Ирина Борисова - Разве бывают такие груши (рассказы)

• Название: Разве бывают такие груши (рассказы)
• Автор: Ирина Борисова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Вдрызг переругавшиеся, местами израненные и очень недовольные друг другом, эти родственники в восторге от вашего появления. Каждый из них стремится уединиться с вами и, отогнав других, взахлеб жалуется, поливая остальных отборной бранью. Для каждого вы - долгожданная возможность излить душу, высказать все, что накопилось, и, сделав это, вся семья умиротворяется и наперебой ухаживает за вами - человеком, принесшим в их дом пусть временное, но затишье. И вам выделяют самую лучшую кровать, со зверскими лицами шикая друг на друга, ходят на цыпочках, охраняя ваш покой, и вы с мыслью: - Нет, хорошо, что есть на свете и несчастливые семьи! - засыпаете и спокойно спите до утра.

1978

Советы и сюжеты

Я задумываю рассказ, прочитав который, люди перестали бы давать друг другу непрошеные советы. В самом деле, как часто кто-то упорно твердит, что вам надо сделать это и то, когда на самом деле вам надо совсем другое. Если бы я была художником, я написала бы картину под названием "Совет", где изобразила бы двоих: одного - советующего, прижавшего руки к груди, убежденно доказывающего что-то, но украдкой посматривающего и на свое вдохновенное лицо в зеркало. А тот, к кому это все обращено, глядел бы в окно, грустно усмехаясь, и видно было бы, что мысли его далеко-далеко. Я очень ярко вижу эти лица - на этой картинке и будет держаться сюжет моего рассказа.

Предположим - он может быть таким - у второго героя - это тот, кому дают советы, случились неприятности. Удрученный и расстроенный, он приходит к старым друзьям. Спеша к ним, он помнит ласковое хозяйкино: "Ну, как пирожки?", твердую руку хозяина, до синяков, но дружески бьющую по плечу при встрече. Ему так хочется, сидя в уютном кресле, отвлечься от всех своих бед, хоть на вечер позабыть о них. Но открывается дверь, он с тоской понимает, что отдохнуть здесь не удастся - хозяева уже все знают, у них одинаково встревоженные, озабоченные лица. С торжествующим криком: "Ага!" они хватают гостя под руки, ведут, как больного, в кресло и, довольные, что в их монотонной жизни что-то случилось, гордые, что именно к ним человек принес свои неприятности, стоя над ним, как медицинский консилиум, сыплют вопрос за вопросом, на которые он, вздрагивая и дергаясь, как от зубной боли, вынужден отвечать, а потом, наморщив лбы, решают, как ему быть, а, решив, окончательно замучивают советами.

Или, еще один вариант, героини моего рассказа - женщины. Одинокую красивую простуженную женщину приходит навестить ее не очень красивая, но семейная подруга. Прихлебывая из блюдечка чай, скептически оглядывая подругино холостое жилище, она, сама обладая двумя детьми и мужем, убежденно советует красивой тоже, наконец, определиться, найти себе кого-нибудь и завести порядочную семью. И, спускаясь по лестнице, гордая сознанием, что сказала подруге столько дельного и правильного, она и не подозревает, что ее собственный муж в это время говорит с красивой по телефону, в чем-то ее убеждает, а та молча вздыхает и в раздумье качает головой.

Или - рассказ может быть и юмористическим. Вот женщина, специально вырядившись в дачную куртку, напялив на голову облезлый платок, является к приятельнице и, настойчиво глядя ей в глаза, жалуется, что, перенеся страшную ангину, не вылезает с больничного, что и мужу задерживают премию, что не в чем ходить и не на что купить новое пальто. И, простодушно всплескивая руками, принимая все за чистую монету, приятельница горячо призывает лучше вырезать гланды, найти другого мужа, не спешить с пальто, пока не определилась мода - вооружившись всем своим жизненным опытом, она советует, вместо того, чтобы кое о чем, наконец, вспомнить и вернуть одолженные еще в прошлом году пятнадцать рублей.

Итак, думаю я, три варианта передо мною, все три достаточно убедительны, надо только решиться, на какую тему писать, чтобы произвести сильное впечатление, чтобы, прочитав, каждый задумался и сказал себе: "А правда, как бессмысленно, как глупо, как ни стыдно давать советы, когда от тебя ждут чего-то совсем другого, или вообще ничего от тебя не надо никогда я не буду больше так делать!"

И я, наконец, кажется, выбираю вариант, и уже сажусь за стол, но вдруг звенит звонок - на пороге моя двоюродная сестра. Она вся в слезах, она ужасно расстроена. "Что такое?" - беспокоюсь я. Оказывается, она поссорилась с дочерью, потому что та сделала что-то не так, как она советовала. "Подумать только!" - поражаюсь совпадению тем я. И, напоив сестру валерьянкой, я сначала вкрадчиво и тихо, потом убедительно и громче, развивая дорогую мне идею, говорю о бесполезности советов. Я, как случаи из жизни, рассказываю все три своих сюжета, я воодушевляюсь, прижав руки к груди, быстро хожу по комнате, она безучастно смотрит в окно, и вдруг - где я видела эту картинку - да ведь эта та самая, от которой отталкивались все мои сюжеты - я, выходит, и сама советую не советовать!

И я сразу останавливаюсь. Сестра в последний раз повторяет: "Ты бы видела ее лицо!" и, безнадежно махнув рукой, уходит. Я остаюсь и начинаю думать. Я думаю о той искренней горячности, с которой я говорила. Я думаю, что и говорила-то я не пустые слова, а то, о чем долго размышляла и хотела, чтобы это поняли другие. И картина "Совет" уже рисуется мне иначе. Теперь меня больше интересует первый герой - тот, кто советует. Уже не самодовольно посматривает он в зеркало, весь он - страстный порыв донести до слушателя то, в чем сам убеждался годами, а слушатель не хочет ни понимать, ни слушать. В геометрии есть понятие - скрещивающиеся прямые. Они никогда не пересекутся, и даже не как параллельные, лежат в разных плоскостях. Я думаю, как часто диалоги, да и не только диалоги, а и вообще, взаимоотношения даже близких людей походят на эти прямые. У одного - свои устремления, мысли, цели, желания, свой путь, который можно сравнить с ведущей куда-то линией, и когда человек делится всем, что в нем есть с другим человеком, тот начинает излагать иную жизненную установку, которая, как другая линия, отталкивается от чего-то совсем другого и направлена в другую сторону. Как и у героев всех трех моих сюжетов, слова одного человека - лишь повод для другого сказать свои слова, каждый говорит только свое, каждый продолжает свою прямую.

Я представляю в бесконечном времени и пространстве множество отрезков скрещивающихся прямых, возникающих, одиноко спешащих куда-то и где-то замирающих. И мне становится страшно, я не хочу больше писать картину "Совет". Я хочу думать о ярких звездочках пересечений, весело мерцающих на фоне одиноких и холодных отрезков.

1980

Человек с книгой

С малых лет его тянет к печатному слову. Получив от бабушки подарок в день рождения, он первым делом ухватывает ярлык и, медленно водя по буквам розовым пальчиком, вдруг закатывается счастливым смехом, сложив, наконец, по слогам: "Голыш целлулоидный, сорт 2, цена 49 копеек".

В школе он запоем читает под партой, и изумленно хлопает глазами, невольно покинув пещеру Франкенштейна, когда разъяренная учительница, дубася кулаком по столу, в пятый раз выкрикивает его фамилию.

Он не пьет, не курит и не гуляет с девушками в институте. Лекцию за лекцией и курс за курсом он глотает "Короля Лира", "Незримый фронт" и "Не отосланные письма" и где-то между "Фараоном" и "Актером" вдруг получает диплом инженера.

По дороге на работу он привыкает покупать охапку газет и, пробежав их все и не насытившись, жадно пялится на расписанную газетными абзацами черно-белую кофточку соседки. Та не выдерживает, выходит за него замуж и первым делом пытается запретить ему читать за обедом. Она решительно отбирает "Завтрак для чемпионов", ангельским голоском спрашивает, как прошел день, и, непривычный к разговорам, запинаясь, он начинает было рассказ, но вдруг умолкает, опять во что-то впивается, и, проследив за его взглядом, она замечает на столе скомканный журнальный листок, в который была завернуты купленные на базаре семечки.

Он читает все, что попадается под руку, что заносят сослуживцы, читает в рабочее время, и в один прекрасный день его оттаскивают от "Черной металлургии" и с позором ведут к начальству. Ему грозят: "Мы можем очень быстро вас уволить", и он поспешно кивает, соглашаясь, потому что как можно скорее желает узнать, сумеют ли забойщики дать полторы тысячи процентов. Когда жена собирает чемоданы и заявляет: "Прощай, я ухожу к другому!", он, на секунду отрываясь от "Анатомии одного развода", умоляет: "Подожди, мне тут осталось три страницы".

Жена хлопает дверью, и "Десять лет спустя" сменяет "Двадцать лет спустя", он стареет и, сделав вывод, что интересней, чем на самом деле никому не выдумать, увлекается мемуарами и дотягивает до пенсии. На склоне лет он ходит по поликлиникам заказывать очки и, пристрастившись к сан. листкам и противогриппозным памяткам, читает популярно-медицинскую литературу. Приходит день, и из его ослабевших рук выпадает "Профилактика холеры на Востоке", и несколько дальних родственников разжимают окоченевшие пальцы. А когда на кладбище мимо него кому-то другому понесут роскошные венки, то родственникам вдруг покажется, что один глаз ушедшего приоткрылся и с интересом покосился на золото букв на черном муаре, и они поскорее схватятся за молотки, чтобы избавиться от наваждения.