Уилбур Смит - Пылающий берег

• Название: Пылающий берег
• Автор: Уилбур Смит
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-7027-0114-3, 50-7493-0611-4

Юная французская аристократка Сантен де Тири стала вдовой в день свадьбы — её муж, лётчик Майкл Кортни, погиб в воздушном бою во время первой мировой войны. На пути к новым родственникам её подстерегают страшные испытания: кораблекрушение, нападение диких зверей, скитания с бушменами по пустыне и джунглям. Но во время этого путешествия она находит месторождение алмазов и становится одной из самых богатых женщин мира.

---

Сантен привязала Облако к воротам кладбища и с охапкой цветов обошла сбоку покрытую мхом каменную церковь. Темно-зеленое тисовое дерево раскинуло ветви над участком де Тири, свежевскопанная земля была утоптана, а могила выглядела как одна из овощных грядок Анны, только не так аккуратно обработанная и выровненная.

Сантен принесла лопату из-под навеса в дальнем конце кладбища и принялась за работу. Закончив, красиво разложила розы и немного отступила назад. Ее юбки были грязными, грязь была и под ногтями.

— Вот так, — произнесла она удовлетворенно. — Так намного лучше. Как только сумею найти каменотеса, договорюсь о надгробном памятнике, Мишель, и я снова приду завтра со свежими цветами.

В тот день Сантен работала с Анной, почти не отвлекаясь и не останавливаясь ни на минуту, прервавшись только перед наступлением сумерек, чтобы поехать верхом на холм и посмотреть, как самолеты возвращаются с севера. В тот вечер в эскадрилье недоставало еще двух самолетов, и траурная ноша, которую Сантен несла после гибели Мишеля, утроилась.

После ужина, как только они вымыли посуду, Сантен пошла в свою спальню. Она была измучена, и очень хотелось спать, но все то горе, которое днем Сантен не подпускала к себе, вышло на нее из темноты, и она уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания.

И все же Анна услышала их, ибо прислушивалась, ожидая этого. Она вошла в ночной рубашке и спальном чепце с оборками, неся свечу. Задула ее и скользнула под одеяла, прижала к себе Сантен, тихо напевая ей и держа в объятиях, пока наконец девушка не заснула. На рассвете Сантен снова была на холме. Дни и недели шли, повторяя друг друга, и она чувствовала себя пойманной в ловушку, лишенной надежды в этой рутине отчаяния. В повседневности были только маленькие вариации. Дюжина новых СЕ-5а в эскадрилье, все еще покрытых заводской грязно-коричнево-желтой краской и пилотируемых летчиками, каждый маневр которых даже Сантен говорил со всей очевидностью, что они — новички, в то время как число ярко раскрашенных машин, ей знакомых, уменьшалось с каждым возвращением. Колонны людей и техники, двигавшейся по главной дороге ниже замка, становились гуще с каждым днем, и чувствовалось все возрастающее беспокойство и напряжение, которое передавалось даже им троим в шато.

— Теперь уже со дня на день, — продолжал повторять граф, — оно начнется. Вот увидите, что я не ошибаюсь.

Однажды утром маленький американец, сделав круг, возвратился туда, где Сантен ждала на холме, и, далеко высунувшись из открытой кабины, сбросил что-то. Это был маленький пакет с привязанной к нему яркой лентой, служившей метой. Он упал за вершиной холма, и Сантен послала Облако вниз по склону и нашла ленту висящей на живой изгороди у подножия. Когда Хэнк снова сделал над ней круг, подняла пакет вверх, чтобы показать ему. Он поприветствовал ее и, набрав высоту, улетел в сторону гряды.

В уединении своей комнаты Сантен вскрыла пакет. В нем оказались пара вышитых «крылышек» нагрудного знака авиации сухопутных войск Великобритании и медаль в красном кожаном футляре. Она погладила блестящий шелк, на котором был подвешен серебряный крест, и, перевернув его, обнаружила на обороте выгравированную дату, имя Майкла и его звание. Третий предмет — фотография в желтовато-коричневом конверте. На ней — новые самолеты эскадрильи, поставленные широким полукругом, крыло к крылу, перед ангарами в Бертангле, а на переднем плане группа пилотов, смущенно улыбающихся фотографу. Сумасшедший шотландец, Эндрю, стоял рядом с Майклом, едва доставая ему до плеча, а у того фуражка сдвинута на затылок, руки в карманах. Он выглядел таким жизнерадостным и беспечным, что сердце Сантен сжалось настолько сильно, что она почувствовала, как задыхается. Она поместила фотографию в такую же серебряную рамочку, в какой была фотография ее матери, и держала рядом с кроватью. Медаль и «крылышки» положила в шкатулку для драгоценностей вместе с другими своими сокровищами.

Каждый день после полудня Сантен проводила час на кладбище. Выложила могилу красными кирпичами, которые нашла позади навеса с инвентарем.

— Это только до тех пор, когда мы сможем найти каменотеса, Мишель, — объяснила она ему, работая на четвереньках, и тщательно обыскивала поля и лес в поисках дикорастущих цветов, чтобы принести их сюда.

По вечерам Сантен ставила пластинку с записью «Аиды» и пристально вглядывалась в ту страницу своего атласа, что изображала имеющий очертания конской головы Африканский континент, а на нем — выделенные красным просторы империи, либо читала вслух что-нибудь из английских книг — Киплинга и Бернарда Шоу, — которые она выудила из материнской спальни наверху, в то время как граф внимательно слушал и поправлял ее произношение. Никто из них не произносил имя Майкла, но все помнили о нем каждую минуту. Казалось, что он — часть атласа, и английских книг, и ликующих звуков «Аиды».

Когда Сантен наконец чувствовала, что измучена совершенно, она обычно целовала отца и шла к себе в комнату. Но как только задувала свечу, горе приходило снова, а через несколько минут дверь мягко открывалась, и Анна входила, чтобы обнять ее и убаюкать, как маленькую.

И вот однажды, в темные утренние часы, когда вся человеческая энергия, отхлынув, находится на самой низкой отметке, граф заколотил в двери спальни.

— Что такое? — сонно ответила Анна.

— Идемте! Идемте, и вы увидите!

В поспешно наброшенных на ночные сорочки халатах женщины последовали за графом через кухню прямо на мощеный двор. Остановились и удивленно уставились на небо на востоке. Хотя луны не было, оно сияло странным колышущимся оранжевым светом, будто где-то ниже линии горизонта Вулкан[91] распахнул дверцу печи богов.

— Слушайте! — И они услышали слабый шум, доносимый ветерком, и показалось, что земля под ногами дрожит от мощи далекого огромного пожара.

— Началось, — сказал граф, и только тогда они поняли, что это была артиллерийская увертюра нового великого наступления союзников на западном фронте.

Остаток ночи просидели на кухне, подбадривая себя черным кофе и то и дело выходя вместе во двор понаблюдать за огненным представлением, словно это было какое-нибудь астрономическое чудо.

Граф торжествующе разъяснил, что именно происходит:

— Это массированная огневая подготовка, которая уничтожит заграждения из колючей проволоки и разрушит позиции противника. Боши будут истреблены. — Он показал на пылающее небо. — Кто же может выдержать такое!

Тысячи артиллерийских батарей вели огонь, каждая по фронту шириной всего в несколько сот ярдов, и в течение семи дней и ночей они не замолкали ни на минуту. Уже сама масса металла, которым забрасывали германские позиции, должна была стереть с лица земли траншеи и брустверы, вспахать и перепахать землю.

Де Тири весь горел воинственным и патриотическим жаром.

— Вы переживаете исторический момент. Вы являетесь свидетелями одной из самых великих битв всех веков…

Но для Сантен и Анны семь дней и ночей оказались слишком долгими, первое удивление вскоре перешло в апатию и отсутствие интереса. Они занимались повседневными домашними делами, больше не обращая внимания на далекую канонаду, а по ночам спали, несмотря на всю пиротехнику и призывы графа «пойти и посмотреть».

Однако на седьмое утро, сидя за завтраком, даже они уловили перемену в характере звуков и интенсивности артиллерийского огня.

Граф вскочил из-за стола и с набитым хлебом и сыром ртом и кружкой кофе в руке выбежал во двор.

— Послушайте! Вы слышите? Начался подвижной заградительный огонь!

Артиллерийские батареи переносили стрельбу в глубь обороны противника, образуя движущуюся стену огня, через которую ни одно живое существо не могло пройти.

— Храбрые союзники теперь, наверное, уже готовы для последнего штурма…

В передовых британских траншеях ждали, укрывшись за брустверами. У каждого солдата вес боевого снаряжения достигал почти шестидесяти фунтов.

Гром разрывов фугасных снарядов, перекатываясь, удалялся, оставляя их с притуплёнными чувствами и звенящими барабанными перепонками. Свистки командиров подразделений пронзительно заливались по траншеям, и люди тяжело поднялись и столпились у штурмовых лестниц. Затем, как армия леммингов цвета хаки, высыпали из своих нор на открытое пространство и стали изумленно оглядываться вокруг.

Они находились на обезображенной и разоренной земле, настолько истерзанной снарядами, что на ней не осталось ни травинки, ни прутика. Лишь обрубки деревьев торчали из мягкой кашеобразной грязи, по цвету напоминавшей фекалии. Этот жуткий пейзаж был окутан желтоватым туманом пороховой гари.

— Вперед! — прокатился по передовой крик, и снова раздались трели свистков, заставлявшие идти дальше.

Держа перед собой длинные винтовки калибра 7,69 мм системы «ли энфилд», сверкая примкнутыми штыками, солдаты утопали по щиколотку или по колено в мягкой земле. Соскальзывая в бесчисленные воронки и выбираясь из них, то выбегая из цепи, то отставая, не видя из-за клубящегося азотистого тумана дальше чем на сотню шагов, они продвигались с трудом.