Алексей Слаповский - Оно

• Название: Оно
• Автор: Алексей Слаповский
• Издательство: Изд-во Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-14954-6

Можно сказать, что «Оно» — роман о гермафродите. И вроде так и есть. Но за образом и судьбой человека с неопределенным именем Валько — метафора времени, которым мы все в какой-то степени гермафродитированы. Понятно, что не в физиологическом смысле, а более глубоком. И «Они», и «Мы», и эта книга Слаповского, тоже названная местоимением, — о нас. При этом неожиданная — как всегда. Возможно, следующей будет книга «Она» — о любви. Или «Я» — о себе. А возможно — веселое и лиричное сочинение на сюжеты из повседневной жизни, за которое привычно ухватятся киношники или телевизионщики. «Вычислить» Слаповского трудно, в том числе ему самому. Этим он и интересен.

---

Я догнал его на улице.

— Валентин?

Он обернулся.

— Да. Вы меня знаете?

— Нет. То есть знаю...

— Ясно. Слышали что-то?

— Да. От Сотина, в частности.

— Жаль, хороший был парень.

— Да.

— А вас я видел, вы недавно по телевизору выступали.

— Было дело.

— До свидания, мне — на метро.

— Я тоже на метро.

...

— Осень какая в этом году.

(Это он сказал).

— Да, мягкая. В народе говорили: сиротская.

— Сиротская? Неприятно звучит. Хотя понятно, почему.

— А вы, значит, тоже в Москве застряли?

— Почему застрял. Живу.

— Интересная работа?

— Ничего особенного. Служу в одной фирме. На житье хватает, а больше мне не нужно.

— Может, зайдем куда-нибудь, выпьем кофе?

— В центре все дорого. И не лучшего качества.

— Тогда, может, ко мне?

Он посмотрел на меня проницательно и сказал с твердой деликатностью человека, умеющего защищать свое одиночество.

— Вряд ли это нужно. Я не настроен кому-то о себе рассказывать. Вы, я чувствую, и так все знаете. Интересуетесь аномальными субъектами? Разочарую: я не аномальный субъект.

— Обижаете. Мне случалось общаться с людьми без цели вытащить из них какую-то информацию.

— Да? Поверю на слово. Но тогда лучше ко мне, это по прямой до Ясенева. Если у вас есть время.

Времени у меня не было, но я согласился.

Мы долго, невыносимо долго ехали в неловком молчании — впрочем, в грохоте метро не очень поговоришь. Потом шли к дому Валько, тоже фактически молча, если не считать нескольких его реплик о том, что район ему сначала не нравился, а потом ничего, обжился, стал — дом родной.

Квартира была однокомнатная, обставленная дешевой мебелью, купленной в ближайшем магазине, какие-то обои на стенах, какие-то шторы на окнах — лишь бы были; так обычно обставляют, дешево и сердито, съемные квартиры, сам жил в такой и помню, насколько всякий раз, как войдешь, грустно поражал вид чуждости вещей, и даже собственная куртка, висевшая на допотопной деревянной вешалке, казалась неприкаянной — словно в гостиничном номере.

Валько сварил мне кофе, а сам пил чай — зеленый.

Говорили о какой-то ерунде. Кажется, о том же чае — что зеленый полезен, но не всякий, даже если покупать в специальном чайном магазине, очень много контрафактной продукции, а проверить невозможно...

Но все-таки я начинал догадываться о том, как и чем живет Валько — по книгам на трех полках, подбор случайный и ленивый, больше всего зачитан желтый трехтомник О. Генри, по видеокассетам и дискам в застекленной тумбочке под телевизором (экран — в пыли) — три-четыре фильма Феллини, несколько советских комедий, несколько американских боевиков, по дискам музыкальным: Шарль Азнавур, «Битлз», Митяев..., причем на верхнем диске в этой стопке тоже была давнишняя пыль, да и все прочие вещи казались вышедшими на пенсию, доживающими свой век.

Я понял, что произошло с Валько: ничего не произошло. Он просто живет — нормальной жизнью нормального человека. Один — ну и что? Ему, похоже, хорошо одному — судя по тому, что моим гостеванием уже тяготится, хотя не прошло и получаса. Я попытался что-то такое рассказать из моей жизни, Валько слушал вежливо и равнодушно.

Чтобы хоть как-то его расшевелить, я спросил, нарушая свое обещание не интересоваться его прошлым:

— А все-таки, извините, не могу не удержаться, Александра — что с ней?

Валько помолчал, усмехнулся и ответил:

— На Большой Дмитровке, ближе к Театральной площади, есть неплохой магазин. Рекомендую. И чай, и кофе — очень ничего себе. Правда, и цены.

Еще помолчал и добавил:

— И не думайте, что мне почему-то больно или неприятно про это вспоминать. Просто — не хочу. Единственное, что могу сказать, это вам будет интересно, как человеку пишущему: мы живем в паскудное время.

— А советское время было хорошим? — попытался я зацепиться.

— Еще паскуднее. По крайней мере, некоторые так считают.

Я насторожился:

— Некоторые? Не вы?

— А что я? Собственное мнение меня тоже не интересует.

— О как! Растворились вы, что ли? Говорите так, будто живете отдельно от себя.

— В определенном смысле. Но без всякого раздвоения, не надо литературщины.

— А как же тогда?

— Так, как мне нравится.

Да, подумал я. Старая история: поиски черной кошки в темной комнате, где никакой кошки нет.

И, поблагодарив за кофе, распрощался, уверенный, что никогда больше не увижусь с Валько. Впрочем, по нему было видно, что и он в этом уверен.

51.

Но по пути к метро мне пришла в голову отличная идея. Мало ли каким скучным боком поворачивается жизнь — я могу разукрасить этот бок так, как мне хочется. Финал будет. Очень простой и эффектный: я попадаю в квартиру Валько и вижу там то, что видел, с одним отличием: книги, фильмы и музыка — только советского времени. Мебель советского времени. Все — советского времени. И это получится повесть о человеке, для которого прошлое стало настоящим, а настоящее — ничем.

Хоть что-то тогда прояснится, станет понятнее, потому что я устал уже не понимать свое время и людей этого времени, а кто мне объяснит, если не я сам?

Нет, правда, как вам такой финал?

Мне нравится.

Примечания

1

Сейчас сказали бы — конкретный. (Здесь и далее — примеч. автора.)

2

Сейчас говорят — «продвинутые».

3

Минздравсоцразвития пусть не напрягается: этих сигарет давно не существует.

4

Сейчас сказали бы — «прикольного».

5

Забытая уже многими советская привычка: табак в сигаретах был влажен и туго набит. Само собой, это рождало фольклор. Загадка: «Чем похожа женщина на сигарету?» Ответ: «Обеих (говорилось — „обоих“) перед употреблением надо размять!» Или такая интермедия: сунуть товарищу под сигарету огонь спички и тут же убрать со словами: «Не еврей — раскуришь!» Товарищ, втягивая щеки, старается: кому ж хочется быть евреем?

6

Часто туда шли на вечернее и заочное отделения уже готовые функционеры, у которых по каким-то причинам не имелось высшего образования; им история и общественные науки представлялись самыми абстрактными и, значит, по их разумению, самыми легкими: не логарифмы считать.

7

Первая была в шестидесятые, но для избранных, вторая пришлась на конец семидесятых, уже полноводная, охватившая всю учащуюся, трудящуюся и уж конечно тунеядствующую молодежь, с конца же восьмидесятых эта свобода соединилась со свободой политической, поднялся девятый вал, который не утратил свою мощь до сих пор — пожалуй, даже и нарастает.

8

Сейчас говорят определеннее: человек нетрадиционной сексуальной ориентации.

9

Тут я с ним не согласен, хотя душой ему сочувствую.

10

Были молодые люди, из непростых семей, для которых это являлось постоянным источником карманных денег. Их начальственные родители по блату получали подписные издания, им дарились на юбилеи дорогие альбомы с репродукциями и т. п., а в букинистических магазинах, учитывая тогдашний книжный голод, брали все подряд. Особо ценились книги издательств «Искусство», «Прогресс», «Художественная литература»: дорого стоили. «Политиздат» и «Просвещение» не котировались — выпускали сплошь дешевку для детей и агитаторов.

11

Аморалкой назывались грехи, за которые действительно могли исключить не только из комсомола, но и из вуза: пьянство (если попадешься), фарцовка (опять же, если уличат), половая распущенность в особо циничной и откровенной форме; сейчас студентам легче, ни пьянство, ни коммерческая деятельность, ни сексуальные подвиги не преследуются, лишь бы человек учился (или — лишь бы платил за обучение).

12

Культовую, сказали бы сейчас.

13

Через два десятилетия это будут называть корпоративными вечеринками.

14

Сейчас говорят — унисекс.

15

Кстати, тушь была — «Луи Филипп». 12 руб. с рук.

16

Да и то не всякую. «Волга ГАЗ-24», например, предназначалась только для государственного пользования. Правдами и неправдами иногда ее давали народным артистам. Еще ее позволялось выиграть в лотерею. Популярна была байка о простом инженере, который выиграл «Волгу» и к которому тут же явились рыночные кавказцы с предложением продать билет за двадцать пять тысяч. По одной версии инженер отказался, по другой взял; наверное, вариант зависел от того, как поступил бы сам рассказчик этой истории.

17

Сейчас говорят: «продвинутой».

18

Теперь говорят: пиратские.

19

Теперь это называют драйвом.