Вирджиния Эндрюс - Сад теней

• Название: Сад теней
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: Вече, Персей, АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-7141-0052-2, 5-88421-010-8, 5-88196-307-5

Предыстория событий описанных в романе «Цветы на чердаке».

---

— Они живут под фамилией Доллангенджер, — начал он. — Поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы обнаружить их.

— Мистер Крутерс, меня не интересуют подробности ваших усилий. Вы сообщите мне факты, о которых узнали, — строго потребовала я.

— Да, миссис Фоксворт. Кристофер Доллангенджер работает представителем крупной фирмы в сфере общественных отношений. Фирма находится в Гладстоне, штат Пенсильвания. Как я смог понять, его очень ценят, — добавил он.

— Общественные отношения? — сказала я.

— Конечно, после того, как вы и Малькольм лишили Кристофера финансовой поддержки, он не смог оставаться в медицинской школе, — сказал Джон Эмос.

Крутерс уставился на Джона.

— Продолжайте, мистер Крутерс, — потребовала я.

— Миссис Доллангенджер считают привлекательной женщиной, хорошей женой и матерью.

— Матерью? — спросила я быстро.

— У них теперь есть сын, около двух лет. Зовут его Кристофер.

— Что вы о нем узнали? — спросила я дружелюбно. Сердце мое сильно билось в ожидании чего-то.

— Красивый ребенок, — сказал он, — Золотистые волосы, синие глаза. И, очевидно, умный мальчик.

— Этого не может быть, — промолвила я и снова села. — Это какие-то другие люди. Возможно, что эти двое — другие Кристофер и Коррин. Да, — сказала я убежденная, что такое возможно. — Вы нашли не ту супружескую пару.

— О, но извините, миссис Фоксворт, нет никакого сомнения в том, кто они такие. Не забывайте, что у меня имелись их фотографии. И видел я их обоих совсем близко. Они — ваши Кристофер и Коррин.

— Они не мои, — настаивала я.

Он посмотрел на Джона Эмоса и замолчал.

— Что еще вы узнали о них? — спросила я.

— Итак, сейчас миссис Доллангенджер опять в положении, — сказал он осторожно.

— В положении?

Я взглянула на Джона Эмоса. На его лице снова появилась кривая усмешка. Он кивнул.

— На этот раз ребенок будет другим, — прошептала я.

— Что вы сказали, миссис Фоксворт? — спросил Крутерс.

— Ничего. Я хочу, чтобы вы оставались там и сообщили нам о дне, когда миссис Доллангенджер родит. Я хочу знать все о новорожденном ребенке, вы понимаете?

— Да, понимаю, миссис Фоксворт. Я буду продолжать заниматься этим. Она скоро родит.

— Хорошо, — сказала я, — вы получите чек завтрашней почтой.

Я жестом дала знать Джону Эмосу, чтобы тот проводил детектива.

Какое-то время я сидела, переваривая то, что услышала.

Затем поднялась и пошла к комнате Малькольма. Прежде чем открыть дверь, я постояла перед ней.

— Нет, — подумала я. — Не сейчас. Пока не узнаем о новорожденном младенце.

КОНЕЦ РОДОСЛОВНОЙ

Шли дни, месяцы, годы, словно сыпались бесконечные песчинки в огромных песочных часах.

Я находила облегчение только в молитвах и в работе. Крутерс еще дважды приезжал в Фоксворт Холл — первый раз, чтобы объявить о рождении здоровой девочки, названной Кэти, и второй раз, спустя восемь лет, когда он ошеломил всех, сказав, что родились близнецы, мальчик и девочка — тоже здоровые и безупречные во всем. Похоже было, что семья Кристофера и Коррин просто превосходна. И, действительно, по рассказам мистера Кругерса, в городе их называли Дрезденскими куклами за их красивые светлые волосы, голубые глаза и безупречный цвет лица.

Малькольму я никогда не говорила об этих посещениях мистера Крутерса. Удар, который случился с ним, скоро состарил его, хотя теперь, по-видимому, он достиг того момента, когда уже не может быть дальнейшего перерождения.

Конечно, изменился его темперамент. Вначале, когда у него произошел удар и сердечный приступ, он еще не утратил боевого духа; тогда он не считал, что такое его состояние останется неизменным. Но теперь, когда он сидел в инвалидной коляске, уже не было и следа того нетерпения и позы, в которой виделась непоколебимость и требовательность, что говорило о борьбе, продолжавшейся внутри него. Вызов, однажды поселившийся в его синих глазах, постепенно исчезал. Глаза его становились тусклыми, как свечи в ночи; их когда-то яркое пламя утрачивалось по мере того, как они теряли энергию, которая их питала.

И вокруг него начинали свое движение призраки. Часто я замечала, что он находит удовлетворение в том, что сидит в самом темном углу своей комнаты или фойе. Этот человек, который раньше двигался с такой энергией и силой, что казалось излучает свой собственный свет, теперь сидел в объятиях темноты.

Медленно, с усердной решимостью тени Фоксворт Холла предъявляли на него свои права.

Хотя его речь улучшилась настолько, что его легко понимали, он стал воздерживаться от разговоров. Его сиделки, а у него перебывало около десяти различных сиделок за все эти годы, научились понимать его жесты и знали, что он хочет, когда он махал рукой или дергал головой. Единственно, когда голос его повышался, так это в то время, как он присоединялся к нашим с Джоном Эмосом ежедневным молитвам. Я знала, что его усилия выжить, вынести боль и унижение, которое он испытывал из-за возраста и болезни, исходили от его огромного желания верить в свое спасение. Мы просили Бога не оставлять нас и молили Его о прощении. Я переходила из мира религии в мир бизнеса и обратно, каждый раз полностью подчиняя себя работе и требованиям и того, и другого; потому что пока я была занята, я чувствовала себя комфортно и в безопасности. Я стала ненавидеть те спокойные минуты, когда я могла позволить себе немного расслабиться и отдохнуть. Состояние покоя означало для меня противоборство с моими воспоминаниями. Они — эти воспоминания — словно подстерегали меня, жужжали у меня в голове, как рой сумасшедших насекомых, изыскивая возможность проникнуть внутрь крепости моего относительного покоя.

Эхом отдавались старые голоса, тени и призраки скользили по коридорам, воскресавшие при виде какой-нибудь старой игрушки Мала или Джоэля или заброшенного пианино в гостиной, на котором теперь никто не играл, или старой комнатки Коррин.

Я пыталась избегать появляться во многих уголках нашего огромного дома, особенно в северном его крыле. Я никогда не отпирала Лебединую комнату и держала на замке комнату Малькольма, где хранились его награды и памятные подарки. Я велела перенести на чердак кое-что из мебели, чемоданы, картины и одежду. Я делала все, что могла, чтобы удержать и отодвинуть от себя прошлое, отгородить его надежной стеной дистанции и времени; но оно все-таки ухитрялось нет-нет да и проскользнуть в мою настоящую жизнь. Воспоминания и время брали свое.

Теперь снова моя жизнь была окрашена в серый цвет, как это было до того, как я приехала в Фоксворт Холл. Я тогда боялась, что так будет всегда. Но теперь меня больше не пугал серый цвет, потому что я слилась с ним воедино. Я носила одежду только серого цвета, серым был цвет моих волос, моих глаз. Это был цвет моих надежд, всей моей жизни…

Вот такой я была теперь, такой я стала. Молитвы и работа укрепляли мой дух, пока я не превратилась в собственную статую. Но я была уверена, что так было угодно Богу; это все сотворил Он.

Письмо, розовое, душистое, враз изменило все. Однажды днем, когда я разбирала почту, я наткнулась на бледнорозовый конверт, такой необычный среди белых формальных деловых писем. Он был адресован мистеру и миссис Малькольм Нил Фоксворт. Я сразу же узнала почерк. В нем по-прежнему были девичьи завитки, но буквы теперь выглядели по-странному нетвердыми. С минуту я сидела и не отрываясь смотрела на нераспечатанный конверт. Что теперь понадобилось от нас Коррин? Разве она недостаточно сделала в свое время? И все же, все же сердце мое запрыгало от радости, когда я узнала этот девичий почерк. Сейчас со мной уже не было той жизни, той любви, что она когда-то внесла в Фоксворт Холл.

Единственное тепло моей жизни покинуло меня вместе с Коррин и Кристофером.

Интересно, тосковала ли она по нас так же, как мы тосковали по ней? Сейчас мне предстояло это узнать. Дрожащими пальцами я разорвала конверт. В моей руке письмо ощущалось мягким и теплым, будто бы это была ее плоть. Мой бешено бьющийся пульс барабанил по венам до тех пор, пока я не почувствовала его в кончиках пальцев.

Когда я начала читать, я услышала ее голос и увидела ее синие глаза, в которых стояла мольба.

«Дорогие отец и мама.

Я понимаю, что вам покажется странным получить мое письмо спустя столько лет.

К сожалению, мое первое письмо к вам должно содержать трагическое известие. Мой Кристофер, наш Кристофер, прекрасный и нежный, которого, как я знаю, вы любили несмотря ни на что, умер.

Да, умер. Погиб в автокатастрофе. И это случилось в день, когда ему исполнилось тридцать пять лет!

Но есть и хорошие новости. Бог послал нам, как свое благословение, четверых красивых детей. Они все синеглазые и светловолосые. У них прекрасные правильные черты лица, это сообразительные и милые детишки, которых вы с гордостью назовете своими внучатами. У нас сын, Кристофер, четырнадцати лет, дочь Кэти, ей двенадцать, и близнецы, Кори и Кэрри, четырехгодовалые.