Джон Рид - Десять дней, которые потрясли весь мир

• Название: Десять дней, которые потрясли весь мир
• Автор: Джон Рид
• Издательство: ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1957

Джон Рид: Эта книга — сгусток истории, истории в том виде, в каком я наблюдал её. Она не претендует на то, чтобы быть больше чем подробным отчётом о Ноябрьской  революции, когда большевики во главе рабочих и солдат захватили в России государственную власть и передали её в руки Советов.

---

Так он стал странником больших дорог мира. Кто желал быть в курсе современной жизни, тому достаточно было следовать за Джоном Ридом, ибо всюду, где случалось что-нибудь значительное, он неизменно поспевал, как некий буревестник.

В Петерсоне стачка текстильных рабочих превратилась в революционную бурю — Джон Рид оказался в самой гуще.

В Колорадо рабы Рокфеллера выползли из своих окопов и отказались туда вернуться, несмотря на дубинки и винтовки вооружённой стражи, — и Джон Рид уже тут заодно с мятежниками.

В Мексике закабалённые крестьяне (пеоны) подняли знамя бунта и под начальством Виллы двинулись на Капитолий — и Джон Рид верхом на коне шёл рядом с ними.

Отчёт об этом последнем подвиге появился в журнале «Метрополитен», а позднее — в книге «Революционная Мексика». Рид в лирических тонах описал алые и пурпурные горы и обширные пустыни, «кругом защищённые исполинскими кактусами и испанскими иглами». Его пленили безбрежные равнины, но в ещё большей степени её обитатели, беспощадно эксплуатируемые помещиками и католической церковью. Он описывает, как они сгоняют свои стада с горных лугов, стремясь присоединиться к освободительным армиям, как они поют свои песни у лагерных костров по вечерам и, несмотря на голод и холод, в лохмотьях, босые, великолепно дерутся за землю и волю.

Грянула империалистическая война — и Джон Рид всюду, где грохочут пушки: во Франции, Германии, Италии, в Турции, на Балканах и даже здесь, в России. За свои разоблачения предательства царских чиновников и за собирание материалов, доказывающих их участие в организации еврейских погромов, он был арестован жандармами вместе с знаменитым художником Бордманом Робинсоном. Но, как и всегда, благодаря искусной интриге, счастливой случайности или остроумной проделке, он вырвался из их когтей и, смеясь, бросился в следующую авантюру.

Опасность никогда не могла его удержать. Она была его родной стихией. Он всегда пробирался в запретные зоны, на передовые линии окопов.

Как живо воскресает в моей памяти моя поездка с Джоном Ридом и Борисом Рейнштейном на Рижский фронт в сентябре 1917 г.! Наш автомобиль направлялся к югу, в сторону Вендена, когда германская артиллерия стала засыпать гранатами деревушку на восточной стороне. И эта деревушка вдруг стала для Джона Рида самым интересным местом в мире! Он настоял на том, чтобы мы поехали туда. Мы осторожно ползли вперёд, как вдруг позади нас разорвался огромный снаряд, и участок дороги, который мы только что проехали, взлетел на воздух чёрным фонтаном дыма и пыли.

Мы в испуге судорожно ухватились друг за друга, но спустя минуту Джон Рид уже сиял восторгом. По-видимому, какая-то внутренняя потребность его натуры была удовлетворена.

Так странствовал он по всему миру, по всем странам, по всем фронтам, переходя от одного необычайного приключения к другому. Но он был не просто авантюрист, путешественник-журналист, зритель со стороны, спокойно наблюдающий муки людей. Напротив, их страдания были его страданиями. Весь этот хаос, грязь, муки и кровопролития оскорбляли его чувство справедливости и приличия. Он настойчиво стремился добраться до корней всех этих зол, чтобы затем вырвать их с корнем.

И вот он вернулся из своих странствий в Нью-Йорк, но не на отдых, а для новой работы и агитации.

Вернувшись из Мексики, он объявил: «Да, в Мексике мятеж и хаос, но ответственность за всё это падает не на безземельных пеонов, а на тех, кто сеет смуту, посылая золото и оружие, т.е. на соперничающие друг с другом американские и английские нефтяные компании».

Из Петерсона он возвратился за тем, чтобы организовать в огромнейшем зале Нью-Йорка, в Madison Square Gardens, грандиозное драматическое представление, названное «Битва петерсонского пролетариата с капиталом».

Из Колорадо он вернулся о повествованием о расправе в Лудло, отчасти затмившем своими ужасами ленский расстрел в Сибири. Он рассказал, как шахтёров выбрасывали из их домов, как они жили в палатках, как эти палатки были облиты керосином и подожжены, как бегущих рабочих расстреливали солдаты — и как погибло в пламени два десятка женщин и детей. Обращаясь к Рокфеллеру — королю миллионеров, он сказал: «Это ваши шахты, это ваши наёмные бандиты и солдаты. Вы убийцы!».

И с поля сражений он вернулся не с пустой болтовней о жестокостях той или другой воюющей стороны, но с проклятиями самой войне как одному сплошному зверству, как кровавой бане, организованной враждующими между собою империализмами. В «Либерейторе» («Освободитель»), радикальном революционном журнале, в который он безвозмездно отдавал лучшие свои писания, он напечатал яростную антимилитаристскую статью под лозунгом «Добудь смирительную рубашку для своего солдата-сына». Вместе с другими редакторами он был привлечён к нью-йоркскому суду за государственную измену. Прокурор всеми силами старался добиться обвинительного приговора от патриотически настроенных присяжных; он дошёл даже до того, что поместил близ здания суда оркестр, игравший национальные гимны во всё время судоговорения! Но Рид и его товарищи твёрдо отстаивали свои убеждения. Когда Рид мужественно заявил, что он считает своим долгом бороться за социальную революцию под революционным знаменем, прокурор задал ему вопрос:

«Но в нынешней войне вы воевали бы под американским флагом?»

«Нет!» — категорически отвечал Рид.

«Почему же нет?»

В ответ на это Рид произнёс страстную речь, в которой обрисовал ужасы, свидетелем коих он был на поле сражения. Описание получилось настолько живое и сильное, что даже некоторые из предубеждённых мелкобуржуазных присяжных расчувствовались до слёз и редакторов оправдали.

Как раз в момент вступления Америки в войну случилось так, что Рид подвергся операции, в результате которой лишился одной из почек. Врачи объявили его негодным для военной службы.

«Потеря почки может освободить меня от службы войне между двумя народами, — объявил он, — но она не освобождает меня от службы войне между классами».

Летом 1917 г. Джон Рид поспешил в Россию, где в первых революционных стычках распознал приближение великой классовой войны.

Быстро проанализировав ситуацию, он понял, что завоевание власти пролетариатом логично и неизбежно. Но его волнуют промедления и отсрочки. Каждое утро он просыпался и с чувством, похожим на раздражение, убеждался, что революция ещё не началась. Наконец, Смольный подал сигнал и массы двинулись в революционную борьбу. Вполне естественно, что и Джон Рид пошёл вперёд вместе с ними. Он был вездесущ: при роспуске предпарламента, при постройке баррикад, при овациях Ленину и Зиновьеву, когда те вышли из подполья, при падении Зимнего дворца…

Но обо всём этом он рассказал в своей книге.

Он собирал материал повсюду, переходя о места на место. Он собрал полные комплекты «Правды», «Известий», всех прокламаций, брошюр, плакатов и афиш. К плакатам он питал особенную страсть. Каждый раз, когда появлялся новый плакат, он не задумывался сорвать его со стены, если он не мог добыть его иным способом.

В те дни плакаты печатались в таком множестве и с такой быстротой, что трудно было найти для них место на заборах. Кадетские, социал-революционные, меньшевистские, левоэсеровские и большевистские плакаты наклеивались один на другой такими густыми слоями, что однажды Рид отодрал пласт в шестнадцать плакатов один под другим. Ворвавшись в мою комнату и размахивая огромной бумажной плитой, он воскликнул: «Смотри! Одним махом я сцапал всю революцию и контрреволюцию!»

Так, разными способами он собрал великолепную коллекцию материалов. Она была так хороша, что когда после 1918 г. он прибыл в гавань Нью-Йорка, то агенты американского генерального атторнея (министр юстиции) отняли их у него. Ему удалось, однако, вновь завладеть ими и спрятать в нью-йоркской комнатушке, где среди грохота подземных и надземных поездов, пробегавших над его головой и под ногами, он на своей машинке написал «Десять дней, которые потрясли мир».

Разумеется, американским фашистам нежелательно было, чтобы эта книга дошла до публики. Шесть раз врывались они в контору издательства, пытаясь украсть рукопись. На своей фотографии Джон Рид надписал: «Моему издателю Горацию Ливерайту, едва не разорившемуся при печатании этой книги».

Эта книга не была единственным плодом его литературной деятельности, связанной с его пропагандой правды о России. Разумеется, буржуазия знать не хотела этой правды. Ненавидя русскую революцию и страшась её, буржуазия пыталась утопить её в потоке лжи. Бесконечные потоки грязной клеветы изливались с политических трибун, с экранов кинематографа, со столбцов газет и журналов. Журналы, некогда выпрашивавшие у Рида статьи, теперь не печатали ни одной строчки, написанной им. Но они не были в состоянии зажать ему рот. Он говорил на многолюдных массовых митингах.