Ирина Борисова - Разве бывают такие груши (рассказы)

• Название: Разве бывают такие груши (рассказы)
• Автор: Ирина Борисова
• Жанр: Русская классическая проза

---

Он читает все, что попадается под руку, что заносят сослуживцы, читает в рабочее время, и в один прекрасный день его оттаскивают от "Черной металлургии" и с позором ведут к начальству. Ему грозят: "Мы можем очень быстро вас уволить", и он поспешно кивает, соглашаясь, потому что как можно скорее желает узнать, сумеют ли забойщики дать полторы тысячи процентов. Когда жена собирает чемоданы и заявляет: "Прощай, я ухожу к другому!", он, на секунду отрываясь от "Анатомии одного развода", умоляет: "Подожди, мне тут осталось три страницы".

Жена хлопает дверью, и "Десять лет спустя" сменяет "Двадцать лет спустя", он стареет и, сделав вывод, что интересней, чем на самом деле никому не выдумать, увлекается мемуарами и дотягивает до пенсии. На склоне лет он ходит по поликлиникам заказывать очки и, пристрастившись к сан. листкам и противогриппозным памяткам, читает популярно-медицинскую литературу. Приходит день, и из его ослабевших рук выпадает "Профилактика холеры на Востоке", и несколько дальних родственников разжимают окоченевшие пальцы. А когда на кладбище мимо него кому-то другому понесут роскошные венки, то родственникам вдруг покажется, что один глаз ушедшего приоткрылся и с интересом покосился на золото букв на черном муаре, и они поскорее схватятся за молотки, чтобы избавиться от наваждения.

1978

Кто, если не я?

Однажды, уже почистив зубы и надев пижаму, я подхожу к окну полюбоваться перед сном грозой, и вдруг при вспышке молнии замечаю пьяницу, тонущего в большой луже на пустыре. Я думаю, что, может, я единственный, кто его заметил, что пьяница тоже человек, и неизбежный вопрос: "Кто же спасет его, если не я?" заставляет меня надеть сапоги и плащ прямо на пижаму и идти на улицу.

Перепачкавшись и вымокнув до нитки, я вытаскиваю его и, прислонив к столбу, собираюсь уходить, но в оставлении его так мне все же видится что-то незавершенное. Кругом грязь, дождь, ни одного прохожего, а пьяница вдруг принимается голосить: "Ради бога! Отвези домой! Такое горе! Раз в жизни! Позор!", и я смягчаюсь, понимая, что человек, видимо, раз в жизни напился с горя и боится вытрезвителя. Я решаю, раз уж начал, довести дело до конца, я останавливаю "Жигули", шофер подозрительно смотрит на мою торчащую из-под плаща полосатую штанину, мы долго едем, но названного пьяницей адреса нет, шофер хмурит брови, мы едем назад, и вот мы уже опять на нашем пустыре, и я расплачиваюсь, потому что в кармане у пьяницы лишь билет общества спасения на водах и копейка мелочи.

Мы снова вдвоем, мне хочется, ударив его, уйти, но моя последовательность снова не дает мне покоя, мне кажется тем более нелогичным бросить его теперь, когда я с ним столько промучился. И я думаю отнести его в парадную и положить под батарею, там он высохнет, не простудится, не будет найден грабителями, но когда я втаскиваю его в подъезд, навстречу вдруг спускается сосед Александр Иванович.

Не слушая моих объяснений, он подхватывает пьяницу с другой стороны и, приговаривая: "Ай-ай-ай!", сочувственно посматривает на мою мелькающую пижаму, а когда нам попадается еще и прилепившаяся в ужасе к стене профессорша Пляскина, сообщнически подмигивает, и я не успеваю оглянуться, как заносит пьяницу в мою квартиру.

Опять мы вдвоем, пьяница валяется, пачкая мою чистую постель, и, обреченно взмахнув рукой, я громко говорю: "Если делать добро, то до конца", и, вздрагивая от омерзения, раздеваю его, оставляю спать на кровати, а сам стелюсь на полу.

И утром он оказывается тихим застенчивым человеком, кланяется и благодарит, а я произношу короткую великодушную речь, обличая в ней обычное людское равнодушие, он клянется, что все случившееся станет для него хорошим уроком, я весь день - в прекрасном настроении, но вечером, подойдя к окну, желая посмотреть на то место, где он лежал, я не верю своим глазам: он лежит там же, где вчера, и безуспешно пытается выбраться из лужи. И я долго думаю, а потом все же иду, переодев, правда, пижаму. И, увидев меня, он рыдает: "Кто, если не ты?", и вчерашняя история повторяется.

И теперь он каждый вечер на пустыре и встречает меня этими словами, когда, не выдержав, я к нему спускаюсь. В доме у меня дурная слава, соседи считают, что я сбился с пути, а я каждый день даю зарок не подходить вечером к окну, и все же каждый раз одним глазом да посмотрю, а, увидев, ничего не могу с собой поделать.

У меня осталась одна надежда: я написал письма во все инстанции, требуя скорее выстроить давным-давно заложенный между пустырем и моими окнами новый дом. Тогда пьяницу будет видеть кто-то другой, живущий в этом доме, а не я, и пусть тогда он задает себе всякие вопросы, потому что, когда дело касается спасения пьяниц, пусть это все-таки будет кто-то другой!

1982

Не волнуйся, мама!

- Ну, как живете? - беспечно спросила она, заходя в уже открытую для нее дверь. - Да ничего не случилось - надо же, наконец, вас проведать!

- А что у нас? - усевшись на скрипучий диван и заложив ногу на ногу, пожала она плечами. - Ну, когда же Коле заходить - эти проклятые командировки... Папа тоже в командировку? Когда? Сегодня? Вот как...

- Ну, а что может быть хорошего? Серая жизнь - дом - контора! А вот Люба Верецкая перешла во внешторг. Еще бы! Конечно, куда-нибудь пошлют! Естественно, нашлось кому замолвить словечко!

А вот и папа! Что? Нога? Ой-ой-ой! Как же ты поедешь? Да, вот рассказываю маме про Верецкую. Можешь себе представить, во внешторг! Ну, ты, папа, юморист - как это чего хорошего? Мама, ему обязательно надо сделать компресс!

- Ой, да вы тут пирогами лакомились? Пьянствовали втихаря, да? Ах, какая же я гадкая! Ладно тебе, папочка, ну, прости, поздравляю! Шестнадцать человек? И Завидовские были? Видишь, папа, как тебя все-таки помнят! То-то я смотрю, откуда у тебя такие часы?

- Папа, слушай, а ты давно знаешь Завидовского? Что ты, мама, со мной делаешь, ведь я худею! Между прочим, его зять - зав. отделом во внешторге. Ничего не имею, просто, как говорится, информация к размышлению. Понимаешь, папа, по совести говоря, у нас в конторе скучища смертная... Ну, знаешь, эти разговоры хороши в теории... Да-да-да, рассказывай про творческий труд кому-нибудь другому! Ну, конечно, а в это время всякие там Верецкие!.. Нет, ты прямо раскрываешь мне глаза! Скажите пожалуйста, знает японский! Что она - одна такая умная? Можно подумать - другие не знают!

В общем, больше я там работать не могу! Завтра же подаю заявление! А пойду хоть в бюро трудоустройства! Хоть мороженым торговать! Я, по-моему, ничего тебе еще и не предлагала. Ну, уж если на то пошло, не надо было меня запихивать в этот институт - видел сам, какие у меня технические склонности. В общем, ясно, рассчитывать мне больше не на кого, буду рассчитывать на себя! А что ждать? Ну, что ты мне скажешь?

- А что, я не способна выучить пять языков? Да, не удовлетворяет. Откуда же мне знать. Само собой - с таким настроением - нельзя. И потом, нельзя же, в самом деле, сидеть сто лет в такой дыре. Ах, папочка, вы были совсем другие люди! Не злись, папа, не злись - сами же меня так воспитали!

- Начальник отдела. Верецкая уверяет - есть вакансия. Ах, папа, спасибо тебе, конечно, только, знаешь, зря ты тут на меня ругался - все равно у нас ничего не получится. Она говорила - сегодня последний срок! Да-да, если ехать к нему, то немедленно, сегодня вечером! Ну, это не телефонный разговор! Очень жаль, конечно, но куда же ты с такой ногой, да перед командировкой! Ладно, папа, ладно, грех, конечно, упускать подобный шанс, но... Эх, всегда нам не везет, правда? На такси? Это, вообще, идея - на такси,.. А потом? До часу на вокзале? Нет-нет-нет, и не выдумывай! Перебьюсь я, в конце концов, и без внешторга, слышишь! Я говорю, отдай трубку! Мама, ну почему он у нас такой упрямый?

- Ну, если ехать, так ехать! Мама, быстренько, чемодан! Ах, пап, ты у меня просто душка, ей богу! И часы у тебя отличные - я Коле ищу - не достать! Где они только такие раздобыли? Что ты, пап, разве я к тому? Нет, ни в коем случае! Ну, спасибо!

- Мотор! Помчались! Ах... ну, ничего, мы ее на вокзале погреем, у батареи! Не, волнуйся, мама, думаю все будет в порядке, когда устроюсь сообщу. Салют!

1979

Другая жизнь

Я начинаю копить деньги, чтобы, накопив много, начать однажды новую, не такую бездарную, как у большинства окружающих, жизнь. Я коплю не просто, а определенным способом. От курева - рак, от алкоголя - цирроз, от женщин, вообще, одни неприятности, поэтому я откладываю:

Рубль - за пачку сигарет, которую я не выкурил.

Трешку, которую не пропил с дружками,

Десятку, потому что не потратился восьмого марта на цветы и духи "Быть может" для одной лохматой сослуживицы.

Собравшись с силами - целую тысячу, которую я, конечно, не выбросил на свадьбу с нею.

И тогда, когда у меня бы могла начаться заурядная семейная жизнь, находится множество поводов бросать деньги в копилку - отдавать большую часть, как пошлину, жене; дарить, чего доброго, подарки теще, а когда пойдут детишки, покупать еще кучу всякого вздора от ночных горшочков до японского магнитофона. Однажды, представив, как могла жена источить меня за эти годы, потому что я еще просто инженер, какими лоботрясами выросли бы мои детки, я не выдерживаю, вскрикиваю: "Хватит!" и бросаю в копилку полтинник на развод, а потом, увы, какое-то время "раскошеливаюсь" на алименты.