Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 2

• Название: Ленинград действует. Книга 2
• Автор: Павел Лукницкий
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: История
• Год: 1971

Эта книга – продолжение фронтового дневника участника героической обороны Ленинграда.

Она охватывает период с марта 1942 года по февраль 1943 года, когда день за днем автор вел свой подробный дневник, описывая жизнь и быт защитников блокированного Ленинграда: действия армейских частей, авиации, Балтфлота и Ладожской флотилии. Боевой работе разведчиков в тылу врага, снайперов, пехотинцев, саперов, танкистов, летчиков, артиллеристов, моряков, транспортников, вдохновенному труду рабочих и интеллигенции города, колхозников пригородных хозяйств, снабженцев, организующей и руководящей роли партийных организаций в обороне города, всему, что характеризует героизм ленинградцев в тот тяжелейший год Отечественной войны, – посвящена эта книга.

---

– Ну как? – спросил Серпиков. – Выбрал! – обрезал Платов.

– А чего сердишься?

– Место больно поганое. Пни… Повозимся!

И оба разом глянули вверх. Вылетев из-под солнца, стайка самолетов, кружась, с воем моторов взмывая под белые облака, ныряя, затарахтела пулеметами. Маленький И-16, бесстрашно атакуя четверку «мессершмиттов», стремившихся спикировать на дорогу, вертелся среди них вьюном. Неуклюже качнулся, сделал попытку выровняться, но штопором пошел к распростертым внизу лесам…

– Сволочи! Сбили! Упал! – потряс кулаками Платов и сразу умолк: неведомо откуда взявшийся «лаг» ворвался в строй «мессершмиттов», сшиб головного, тот вспыхнул, прочертил в голубизне небес черную дымовую дугу; три остальных бросились наутек. «Лаг» гнался за ними, пока все не исчезли за горизонтом…

– Товарищ старший лейтенант! Это никак и есть вы?

Платов обернулся. Перед ним стоял выбравшийся из леса загорелый усатый боец.

– Я… А вы кто такой? Э, да, кажись, Петров? Третьим номером под Лугой у меня был?

– Точно! Я самый! – расцвел в улыбке боец. – Где свидеться-то через годик, товарищ старший лейтенант, довелось!

И пока грузный трактор пыхтел на мостике, а колонна ждала пути, два старых соратника вспомнили многое… Радостную дату 10 июля прошлого года, когда та, прежняя батарея Платова сбила за день три «юнкерса», а три фашиста из их экипажей попали к нам в плен. И другую, трагическую, 10 августа, когда окруженный врагами Платов плакал, разбивая по неумолимому приказу свою последнюю пушку. А вражеские самолеты, издеваясь над беспомощными зенитчиками, с высоты двадцати метров штурмовали отступавших красноармейцев. И потом не было ни связи, ни продуктов; питались ягодами. Десять суток выходили из жутких болот пешком…

– Весь год, товарищ старший лейтенант, я им мщу за это! – повел бровями Петров. – В гвардии нынче я!

Трактор наконец съехал с моста, колонна двинулась дальше. Гвардии красноармеец Петров долго еще стоял на обочине дороги, разглядывая с видом знатока проползавшую мимо него новую технику прежнего своего командира.

Вскоре стемнело, но зажигать фары было запрещено. Платов лежал на крыле головной машины, вслушиваясь в хлюпанье грязи под колесами, вглядываясь в кромешную тьму.

– Правее!.. Довольно! Прямо! Левей! – кричал он назад, и шофер яростно вертел баранку, полностью доверившись этому голосу.

– Влево! Еще!.. Правей!

По всей незримой в ночи колонне слышались подобные напряженные возгласы. Батарейцы шли рядом с пушками, оберегая их от падения в канаву. И на каждой сотне метров перекатывали их через опасные места на руках.

В три часа ночи лес оборвался. Дальше были одни только пни, развороченная земля, воронки, ходы молчаливых траншей. Ночь здесь и там раздиралась грохотом и молниями разрывов. Враг вел методический артиллерийский огонь. Чуть дальше над рекой вспыхивали осветительные ракеты, не умолкала пулеметная трескотня. Батарея была в районе прежней деревни Плинтовки, в полутора километрах от Невы, в двух – от немцев. И Платов, рассредоточив колонну, повел ее за собой изрытой, перепаханной снарядами целиной. Корчевали пни, прокладывали в хаосе иссеченного кустарника проходы, машину за машиной тащили на плечах, на руках. Иные из снарядов рвались совсем близко, осколки пробили борта трех машин. Но разгоряченным, сосредоточенным в физических усилиях людям было не до снарядов. И девушки-прибористки работали так же, как все… Опять пошел сильный дождь, шинели стали пудовыми. Пушки одна за другой занимали свои места на расчищенной для них площадке. Скрипел и позвякивал шанцевый инструмент. В болотную почву врыться было нельзя. Девять девушек-прибористок и повар Дуся, выбрасывая комья торфа лопатами, воздвигали бугры землянок, в которых можно было только лежать. Бойцы и командиры, сваливая жидкую землю между двумя рядами вбитых кольев, наращивали брустверы – укрытия для орудий и для приборов. Эти брустверы, высотой в два метра, являли собой инженерные сооружения, не предусмотренные довоенным уставом. Ибо кто прежде мог думать, что зенитную батарею понадобиться ставить на самом переднем крае, да вдобавок к тому – на болоте? Но каждый бруствер постепенно обрастал свежими, принесенными на плечах бревнами, и быстрее всех с этой работой справились орудийные расчеты Байшира и Грязнова.

Ночь давно уже сменилась утром, утро – тусклым дождливым днем, а батарейцы все работали и работали, не замечая ни времени, ни дождя, ни грязи, ни разрывающихся вокруг снарядов.

К Платову подошел незнакомый артиллерист со знаками различия старшего лейтенанта:

– Ну что? Марать приехал?

– А вы кто такой? – огрызнулся Платов.

– А я ваш сосед, начальник штаба полевого дивизиона, – весело ответил пришелец, – фамилия моя Груша Ну, приходите сохнуть, вон – метров сорок – моя землянка!..

Первый день боя за «пятачок»

28 сентября

Но сохнуть Платову не пришлось. Работа оборвалась внезапно в 3 часа дня, как только ветер разметал и отнес за горизонт тяжелые лохмы туч.

Резкий неожиданный выкрик разведчика, красноармейца Егорова, заставил всех кинуться по местам:

– Курсом девяносто один – три «Ю – восемьдесят семь», высота двадцать пять…

И время сразу стало измеряться секундами.

– По звену «юнкерсов» темп пять! – скомандовал Платов.

Приборы взялись вырабатывать данные, стволы орудий повернулись к летящим на высоте две тысячи пятьсот метров бомбардировщикам.

Платов искоса глянул на еще не испытанных в бою девушек. Сосредоточенные, внимательные, они всматривались только в свои приборы. О девушках можно было больше не думать. И Платов прикинул: немцы направляются туда, где наша наступающая в этот день пехота переправляется через реку.

В тембре голоса всех сообщающих данные был металлический автоматизм.

– Огонь!

Разрывы легли впереди цели. Головной самолет противника, никак не ожидавший, что напорется здесь на зенитки, резко свернул вправо, не дойдя до речных переправ. За ним метнулись вправо два других. Сделали вираж, кинулись к солнцу и новым заходом, изпод лучей, слепящих глаза зенитчикам, устремились к реке. Батарея Платова дала второй залп. Но «юнкерсы» все же успели войти в пике, сбросили бомбы и, резко набрав высоту, ушли восвояси…

– Чтоб тебе пусто было! – выругался старший сержант Байшир.

Батарейцы молчали. Платов кинулся к телефону, что был подключен к проводу соседнего артдивизиона, имевшего впереди наблюдателя:

– Куда бомбы упали?

– В воду… Не принесли вреда… Ну а вы-то что? Выходит, правильно я говорил? – ответил в трубку старший лейтенант Груша.

Платов рассерженно бросил трубку. И услышал выкрик Егорова:

– Курсом девяносто один – шесть «Ю – восемьдесят восемь»…

Донесения и команды посыпались как из счетной машины:

– По группе «юнкерсов»… Цель поймана! Дальномер тридцать два сорок… тридцать два шестьдесят… тридцать один восемьдесят… Больше его двадцать… Высота тридцать три двадцать… Скорость сто двенадцать. Есть совмещение… Огонь!

Дружные залпы охватили головной самолет. Он начал стремительно терять высоту, сделал разворот вправо, покатился, перерезав небосклон, вниз, вниз, до самых немецких траншей. Облачко дыма рванулось от земли. Остальные пикировщики развернулись и, сбросив бомбы куда ни попало, ретировались.

– Налетался один! Ура! – прозвенел от приборов восторженный девичий голос.

И вместо сухих, лаконичных формул по огневой позиции покатились шутки и смех. А на четвертом орудии ефрейтор Скабыш спокойно, с удовлетворением заключил:

– Это месть наша немцам за поруганную Белоруссию!

Налеты на передний край и на переправы продолжались весь день. Некогда было даже перекинуться впечатлениями. Чтобы обмануть зенитчиков и рассеять их внимание, фашисты стали делать заходы несколькими группами с трех сторон. Нужно было стрелять уже не всей батареей, а каждым орудием отдельно по разным целям. Командиры орудий не терялись, действовали самостоятельно.

И когда «юнкере» пикировал, ефрейтор Пилипчик, поймав его в прицельную трубку, держал в поле зрения до самого выхода из пикирования. И так увлекся, что не отклонялся от трубы даже в моменты выстрелов. А сила отката орудия, стоящего на болоте, была велика, ударом трубы Пилипчику перебило переносицу. Но, едва дав себя наспех перевязать, Пилипчик снова прильнул к трубе и не отрывался от нее до конца схватки.

Так же неотрывно охотился за воздушной целью ефрейтор Лупанин. Он не отпустил прицельную трубу, не дрогнул, даже когда в пяти метрах от его пушки разорвался артиллерийский снаряд. Можно ли было хотя бы прищуриться, если как раз в этот миг вражеский «юнкере» входил в пике и требовалось дать выстрел не позже чем через три-четыре секунды? Лупанина обдало землей, осколки провизжали и звякнули о металл пушки, но ее выстрел заставил «юнкерса» преждевременно вырваться из пике, и вражеские бомбы отклонились от цели.