Франсуаза Саган - Потерянный профиль

• Название: Потерянный профиль
• Автор: Франсуаза Саган
• Издательство: РИОТИП
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-88570-004-4

Эта книга популярнейшей французской писательницы раскроет перед вами загадочный и таинственный внутренний мир женщины с ее тоской по настоящей любви, бытовыми, социальными, психологическими и сексуальными проблемами. В сборнике представлены пять из лучших повестей Франсуазы Саган и рассказ, опубликованные в периодике.

---

— Я абсолютно не в курсе дела, — ответила я, — я узнаю.

— Я на вас рассчитываю. А если у вас есть более неотложные дела с людьми, менее flair play, чем мы, советую вам сменить адвоката. По-моему, он считает почти неприличным, что мы хотим как-то обеспечить вас. Тысяча долларов в месяц — не такие уж сумасшедшие деньги.

Я считала, что наоборот. Слабо поблагодарив, я обещала немедленно заняться всем этим и повесила трубку. Мое любопытство было возбуждено; особенно удивлял тот факт, что адвокат Юлиуса, по логике вещей обязанный быть опаснейшей акулой, вел себя как овечка с моей не менее опасной свекровью. Но я тут же обо всем этом забыла. Шофер согласился взять нас, меня и собаку, и я поздравила себя с этой удачей, ибо доступ в автобус и метро был нам закрыт, и в редакцию я могла попасть или благодаря сострадательному таксисту, или пешком. Но сегодня утром это лишило бы меня остатка сил. Мне казалось, что на одном поводке у меня будет мой толстый и неуклюжий пес, а на другом — воспоминание о Луи и этих двух днях, похожее на большого сторожевого пса, громоздкого и норовистого, только в ином роде, чем мой восхитительный метис. Дюкре ожидал меня; вернее, его секретарша перехватила меня по дороге и направила в кабинет главного редактора. В Дюкре преобладал серый цвет: и костюмы его, и глаза, и волосы были одинаково серыми. Но в этот день вид у него был взбудораженный и довольный, и это меня обрадовало. Это был робкий, очень вежливый человек, страстно увлеченный своим журналом, которым он руководил вот уже восемь лет и который доставлял ему, я знала, большие финансовые затруднения.

— Дорогая Жозе, — сказал он, — у меня для вас чудесная новость. Если предположить, что для вас это новость. Вот. Речь о том, что журнал будет выходить на шестидесяти четырех страницах вместо тридцати двух, будет преобразован и обогащен. Иными словами, мы предпримем попытку сделать из него нечто иное, чем журнал для узкого круга.

— Это великолепно, — искренне ответила я. Журнал нравился мне и своим серьезным тоном, и своей независимостью, и тем еще, что постепенно его сотрудники, я чувствовала, приняли меня в свою среду.

— Если все это удастся, — продолжал Дюкре, — я предложу вам более значительную должность, но и связанную с большей ответственностью. Ибо, с одной стороны, я вас очень уважаю, а с другой — ведь именно благодаря вам я смогу, наконец, сделать из моего журнала то, о чем я мечтал.

— Совсем ничего не понимаю, — сказала я. Мгновение он смотрел на меня с недоверием, потом улыбнулся.

— Это действительно так, — сказал он. — Вы должны быть вдвойне счастливы, потому что это ваш замечательный друг Юлиус А. Крам предложил финансировать наш журнал.

Я застыла, озадаченная. Потом вскочила, бросилась к Дюкре и поцеловала его в лоб. Я тут же извинилась, но он тоже смеялся от удовольствия.

— Это так прекрасно, — сказала я. — Как я счастлива и за вас, и за всех, и за себя. Как все будут веселиться! Юлиус — чудо. Это правда, — добавила я с присущей мне бессознательностью, — счастье никогда не приходит одно.

Он глянул на меня вопросительно, но я вместо ответа только махнула рукой,

— А когда вы узнали об этом? — спросила я.

— Сегодня утром. Я уже, конечно, встречался о Юлиусом А. Крамом, — он сделал жест рукой, также избавлявший его от объяснения этого «конечно» — но сегодня утром он мне позвонил. Он объяснил мне, что ему представляется очень интересным, очень занятным принять участие в таком серьезном журнале, как наш. Попутно он спросил, с большой деликатностью, должен заметить, считаю ли я возможной вашу более активную работу в журнале. Если бы в его просьбе был малейший повелительный оттенок или если бы я не знал, что вы действительно любите свое дело, я бы отказался. К счастью, это не тот случай. Дорогая Жозе, я хочу вам доверить весь отдел живописи и скульптуры, вам и Максу, — и я уверен, что, наконец-то, вы будете по-настоящему увлечены, не говоря уже о том, что и ваше материальное положение улучшится.

— Я в восторге, — ответила я.

Я и вправду была в восторге. Это доказывало, что «Даймлер», виденный утром, не был ни хорошим, ни тем более дурным знаком. Это доказывало, что Юлиус начинает принимать меня всерьез как журналистку, а, следовательно, и как независимую женщину. Это доказывало также, что Дюкре, отличавшийся, как мне было известно, принципиальностью, ценил мою работу. У меня не только забилось сердце, но и заработала голова.

— У вас нет никаких возражений? — спросил Дюкре. Я подняла брови:

— Чего ради?

— Просто я хотел убедиться, — ответил он. — Я считаю нужным сказать вам только, что если по какой-то причине, которая меня не касается, вы желали бы отказаться от этой должности, это абсолютно ничего не изменило бы в наших отношениях.

Я совсем не понимала, что он хочет сказать. Вероятно, он принадлежал к плеяде несчастных глупцов, веривших в тайные узы между мной и Юлиусом, этих слепоглухонемых, не знающих о существовании Луи.

— Никакой сложности подобного характера не существует, — ответила я с тем добродетельным видом, который дает сознание разделенного чувства. — Нам следовало бы лучше выпить шампанского.

Через десять минут восемь интеллектуалов — к их числу я относила и себя, — две секретарши и собака оккупировали соседнее кафе и распили три бутылки шампанского за будущее великого журнала, который должен появиться на свет. Дюкре, осаждаемый вопросами о таинственном вкладчике, с улыбкой говорил о некоем друге, изредка бросая на меня вопросительный взгляд, но благодаря моей искренней радости и выпитому шампанскому, взгляд этот вскоре стал дружелюбным и теплым. Я позвонила Дидье и приказала ему бросить все дела и приехать обедать в «Шарпантье», где я буду его ждать.

— Нет, — говорил Дидье, — нет, не может быть! Как я рад!

Я только что поведала ему о моей любви к Луи, о его любви ко мне, а он был и изумлен, и счастлив.

— Луи хотел, чтобы мы объявили вам об этом вместе, — рассказывала я. — Но мне казалось, что прожить неделю, даже ни с кем не говоря о нем, это так долго, что он, в конце концов, разрешил сказать вам.

— Подумать только, — говорил Дидье, — подумать только, с какой яростью он на вас обрушился в первый раз, а вы на него.

— Он думал, я любовница Юлиуса, — весело ответила я, — ему это не нравилось.

— Я уговаривал его, что это не так, — продолжал Дидье, — а он назвал меня дураком. Надо признаться, поверить было трудно, вернее, не поверить. А Юлиус знает?

— Нет, еще нет. Но на днях я ему скажу.

— У Апренанов вид у него был не очень-то довольный, — продолжал Дидье. — Он казался даже взбешенным.

— Да нет же, — возразила я, — он не только не сердится, но даже позвонил Дюкре, моему милому редактору, как раз сегодня утром, и предложил помочь ему вытащить журнал. Ему вдруг показалось забавным потерять немного денег. Это чудесно, вы не находите? Милый Юлиус…

Я совсем растрогалась.

— Милый Юлиус, — задумчиво повторил Дидье. — Впервые я узнаю, чтобы Юлиус А. Край заинтересовался убыточным предприятием.

Он вдруг помрачнел, задумчиво разминая в тарелке картофелину.

— Вы не думаете, — произнес он, — что этим Юлиус делает попытку вас удержать?

— Нет, он не настолько недалек. Во всяком случае, Дюкре дал мне понять, что не принимает этого в расчет и ценит мою работу. Дидье, дорогой мой деверь, вы отдаете себе отчет? Я люблю Луи, и у меня есть профессия!

Он поднял глаза, посмотрел на меня, потом вдруг беззаботным движением поднял свой бокал и чокнулся со мной.

— За вас, Жозе, — сказал он, — за вашу любовь, за вашу работу.

Потом мы вернулись к главной теме, то есть к Луи. Я узнала, что он примерный, брат, у которого всегда можно найти сочувствие, поддержку, — настоящий друг, достойный полного доверия. Я узнала, что ему всегда попадались женщины, не годившиеся ему, по мнению Дидье, и в подметки. И я узнала то, что уже знала: то есть, что, вне всяких сомнений, мы созданы друг для друга.

— Но как вы сможете, — добавил Дидье, — работать в Париже и жить в деревне?

— Посмотрим, — ответила я, — всегда можно найти компромиссное решение.

— Луи не любит компромиссов. Спешу обратить на это ваше внимание.

Я знала это, и это делало меня еще счастливее.

— Конечно, мы найдем, конечно, мы найдем, — весело повторила я.

Погода была прекрасна — как никогда. Мою шею еще жег недавний след зубов Луи. От выпитого натощак шампанского все расплывалось и летело. Я была на вершине счастья. Через пять дней, в пятницу вечером, я сяду в поезд, и он повезет меня в Солонь, к Луи. Я открою его жизнь, его дом, его животных. Там я буду укрыта от всего.

В тот же вечер Дидье и я ужинали с Юлиусом. Это был очень веселый вечер. Казалось, Юлиус не меньше моего в восторге от своего намерения, а я обещала, что благодаря журналу сделаю его вдвойне миллиардером. Он поведал нам, что уже давно мечтает заняться чём-то, кроме биржи. Он даже просил нас помочь ему расширить его знания в области искусства. Короче говоря, он элегантно сменил роль мецената на роль признательного неуча. Он дал понять, что ему скучно, живопись его занимает, и, войди в нашу игру, он желает одновременно и развлечься, и просветиться. Он задал мне два-три небрежных вопроса о том, как я провела коней недели. Я ответила лишь, что не могла поступить иначе, а он, к моему удивлению, не настаивал на большем. Даже Дидье отметил позднее, что, быть может, ошибся в нем и что Юлиус, благодаря мне, обнаружил своего рода бескорыстие, которого он до сих пор за ним не знал. Неделя прошла очень быстро. Луи звонил мне. Я звонила Луи. Мы составляли все новые проекты нашего журнала. Дидье повсюду сопровождал меня. По вечерам я рассказывала ему и Юлиусу о наших новых находках. В четверг мы ужинали вчетвером, вместе с Дюкре. Он, казалось, в свою очередь, был покорен благородством и спокойствием Юлиуса А. Крама, а также отсутствием у того претензии выглядеть интеллектуалом. Я решила сегодня же вечером объявить Юлиусу, что завтра еду в деревню к Луи Дале, но ужин прошел так весело, все мы были в таком восторге друг от друга, что в машине мне не захотелось пускаться в щекотливые объяснения. Я ограничилась, сказав, что еду в деревню с Дидье, что, впрочем, было правдой, так как последний должен был сопровождать меня. Он ответил мне: «Не забудьте, что в понедельник мы ужинаем с Ирен Дебу» — без малейшего оттенка горечи. Я смотрела, как его почти голый череп, чуть возвышающийся над спинкой сиденья, исчезает в ночи, и вспомнила, как в тот вечер в Орли он был для меня символом поддержки и утешения. Сердце мое сжалось на мгновение оттого, что теперь он стал лишь воплощением одиночества.