

Пронзительный крик, внезапно возникнув, быстро утих. Когда Малькольм повернулся ко мне, глаза у него были выпучены, и он хватал ртом воздух, колыхая его рукой, чтобы вдохнуть побольше кислорода. Он ухватился за грудь, ноги у него подкашивались.

Когда он упал на пол, я услышала позади себя голос Джона Эмоса:

— Сегодня в этот дом пришел гнев Господний, — пробормотал он.

Затем он подошел к Малькольму и встал рядом со мной. Малькольм лежал распластавшись на животе, его правая рука находилась у него под головой. Джон перевернул его, и мы увидали, как перекосился его рот. Правая сторона лица ослабла и сплющилась. Уголки губ опустились, обнажив сомкнутые зубы. Глаза закатились так, будто он пытался заглянуть в свою собственную голову. Он сделал усилие, чтобы заговорить, но ничего нельзя было услышать или понять.

— Позовите врача, — закричала я.

Врач настоял, чтобы Малькольма отправили в больницу. Я увидела в его глазах сопротивление; он отрицательно качал головой и молча умолял меня не подчиняться приказаниям врача.

— Конечно, доктор, — сказала я, — Я желаю своему мужу только хорошего. Вызовите санитарную машину.

Позднее я узнала, что врач рассказывал обо мне, как об одной из самых сильных женщин, которых ему когда-либо приходилось видеть в минуты ужасного кризиса.

Явились санитары и забрали Малькольма, стараясь как можно скорее доставить его в больницу. Там он пробыл около месяца, находясь в отдельной палате под круглосуточным надзором медицинского персонала. Каждый раз, когда мы с Джоном Эмосом навещали его, он умолял нас взять его домой.

Вначале он мог умолять только глазами, так как перенес удар и сердечный приступ, в результате чего у него была парализована вся правая сторона тела.

К тому времени, когда мы привезли его домой, у него восстановилось управление некоторыми мышцами, и он мог произносить искаженные звуки, которые напоминали слова. Иногда, как мне казалось, я слышала, что он зовет Коррин.

Дни монотонно тянулись один за другим. Похоже само время ослабло и едва могло двигаться от часа к часу. Малькольм оставался прикованным к инвалидной коляске и не мог ходить в свои конторы. Всю его работу передали мне. И я была благодарна за каждую малейшую ее часть, потому что пока у меня было что-то, чем занять себя, я не бродила по Фоксворт Холлу, мучая себя воспоминаниями и размышляя над тем, как бы я смогла сделать так, чтобы все закончилось иначе.

Дом был похож на гигантскую гробницу. Наши шаги эхом отдавались в пустоте. Из кухни через большое фойе доносился звон посуды.

Слуги обменивались информацией по мере того, как каждый из них узнавал какую-нибудь пикантную новость, перешептываясь, жадно слушая. Никто из них, как правило, ничего не спрашивал о Коррин и Кристофере прямо, но я знала, что Джон Эмос снабжал их достаточными сведениями, чтобы ярко разгорелись тлеющие угольки их любопытства.

Обеды наши представляли собой мимические сцены. Как только Малькольма подвозили к столу в его инвалидной коляске, мы замолкали. Ел он механически, уставившись прямо перед собой, глядя мимо меня. Я была уверена, что он разглядывал картины, которые он видел в своем внутреннем взоре. Его сны наяву были как паутина, которая легко рвалась в клочья по мере того, как он, путаясь, пробирался сквозь воспоминания, пытаясь нащупать нечто такое, что бы помогло ему понять предательство Коррин.

Бывало по целым дням ни он сам, ни кто-либо в его присутствии не произносили ее имени. Если он и говорил что-нибудь, он всегда перед этим вставлял:

— Когда это кончится…

Я могла себе представить его кошмары, кошмары, которые омрачали его дни.

Призрачно красивое лицо Коррин овладело им всем, оно влекло его в бесконечные видения потерь и поражений. Они задерживались на поверхности его кожи до тех пор, пока он сам не превратился в призрака.

Мы с Джоном Эмосом бывало доставали Библию, открытую на страницах, которые он хотел прочитать, и клали ее Малькольму на грудь. Я тоже, как и Малькольм, с помощью Джона Эмоса, подверглась превращениям. Теперь я знаю, что полностью верю в его соединение с Богом, потому что даже не зная тайны о том, кто была Коррин, он инстинктивно видел правду и пытался привести меня к ней пока было не поздно. Но я была слишком слепа, чтобы видеть. Сейчас я твердо решила никогда больше не быть слепой.