Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России

• Название: Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России
• Автор: Александр Солженицын
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-85887-110-0

В своем новом монументальном труде Александр Исаевич Солженицын описывает историю еврейского народа в Российском государстве. Этому сочинению автор отдал десять лет работы за письменным столом и еще добрых сорок потратил на сбор материала и дотошный сравнительный анализ всех кочующих по историческим книжкам сведений, тщательно отсеивая все, что недостоверно, и выстраивая то, что неопровержимо.

Первая часть монографии «Двести лет вместе (1795-1995)» охватывает период с 1795 по 1916 год.

---

К 40-м годам XIX в. в Юго-Западном крае получила большое развитие сахарная промышленность. Еврейские капиталисты сперва субсидировали помещичьи сахарные заводы, затем перенимали управление ими, затем и владение, затем строили и свои заводы. Так на Украине и в Новороссии вырастали мощные «сахарные короли», например, Лазарь и Лев Бродские. Притом «большинство еврейских сахарозаводчиков начало свою карьеру в качестве [винных] откупщиков… и содержателей питейных домов». – Сходная картина создалась и в мукомольной промышленности [354].

Никто из современников тогда не понимал, никто не видел в даль, какая здесь вырастала материальная, затем и духовная сила. И, конечно же, не понимал, не видел и сам Николай I. Он превышающе представлял себе и всесилие российской императорской власти, и успешность военно-административных методов.

Но он настойчиво желал и успехов в образовании евреев – для преодоления еврейской отчуждённости от основного населения, в которой и видел главную опасность. Ещё в 1831 он указывал «директорскому» комитету, что «в числе мер, могущих улучшить положение евреев, нужно обратить внимание на исправление их обучением… заведением фабрик, запрещением ранних браков, лучшим устройством кагалов… переменою одеяния» [355]. – А в 1840, при учреждении «Комитета для определения мер коренного преобразования евреев в России», одной из первых целей комитет видел: «Действовать на нравственное образование нового поколения евреев учреждением еврейских училищ в духе, противном нынешнему талмудическому учению» [356].

Общеобразовательных школ хотели и все тогдашние еврейские прогрессисты (расходясь только: исключать ли Талмуд вовсе из плана преподавания – или в высших классах тех школ должен изучаться Талмуд «научно-освещённый и тем самым освобождённый от вредных наростов») [357]. – Тут как раз такую новосозданную в Риге еврейскую школу с общеобразовательной программой возглавил молодой выпускник мюнхенского университета Макс Лилиенталь. Он и жаждал деятельности по «насаждению просвещения среди русского еврейства». Он был в 1840 радушно принят в Петербурге министрами просвещения и внутренних дел, и для «Комитета преобразования евреев» составил проекты еврейской консистории и духовной семинарии – для подготовки раввинов и учителей «по общим, очищенным нравственным основаниям» в противность «закоснелым талмудистам»; однако, «прежде утверждения в главных началах веры, не дозволяется обучаться предметам светским». И министерский проект был изменён: увеличить число часов, назначенных для преподавания еврейских учебных предметов [358]. – Склонял Лилиенталь правительство и принять предупредительные меры против хасидов, но не нашёл поддержки: правительство «желало внешнего объединения враждебных между собою общественных элементов» в еврействе [359]. – Между тем Лилиенталю, с «изумительн[ым] успех[ом]» поставившему школу в Риге, было поручено министерством объехать губернии черты оседлости и через публичные собрания и встречи с еврейскими общественными деятелями содействовать целям просвещения. И поездка его внешне весьма удалась, как правило, он не встретил открытой враждебности и как будто успешно убеждал влиятельные слои еврейства. «Противники… реформы должны были… выказывать внешн[ее]» одобрение. Но скрытое сопротивление было, конечно, огромно. А когда сама школьная реформа началась-таки, Лилиенталь отказался от своей миссии. В 1844 он внезапно уехал в Соединённые Штаты, и навсегда. «Его отъезд из России… – если не бегство – окутан тайной» [360].

Таким образом, при Николае I власти не только не мешали ассимиляции евреев, но звали в неё – однако массы, оставаясь под кагальным влиянием, опасаясь принудительных мер в области религии, – не шли.

Впрочем, школьная реформа своим чередом началась, с того же 1844, несмотря на крайний отпор руководящих кругов кагалов. (Хотя «при учреждении еврейских школ отнюдь не имелось в виду уменьшить число евреев в общеучебных заведениях; напротив, неоднократно указывалось, что общие школы должны быть, по-прежнему, открыты для евреев» [361].) – Были учреждены два вида казённых еврейских училищ («по образцу австрийских элементарных училищ для евреев» [362]): двухлетние, соответственные русским приходским, и четырёхлетние, соответственные уездным училищам. В них – только еврейские предметы преподавались педагогами еврейскими (и на иврите), а общие – русскими. (Как оценивает неистовый революционер Лев Дейч: «Венценосный изверг приказал обучать их [евреев] русской грамоте» [363].) – Во главе этих школ долгие годы ставились христиане, лишь много спустя – и евреи.

«Большинство еврейского населения, верное традиционному еврейству, узнав или угадывая тайную цель Уварова [министра просвещения], смотрело на просветительные меры правительства, как на один из видов гонений» [364]. (Уваров же, ища возможные пути сближения евреев с христианским населением через искоренение «предрассудков, внушаемых учениями Талмуда», хотел вовсе исключить его из образования, считая его кодексом антихристианским [365].) – При неизменном недоверии к российской власти, ещё немало лет еврейское население отвращалось от этих школ, испытывало «школобоязнь»: «Подобно тому, как население уклонялось от рекрутчины, оно спасалось от школ, боясь отдавать детей в эти рассадники “свободомыслия”». Зажиточные еврейские семьи зачастую посылали в казённые училища вместо своих детей – чужих, из бедноты [366]. (Именно таким образом был сдан в казённую школу П.Б. Аксельрод; затем перешёл в гимназию, затем в политическую всеизвестность – как соратник Плеханова и Дейча по «Освобождению труда» [367].) И если к 1855 только в «зарегистрированных» хедерах училось 70 тысяч еврейских детей – то в казённых училищах обоих разрядов всего 3 тысячи 20087. [368]

Этот испуг перед гражданским образованием ещё долго сохранялся в еврействе. Так же Л. Дейч вспоминает, что и в 60-х годах, и не в каком захолустьи, а в Киеве: «Хорошо помню то время, когда мои соплеменники считали грехом учиться русскому языку» и лишь по необходимости допускали его «только в сношениях с… “гоями”» [369]. – А.Г. Слиозберг вспоминает, что даже и в 70-е годы поступление в гимназию считалось предательством еврейской сущности, гимназический мундир был знак богоотступничества. – «Между евреями и христианами лежала пропасть, переступить которую могли только единичные евреи, и то лишь в крупных городах, где еврейское общественное мнение не сковывало личной воли в [такой] степени» [370]. – Учиться в русских университетах еврейская молодёжь не устремилась, хотя окончание их давало евреям, по рекрутскому закону 1827, пожизненное освобождение от воинской повинности. – Впрочем, Гессен оговаривается, что в «более состоятельных круг[ах]» русского еврейства возрастало «добровольное устремление… в общие учебные заведения» [371].

А ещё же: в казённых еврейских училищах «не только смотрители-христиане, но в большинстве случаев и учителя-евреи, преподававшие еврейские предметы на немецком языке, отнюдь не были на должной высоте». Поэтому «одновременно с учреждением казённых училищ было решено устроить высшую школу для подготовки учителей… создать кадры более образованных раввинов, которые и действовали бы в прогрессивном направлении на народную массу. Такие “раввинские училища” были учреждены в Вильне и Житомире (1847 г.)». – «При всех своих недостатках школы принесли известную пользу», – свидетельствует либерал Ю.И. Гессен, – «подрастающее поколение стало знакомиться с русской речью и с русской грамотой» [372]. – И революционер М. Кроль того же мнения, хотя и с непременным круговым осуждением правительства: «Как реакционны и враждебны евреям ни были законы Николая I-го о еврейских казённых начальных и раввинских училищах, – эти училища волей-неволей приобщали какую-то небольшую часть еврейских детей к светскому образованию». А «прозревшим» («маскилим») и презирающим теперь «суеверие масс» – «уходить [было] некуда», и они оставались среди своих чужаками. «И всё же это движение сыграло огромную роль в духовном пробуждении русского еврейства во второй половине XIX века». Но кто из маскилим и хотел просвещать еврейские массы – наталкивался на «озлобленное сопротивление фанатически верующих евреев, смотревших на светское просвещение, как на дьявольское наваждение» [373].

В 1850 была создана ещё такая надстройка: институт «учёных евреев», инспекторов-консультантов при попечителях учебных округов.

А из выпускников новозаведенных раввинских училищ с 1857 создалась должность «казённых раввинов», неохотно выбираемых своею общиной и подлежащих утверждению губернской властью. Однако их обязанности свелись) к административным: еврейские общины считали их невеждами в еврейских науках, традиционные же раввины сохранились как «духовные раввины», истинные [374]. (И многие из выпускников раввинских училищ, «не находя ни раввинских должностей, ни учительских», шли дальше учиться в университеты [375], – уходили во врачи и адвокаты.)