Никита Симонян - Футбол – только ли игра?

• Название: Футбол – только ли игра?
• Автор: Никита Симонян
• Жанр: Спорт
• Год: 1998
• ISBN: 5-88641-120-8

Книга о футболе 50х-80х годов глазами легендарного спартаковского форварда, одного из лучших бомбардиров чемпионатов СССР, олимпийского чемпиона, многократного чемпиона страны и обладателя кубка, заслуженного мастера спорта и заслуженного тренера Советского Союза Никиты Павловича Симоняна.

Живая легенда футбола вспоминает свой жизненный путь и анализирует итоги последних событий в футбольном мире. Особенно любопытны страницы восспоминаний, посвященные бразильскому футболу, Пеле, Гарринче, Вава, Диди. Впрочем, вся книга насыщена известными именами, памятными для всех матчами, личными впечатлениями от игры великих зарубежных и наших футболистов.

---

– Хлеба? – переспросил Пека. – Садись-ка ты лучше за стол. Вот тебе и хлеб и обед.

Мужчина посмотрел на аппетитно дымящиеся блюда, потом снова на Дементьева.

– Садись, садись! – настоял тот.

Через минуту-другую с тарелок почти все исчезло. И тут вернулся Миша.

– Ва! Как ты сюда попал? – удивился незнакомцу.

Тот съежился, покосился на Джоджуа и, кивнув на Дементьева, начал оправдываться:

– Я хлеба хотел… А он за стол пригласил…

– И ты ему веришь? Я только отвернулся, смотрю, сидит этот друг с ложкой. Не прогонять же, – как всегда серьезно сказал Пека.

Миша растерялся. Незнакомец поспешил удалиться. Только теперь Дементьев, улыбнувшись, сказал:

– Не ворчи. Сходи на кухню, там тебе что-нибудь найдут. Понимаешь, Мишка, жалко мужика, голодный ведь. Война, она, стерва такая, до каждого добралась…

Дементьев и на поле не терпел грубости, любил мягкую, техничную, я бы сказал, артистичную игру. Своим мастерством гипнотизировал защитников. Много лет прошло, а до сих пор перед глазами Петр Дементьев, Пека и мяч, движущийся рядом.

К сожалению, я играл рядом с ним всего один сезон. Потом Петр Дементьев перешел в киевское «Динамо», через два года в «Динамо» (Ленинград), команду, за которую выступал еще до войны.

И другой замечательный футболист Агустин Гомес, с которым я успел подружиться, покинул «Крылья Советов», приняв предложение московского «Торпедо».

Доброжелательный, мягкий, интеллигентный, Агустин как-то сразу расположил меня к себе. Он был старше года на четыре. Разница немаленькая для юности. Мог бы посматривать на меня свысока, но он никогда ни в чем не подчеркивал своего превосходства.

Умен, образован, много знал, много читал, учился в институте связи, причем учился по-настоящему, не пользуясь никакими льготами и поблажками.

Поначалу казалось невероятным, что я рядом с ним в одной команде. Он – из Испании! А кто из мальчишек моего поколения не следил за испанскими событиями, за борьбой республиканцев или не мечтал попасть в интернациональную бригаду?

Агустин много рассказывал об Испании, о своем детстве, о первых бомбежках, о пароходе с детьми республиканцев, отправившемся из Барселоны в Советский Союз…

А как игрок он полностью раскрылся в «Торпедо». В «Крылышках» ему было тесно. За автозаводцев играл на левом краю обороны и центральным защитником. Был капитаном команды. Обладал великолепным позиционным чутьем, умел подстраховывать партнеров…

Глубокий, интересный человек – интересный футболист. Глядя на Гомеса, я уже в ту пору задумывался об этой связи – личность – мастер. Но точной формулы пока не находил.

…Весной мы выехали на сбор в Сочи. Ранний подъем, одна тренировка, другая, кроссовая подготовка… Работал из последних сил, стиснув зубы, а Горохов не уставал повторять:

– Мужество, я тебе скажу, мужество, понимаешь ли, украшает мужчину!

Жили мы в санатории пищевой промышленности, занятия проводили неподалеку, внизу у реки, на аэродроме. Сейчас этот район застроен новыми домами, а тогда на огромном поле ставили сразу несколько ворот, и несколько команд могли одновременно тренироваться. Если во время занятий или контрольных игр заходили на посадку самолеты, все отбегали в сторону и ложились на траву, чтоб не сбило ветром.

В апреле начинался чемпионат страны, и все гадали, где и с кем придется помериться силами в первом матче. Наконец сообщили, что первая игра нам предстоит с командой «Динамо» (Минск) в Сухуми. Я, естественно, обрадовался возможности встретиться с родными, с друзьями и в то же время заволновался: как проведу этот матч, как буду выглядеть на поле – соберутся болельщики, которые меня знают, – не потеряюсь ли среди мастеров?

В Сухуми не было отбоя от знакомых, все расспрашивали, как думаем сыграть, на что рассчитываем.

В день игры в гостиницу пришел сильно озабоченный двоюродный брат Иван, отвел меня в сторону и сообщил, что в нашем доме был обыск. Что искали, неизвестно. Не обнаружив ничего предосудительного, все же арестовали и увели отца.

Новость ошарашила – что делать? Вскоре появился мой бывший партнер по сухумскому «Динамо» (он работал в МВД Абхазии) и по секрету сообщил мне, что обыск и арест отца затеяны с единственной целью – заставить меня перейти в тбилисское «Динамо». Предупредил, что после игры и меня должны задержать, чтобы отправить в Тбилиси.

Я сразу же рассказал об этом руководству команды. От дикости случившегося не мог прийти в себя, настроение было прескверным. А надо выходить на поле, играть…

В раздевалке ко мне подошел капитан «Крылышек» Владимир Егоров, ставший впоследствии известным хоккейным специалистом:

– Не волнуйся, Никита. В обиду не дадим, забрать тебя не позволим. И играй, как ты умеешь.

Первый матч первенства СССР мы выиграли, и надо было такому случиться: единственный гол забил я. Хотя во время игры получил травму, с поля не ушел.

Ребята окружили меня плотным кольцом, надеясь таким образом помешать беззаконию, проводили до гостиницы. Все решили, что мы с Абрамом Христофоровичем Дангуловым немедленно, не дожидаясь всей команды, должны выехать в Сочи. Я волновался за отца, но меня убедили, что мое присутствие в Сухуми лишь осложнит все дело. Я уеду, и его выпустят: нет же никаких оснований, чтобы держать под арестом.

Отца освободили через два дня. От него требовали: уговори своего сына перейти в тбилисское «Динамо».

В отце всегда было сильно чувство достоинства, и тут, возмутившись несправедливостью, он твердо ответил:

– Мой сын будет играть за ту команду, которую выберет сам. А я готов сидеть у вас сколько угодно, за мной вины нет.

Осенью после окончания чемпионата я приехал домой на отдых. Прошло несколько дней, в дом явился незнакомый человек и сказал, что меня просит зайти министр МВД Абхазии. Я отправился в министерство.

Министр предложил присесть и завел разговор издалека: почему я, воспитанник грузинского футбола, оказался в Москве? «В общем, – подытожил он длинную преамбулу, – у руководства Грузии есть мнение, что ты должен играть за команду республики, и тебе необходимо поехать в Тбилиси, чтобы переговорить обо всем на месте». Я понял, что министру дано указание препроводить меня в столицу Грузии.

Вышел подавленный. Все это никак не укладывалось в голове – и внимание к моей персоне, и вмешательство в футбольные дела на столь высоком уровне. Встревожен был больше, чем весной: тогда все обошлось, обойдется ли сейчас? Этот случай накладывался на другие, о которых рассказывали родители: арестовывали, высылали за пределы республики людей безо всяких на то оснований.

Дома стали уговаривать поехать в Тбилиси – вдруг будет хуже, если откажусь?

На вокзале меня встретил Борис Пайчадзе, бывший уже в ту пору знаменитым футболистом, сказал, что нас ждут. Я не поинтересовался, где ждут, решив, что встречусь с руководителями тбилисского «Динамо».

Борис Соломонович провел меня в солидный кабинет, где в кресле за столом сидел тучный человек в штатском. Потом уже выяснил, что хозяин кабинета – руководящий работник министерства внутренних дел республики.

– Слушай, – начал он без предисловий, – зачем тебе жить в Москве? Ты – армянин. Грузины и армяне – братья, а русские нас турками называют.

Я добавил, что еще и казбеками, но это ровным счетом ничего не значит.

– И все равно, как же ты можешь за них играть?!

Я ответил, что в команде ко мне все прекрасно относятся. И что, прожив год в Москве, не почувствовал неуважения ни к себе, ни к армянам или грузинам вообще. Не ощущаю разницы между собой и своими русскими товарищами.

Но мой собеседник не унимался:

– Мы, кавказцы, должны держаться вместе!

Видя, что атака ведется не на шутку, я стал придумывать разные предлоги, чтобы поскорее оставить этот кабинет и вырваться из Тбилиси. Сказал, что прежде мне необходимо съездить в Москву, объясниться с руководителями команды, взять документы.

– Ничего не надо! Сделаем тебе новый паспорт! Захочешь – будешь Симонишвили.

– Я хочу остаться Симоняном.

– Ладно, ладно, это шутка, – развеселился хозяин кабинета.

Договорились в конце концов, что я съезжу только в Сухуми и вернусь через несколько дней в Тбилиси.

Борис Пайчадзе проводил меня на вокзал. Всю ночь в поезде я не сомкнул глаз. Надо было делать выбор, принимать решение. Расстаться с «Крыльями»? Этого не мог представить. Горохов, Дангулов, ребята… На меня уже рассчитывали в команде. Как я им все объясню? Кто-нибудь из них скажет: не обращай внимания, забудь. А я очень волновался за родителей. После весеннего обыска, ареста отца ощутил беззащитность людей перед беззаконием, дурной начальственной волей. Вдруг придется ни за что страдать матери и отцу? В то же время отметал это, успокаивал себя: должна же где-то быть справедливость, и в Москве ее, наверное, можно найти…