Владимир Чивилихин - Серебряные рельсы (сборник)

• Название: Серебряные рельсы (сборник)
• Автор: Владимир Чивилихин
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1972

Произведения лауреата премии Ленинского комсомола Владимира Чивилихина «Серебряные рельсы», «Над уровнем моря» и «Пестрый камень», собранные в этой книге, повествуют о сильных людях, идущих крутыми жизненными дорогами; подвергаются испытаниям их мужество, человечность, гражданское сознание. Остросюжетные, своеобразные по форме, овеянные романтикой открытий и побед повести знакомят с яркими характерами молодых наших современников, борцов за новую жизнь. Действенный, негромогласный патриотизм героев В.Чивилихина, их мысли и нравственные искания близки сегодняшней комсомолии, подрастающему поколению граждан нашего Отечества.

---

Рассчитываю зимой послать охотника с нартами и имущество привезти. Остались наши личные вещи, собранные образцы камней, мяса килограммов 20, соль, охотничьи принадлежности, острога, веревка и пр. и пр. Взяли с собой одну заднюю ногу оленя, килограммов 15, оставшиеся сухари 4–4,5 килограмма, соли килограмма 3 – вот и все наше продовольствие.

Надеюсь через 5–6 дней дойти до погранзаставы, а оттуда уж доберемся домой. Из одежды взял каждый по полушубку и плащу. Телогрейки оставили. Я иду в сапогах. Журавлеву дал свои валенки. Кроме того, у него есть ботинки, которые требуют ремонта. Стофато идет в валенках, сапоги у него совершенно развалились, валенки требуют ремонта – протерты пятки.

На первых же шагах досталось идти по очень трудному месту – гарь по скалам. Продвигаться исключительно тяжело, особенно с грузом. Пошли левым берегом, почти наугад, так как судить о преимуществах и недостатках по нашей карте нельзя. Руководствовался тем, что Базыбай нужно обходить по левому берегу, с левого берега меньше притоков и как будто короче путь. Возможно, если будут благоприятные условия, ниже Базыбая поплывем снова. Для этого взяли с собой пилу и топор.

Погода исправилась. Вчера всю ночь шел снег, днем было переменно, а сейчас прояснилось, очень холодно, и светит луна».

Короток предзимний сибирский день. После сумеречного рассвета появляется из-за Саян солнце без лучей. Оно не успевает даже разогнать туман в речной долине. Быстро бледнеет и опускается, спеша, наверное, в те края, что не так суровы и требуют больше ласки.

Изыскатели шли, шурша опавшими листьями, спотыкаясь о валежины. Забрели в большой завал. Обомшелые гниющие древесные стволы, волглые упругие сучья и трухлявые пни выматывали силы. Идти по такому завалу было не только трудно, но и опасно – того и гляди, острая поторчина выткнет глаз либо предательская колодина вывихнет ногу. А Кошурников все лез и лез вдоль берега – до ночлега надо было пройти как можно больше.

После полудня дорогу пересекла быстрая речушка. Даже не верилось, что мороз сможет остановить ее бег. Спилили дерево на берегу и перекинули вершиной на другую сторону. А потом увидели вдалеке избушку. Кошурников втайне надеялся, что, может быть, это охотничья артель заготовила себе жилье, рассчитывая среди зимы прийти сюда на лыжах.

Тогда поблизости должен быть лабаз с продуктами и, возможно, зимней обувью. Ведь чтобы белковать в сорокаградусные морозы, надо одеваться и обуваться как следует. Изыскатели были бы спасены. Конечно, они возьмут в лабазе все необходимое, а потом найдут хозяев и вернут все – с доплатой за нарушение таежного закона, с благодарностями и извинениями.

Низенькая дверь зимовья была завалена камнями. Изыскатели расшвыряли их, нагнувшись, пролезли в избушку. В ней было сухо. Когда глаза привыкли к темноте, Кошурников сказал:

– Тут много лет никто не был. Однако смотрите…

Он достал заклиненный в потолочной щели свиток бересты.

– Спички. Соль.

Бережно свернул бересту и укрепил на старое место.

– Пойдем, ребята.

И они снова шли по колоднику и мордохлесту. На открытых участках тоже было не сладко – берега здесь поросли упругим и колючим кустарником. Кошурников называл его «гачедером».

– Почему гачедер? – спросил Алеша.

– Раздерут эти прутики твои валенки совсем – поймешь…

– А при чем тут все же «гачи»?

– Это крепления сыромятные на камысных лыжах…

Алеша начал что-то говорить о точных и сильных словах, которые употребляют сибирские охотники, но голова Кошурникова была сейчас занята другим – его все больше тревожил исход экспедиции. Идти становилось невмоготу. Сегодня утром он урезал порцию сухарей и мяса.

Надо было, наверно, взять побольше оленины, хотя ему очень трудно сейчас нести этот быстро убывающий кусок. Основной груз они распределили по настоянию Кошурникова так: начальник экспедиции нес мясо и сухари, Алеша – ружье, соль и посуду, Костя – пилу, топор, спички, табак. Тяжело было Кошурникову, за день пудовый груз оттягивал плечи. Но мяса можно бы добавить.

– А зачем камысные лыжи обивают лосем?

Это спросил опять Алеша, который к чему-то затевал совсем посторонние разговоры.

– На гору в них хорошо. Кроме того, по сырому снегу скользят и не скрипит под ними в мороз – зверя не спугнешь. Ну, вы идите, я догоню…

От тяжелых мыслей Кошурников всю жизнь лечился работой. Сейчас он полез в сторону, загребая сапогами рыхлый сухой снег. Как здесь ляжет трасса? Ведь независимо ни от чего дело надо делать…

Он возвращался на след и снова поднимался на террасу. Постепенно мысли принимали другой оборот. Догнал ребят. Они шли медленно, экономя силы.

– Михалыч, сколько там накачало? – спросил Костя Стофато, который часто спотыкался и падал.

– На моих отцовских-то? – Кошурников достал из кармана увесистые часы фирмы «Павел Буре» – давнишний подарок отца. Скоро семнадцать. Устали?

– Да нет, ничего.

Они снова пошли, уже почти в потемках. И когда Кошурникову показалось, что он не сможет сделать больше и десятка шагов, его окликнул Алеша:

– Сколько на отцовских накачало, Михалыч?

Расположились на ночлег. Разожгли костер, сварили в ведре жидкую болтанку на оленьем мясе, взяли по паре сухарей. Потом Кошурников насыпал себе и Косте аптекарскую порцию табаку – его оставалось совсем мало. Алеша отворачивался, сцепив зубы. Кошурников видел, что парню зверски хочется курить, и поражался его выдержке.

Кошурников курил, не отрывая взгляда от костра. Начальник экспедиции всегда любил хороший костер. С ним спокойнее. Темнота и таинственный мертвый лес отступают куда-то, перед глазами – движение и свет. Костер шуршит, легко потрескивает, будто говорит: «Брось, друг, тосковать! Пока мы с тобой – ничего не случится. Тепла тебе еще? Пожалуйста! Жизнь никогда не кончается, однако…»

Начальник экспедиции думал о товарищах. Изменились они сильно во время похода. Возмужали. Хотя и малоприспособленная это была публика для такой жизни. Особенно Стофато. Но сейчас даже будто бы раздались его кости. Он теперь больше помалкивал. И замечательно, что это молчание мужавшего парня не было отчужденным и тревожным, как в дни болезни. Зато Алеша почему-то разговорился, хотя у него болело горло. Если раньше он с грубоватой категоричностью отметал всякие, как он выражался, «философские» разговоры, то сегодня все чаще сам их заводил. Чем это объяснить?

Он глянул на Журавлева. Тот вскипятил воды, подвинул к себе кастрюлю и дышал над паром, двигая свалявшейся черной бородой. Вот он откашлялся. Сейчас что-нибудь спросит…

– Читал я Джека Лондона, – сказал натужным голосом Алеша, ни к кому не обращаясь. – Запоем читал.

– Сильный мужик был, – откликнулся Кошурников.

– Читал я его, Михалыч, безотрывно, а вот сейчас думаю: ну что было расписывать этого Беллью? Тоже мне герой – таскает по ровной дороге мешки. И не так уж тяжелые. Я переводил фунты на килограммы. В общем не так много таскал. А расписано-то!..

– За золотом лезли, – Кошурников сплюнул в сторону. – Как будто счастье в нем…

– И нигде я не встречал у Лондона, – продолжал Алеша, – чтоб его героев жрали комары, гнус, мухи-глазобойки либо мурыжила река вроде Казыра. И леса в Америке будто другие – колодника в них нету…

Начальник экспедиции долго смотрел в огонь. Костер слабо шуршал, потрескивал и, казалось, задыхался от недостатка воздуха.

– Не бывал Джек Лондон в Сибири, – наконец сказал Кошурников.

Журавлев повернулся к костру.

– Михалыч! А счастье – что это такое, по-вашему? А, Михалыч?

– У каждого на этот вопрос свои слова, Алеша, – задумчиво произнес он. – Вот мой отец по-латыни отвечал: «Per aspera ad astra».

– А что это за выражение?

– Давай завтра об этом, поспать же тебе надо, – сказал Кошурников и полез в карман за блокнотом.

Подложив дров, нагнулся к костру.

– Опять пишете? – приподнял голову Алеша. – Отдыхали бы, Михалыч! Что пишете-то? Как мы вкалываем тут?

– Да нет! Помнишь, днем я отклонился и догонял вас? Террасу смотрел. Строителей здесь все будет интересовать. Могут сказать – халтурщики прошли. А записать надо сейчас… Завтра некогда, и детали забудутся. Спи, Алексей…

«27 октября. Вторник

Осматривал первую надпойменную террасу левого берега. Она местами достигает ширины более одного километра. Под тонким замшелым дерновым слоем залегают легкие суглинки, безусловно пригодные для распашки и засева любыми культурами. Лес по-прежнему частью погиб, частью стоит зеленый. Больше пошло лиственных. Из хвойных – пихта, ель, кедр. Лиственница с Петровского порога исчезла совершенно.

Дошли до пикета 1762. Утром перешли речку Воскресенку. Речка маленькая. Положили одну тонкую пихту и по ней перешли. С правого берега встретили Верхний Китат и на правом его берегу при устье избушку.