Эн­ни Прул - Корабельные новости

• Название: Корабельные новости
• Автор: Эн­ни Прул
• Издательство: ЗАО ТИД «Ам­фо­ра»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-759-Х

Не­за­дач­ли­вый жур­на­лист по­сле се­мей­ной тра­ге­дии воз­вра­ща­ет­ся из Нью-Йор­ка на о. Нью­фа­унд­ленд, зем­лю сво­их пред­ков. Тра­ги­ко­мич­ная ро­ман­ти­че­ская ис­то­рия о не­сколь­ких по­ко­ле­ни­ях нью­фа­унд­ленд­ских по­се­лен­цев — кла­не Ку­ой­лов, — пол­ная жут­ких се­мей­ных тайн, гру­ст­но­го юмо­ра и ли­риз­ма. Пу­ли­це­ров­ская пре­мия за 1994 год.

«Корабельные новости» Энни Прул — сильная, энергичная проза, с героями, которые вполне могли бы стать персонажами «черной комедии», если бы не общий лирический тон повествования и не мягкий авторский юмор.

Начинающий журналист после неудачных попыток устроиться в Нью-Йорке и бесславного финала семейной жизни приезжает с двумя дочерьми на о. Ньюфаундленд, землю своих предков. Перед его глазами проходит вся страшная и поучительная история его рода — клана Куойлов, оживают картины, полные чудес и знамений. Столкнувшись лицом к лицу с демонами прошлого, Куойл начинает ценить настоящее, встречает любовь, которая не знает боли и унижений.

Этот роман выдвинул Энни Прул в ряд лучших американских прозаиков. За «Корабельные новости» она была удостоена нескольких престижных литературных наград, в том числе Пулицеровской премии (1994).

---

— Это я кра­сил, ко­гда был здесь по­след­ний раз, — ска­зал Бил­ли и дос­тал из па­ке­та бан­ки с крас­кой и две кис­точ­ки. — Сей­час я вы­кра­шу ее сно­ва.

Ку­ойл за­ду­мал­ся о сво­ем от­це и о том, что те­туш­ка сде­ла­ла с его пра­хом. Ни­ка­кой це­ре­мо­нии про­во­дов не бы­ло, зна­чит, прах еще дол­жен быть у нее. Мо­жет быть, им то­же на­до по­ста­вить таб­лич­ку? Он по­чув­ст­во­вал лег­кую пе­чаль об ут­ра­те.

Вне­зап­но он вспом­нил от­ца, уви­дел на зем­ле след из виш­не­вых кос­то­чек, иду­щий от са­да к лу­жай­ке, по ко­то­рой он хо­дил и ел виш­ни. Этот че­ло­век обо­жал фрук­ты. Ку­ойл пом­нил стран­ные тем­ные гру­ши, фор­мой и раз­ме­ром на­по­ми­нав­шие ин­жир, и то, как отец их над­ку­сы­вал, бы­ло очень по­хо­же на клюю­щую пти­цу. За­пах фрук­тов в до­ме, го­ры ко­жу­ры и ог­рыз­ков в му­сор­ном вед­ре, ос­то­вы от ви­но­град­ных гроз­дей, пер­си­ко­вые кос­точ­ки, как ку­ри­ные моз­ги, ле­жа­щие на по­до­кон­ни­ках, и ко­жу­ра от ба­на­на, кра­сую­щая­ся, как пер­чат­ка на при­бор­ной дос­ке ма­ши­ны. В под­ва­ле на вер­ста­ке в опил­ках бы­ли це­лые га­лак­ти­ки се­мян и оре­хов, а длин­ные фи­ни­ко­вые кос­точ­ки на­по­ми­на­ли меж­пла­нет­ные ко­раб­ли. В хо­ло­диль­ни­ке бы­ла клуб­ни­ка, а в ию­не они ос­та­нав­ли­ва­ли ма­ши­ну где-ни­будь на про­се­лоч­ной до­ро­ге, и его отец пол­зал на ко­ле­нях, со­би­рая зем­ля­ни­ку. Еще он пом­нил пус­тые по­лу­сфе­ры грейп­фру­тов, по­хо­жие на че­ре­па, и гло­бу­сы из ман­да­ри­но­вой ко­жу­ры.

Дру­гие от­цы бра­ли сво­их сы­но­вей в по­хо­ды и на ры­бал­ки, а Ку­ойл с бра­том ез­ди­ли на сбо­ры чер­ни­ки. Они пла­ка­ли и зли­лись, ко­гда отец скры­вал­ся за кус­та­ми, ос­тав­ляя их на­еди­не с жа­рой и пла­ст­мас­со­вы­ми ве­дер­ка­ми. Од­на­ж­ды его брат, у ко­то­ро­го отек­ло ли­цо от пла­ча и уку­сов на­се­ко­мых, со­брал толь­ко пят­на­дцать или два­дцать ягод. Ко­гда при­шел отец, со­гнув­шись под тя­же­стью двух пол­ных до кра­ев ве­дер, брат за­пла­кал и ска­зал, ука­зы­вая на Ку­ой­ла, что тот за­брал у не­го все яго­ды. Лжец. Ку­ойл то­гда со­брал пол­гал­ло­на, но все рав­но был вы­дран вет­кой от бли­жай­ше­го кус­та чер­ни­ки. Пер­вые уда­ры ос­та­ви­ли на ко­же сле­ды раз­дав­лен­ных ягод. По до­ро­ге до­мой он смот­рел на вед­ра с чер­ни­кой, где пол­за­ли зе­ле­ные чер­вя­ки, кло­пы, тли и пры­гаю­щие пау­ки. Ниж­няя часть его спи­ны го­ре­ла жар­ким пла­ме­нем.

Этот че­ло­век про­вел не один час в са­ду. Ку­ойл пы­тал­ся вспом­нить, сколь­ко раз его отец за­ми­рал, опи­рал­ся о мо­ты­гу и смот­рел на ря­ды про­рос­ших бо­бов, го­во­ря: «Ка­кая здесь слав­ная жир­ная зем­ля, сы­нок». То­гда Ку­ойл счи­тал это эмиг­рант­ским пат­рио­тиз­мом, но сей­час, уз­нав о тя­же­лом дет­ст­ве на про­со­лен­ных кам­нях, стал ду­мать ина­че. Его отец был оча­ро­ван пло­до­род­ной зем­лей. Ему на­до бы­ло стать фер­ме­ром. Жаль, что это по­ни­ма­ние при­шло слиш­ком позд­но. Он уже умер.

Бил­ли Прит­ти буд­то под­слу­шал его мыс­ли.

— По прав­де ска­зать, мой отец дол­жен был стать фер­ме­ром, — ска­зал он. — Он же был маль­чи­ком из До­ма, уже со­би­рал­ся в Он­та­рио, что­бы на­нять­ся в по­мощ­ни­ки к фер­ме­ру.

— Маль­чи­ком из ка­ко­го до­ма? — Ку­ойл не по­ни­мал, что он име­ет в ви­ду.

— Из та­ко­го. Что-то вро­де при­юта, ку­да ро­ди­те­ли от­да­ва­ли де­тей, ко­то­рых не мог­ли про­кор­мить, или тех, ко­го вы­лав­ли­ва­ли на ули­цах. В Анг­лии и Шот­лан­дии их от­лав­ли­ва­ли ты­ся­ча­ми и от­прав­ля­ли на ко­раб­лях в Ка­на­ду. Мой отец был сы­ном ти­по­гра­фа в Лон­до­не, но у не­го бы­ла боль­шая се­мья, и их отец умер, ко­гда мо­ему от­цу бы­ло все­го один­на­дцать. Бла­го­да­ря то­му что отец ра­бо­тал в ти­по­гра­фии, он нау­чил­ся хо­ро­шо чи­тать и пи­сать. Зва­ли его то­гда не Прит­ти. Он уро­ж­ден­ный Уиль­ям Энкл. Так вот, его мать ос­та­ви­ла ос­таль­ных де­тей, а его от­да­ла в Дом. Рань­ше та­кие до­ма бы­ли по все­му Со­еди­нен­но­му Ко­ро­лев­ст­ву. Мо­жет, они и сей­час есть. До­ма Бер­нар­до, дом Сир­са, на­цио­наль­ные дет­ские до­ма, дом Фе­га­на, Анг­ли­кан­ская цер­ковь, до­ма при ка­ме­но­лом­нях и мно­го, мно­го дру­гих. От­цу по­ка­за­ли фо­то­гра­фии ре­бят, со­би­раю­щих яб­ло­ки в за­ли­тых солн­цем са­дах, и ска­за­ли, что вот так вы­гля­дит Ка­на­да. Не хо­чет ли он ту­да по­ехать? Он час­то по­том рас­ска­зы­вал нам, ка­ки­ми соч­ны­ми ка­за­лись яб­ло­ки на кар­тин­ке. Да, ко­неч­но, он ска­зал «да».

Так вот, спус­тя па­ру дней его по­са­ди­ли на ко­рабль, ко­то­рый на­зы­вал­ся «Ара­мея», и от­пра­ви­ли в Ка­на­ду. Бы­ло это в 1909 го­ду. Ему да­ли ма­лень­кий жес­тя­ный че­мо­дан­чик с оде­ж­дой, Биб­лию, щет­ку, рас­чес­ку и под­пи­сан­ную фо­то­гра­фию пре­по­доб­но­го Сир­са. Он час­то рас­ска­зы­вал нам об этом пу­те­ше­ст­вии. Там, на этом ко­раб­ле, бы­ло три­ста че­тыр­на­дцать де­тей, и всем бы­ло пред­пи­са­но по­мо­гать в фер­мер­ских хо­зяй­ст­вах. Он рас­ска­зы­вал, что мно­гим из них бы­ло по че­ты­ре, пять лет от ро­ду. Они по­ня­тия не име­ли о том, что с ни­ми про­ис­хо­дит и ку­да они плы­вут. Ма­лень­ких бро­дяг про­сто пе­ре­прав­ля­ли на край све­та, что­бы сде­лать их ра­ба­ми. Отец еще дол­го пе­ре­пи­сы­вал­ся с те­ми, кто вы­жил, со свои­ми друзь­я­ми по «Ара­мее».

— В ка­ком смыс­ле вы­жил?

— В смыс­ле ко­раб­ле­кру­ше­ния, сы­нок, и то­го, как они сю­да до­би­ра­лись. Вот по до­ро­ге сю­да мы го­во­ри­ли о кам­нях, но в мо­ре пол­но и дру­гих опас­но­стей. И у этих опас­но­стей нет имен, по­то­му что они по­яв­ля­ют­ся из ни­от­ку­да, де­ла­ют свое чер­ное де­ло и ис­че­за­ют. — Он по­ка­зал на айс­берг, вид­нев­ший­ся на го­ри­зон­те. — Ты, на­вер­ное, зна­ешь, что в 1909-м не бы­ло еще ле­до­во­го пат­ру­ля, спе­ци­аль­ных ра­да­ров и фак­сов, по ко­то­рым пе­ре­сы­ла­ют про­гно­зы по­го­ды. Лю­ди про­сто иг­ра­ли в ру­лет­ку с айс­бер­га­ми. И ко­рабль мое­го от­ца, как тре­мя го­да­ми поз­же «Ти­та­ник», на­толк­нул­ся на та­кую глы­бу льда. Был июнь, су­мер­ки. Это слу­чи­лось пря­мо здесь, не­да­ле­ко от ост­ро­ва При­сталь­ный. Не су­ще­ст­ву­ет кар­ты, где бы­ли бы обо­зна­че­ны айс­бер­ги. Из этих трех­сот че­тыр­на­дца­ти де­тей спас­ли толь­ко два­дцать че­ты­ре че­ло­ве­ка. В офи­ци­аль­ном ра­пор­те ука­за­ли два­дцать три. И спас­ли их толь­ко бла­го­да­ря то­му, что мо­ло­дой Шки­пер Джо, мас­тер сво­его де­ла, под­нял­ся на­верх, что­бы за­брать свою ко­ро­ву, уви­дел свет и ус­лы­шал кри­ки де­тей, ко­то­рые ухо­ди­ли под ле­дя­ную во­ду. Он по­бе­жал к до­мам, кри­ча, что суд­но тер­пит бед­ст­вие. Все до еди­ной лод­ки спус­ти­ли на во­ду. Да­же две жен­щи­ны, вдо­вы, се­ли на вес­ла и спас­ли тро­их де­тей. Они сде­ла­ли все, что смог­ли, но для боль­шин­ст­ва бы­ло уже слиш­ком позд­но. В та­кой во­де дол­го не про­дер­жишь­ся. За­сты­ва­ет кровь в жи­лах, че­ло­век пе­ре­ста­ет что-ли­бо чув­ст­во­вать и уми­ра­ет все­го за па­ру ми­нут. Че­рез не­сколь­ко не­дель дру­гой ко­рабль с дет­до­мов­ски­ми деть­ми до­шел до Ка­на­ды и при­слал сю­да не­боль­шое су­де­ныш­ко, что­бы за­брать тех, кто спас­ся, и от­пра­вить их в пункт на­зна­че­ния. Но мой отец не за­хо­тел ехать. Он при­жил­ся здесь, в се­мье Прит­ти, и они его спря­та­ли, ска­зав пред­ста­ви­те­лям вла­стей, что про­изош­ла ошиб­ка при под­сче­те уце­лев­ших. Что их бы­ло все­го два­дцать три. Бед­ня­га Уиль­ям Энкл по­гиб, и мой отец сме­нил свое имя на Уиль­я­ма Прит­ти, вы­рос тут и за­жил сво­ей жиз­нью. Он был здесь сча­ст­лив. Да­же ес­ли здеш­нюю жизнь нель­зя счи­тать сча­ст­ли­вой, дру­гой он не знал. Ес­ли бы он по­ехал с ос­таль­ны­ми деть­ми, то вся его жизнь мог­ла быть ис­ко­вер­ка­на. Ес­ли ты спро­сишь ме­ня о том, как бы­ла по­строе­на Ка­на­да, я те­бе от­ве­чу: на раб­ском тру­де этих бед­ных без­дом­ных де­тей, из ко­то­рых вы­жи­ма­ли все со­ки, об­ра­ща­лись с ни­ми как с гря­зью, мо­ри­ли их го­ло­дом и сво­ди­ли с ума. По­ни­ма­ешь, мой отец пе­ре­пи­сы­вал­ся еще с тре­мя вы­жив­ши­ми маль­чи­ка­ми, и у ме­ня до сих пор со­хра­ни­лись эти пись­ма. Бед­ные маль­чиш­ки, от ко­то­рых от­ка­за­лись их соб­ст­вен­ные се­мьи. Они пе­ре­жи­ли ко­раб­ле­кру­ше­ние, не рас­ста­лись с жиз­нью в хо­лод­ной во­де, и все рав­но их ожи­да­ла тя­же­лая, оди­но­кая жизнь.

У Ку­ой­ла ув­лаж­ни­лись гла­за, ко­гда он пред­ста­вил, как его ма­лень­кие де­воч­ки, став­шие си­ро­та­ми, пу­те­ше­ст­ву­ют че­рез весь оке­ан, что­бы ока­зать­ся на хо­лод­ном кон­ти­нен­те, в раб­ст­ве у жес­то­ких фер­ме­ров.

— Прав­да, у Прит­ти то­же жизнь бы­ла не са­хар, на При­сталь­ном во­об­ще жить не­лег­ко, но у них бы­ли ко­ро­вы, се­но и яго­ды, ры­ба и кар­тош­ка, а осе­нью они за­па­са­лись му­кой и мя­сом у тор­гов­цев, в Якор­ной Ла­пе. Ко­гда на­сту­па­ли слож­ные вре­ме­на, они де­ли­лись друг с дру­гом. По­мо­га­ли со­се­дям. Де­нег у них ни­ко­гда не бы­ло, мо­ре бы­ло опас­ным, и мно­го лю­дей по­ги­ба­ло, но эта жизнь при­но­си­ла удов­ле­тво­ре­ние. Сей­час лю­ди это­го не по­ни­ма­ют. Та жизнь бы­ла как пу­те­ше­ст­вие, ко­то­рое ты со­вер­ша­ешь не один, а с дру­ги­ми людь­ми. Ино­гда все шло глад­ко, ино­гда штор­ми­ло, но ты был не один. Жизнь и ра­бо­та бы­ли еди­ным це­лым, а не дву­мя раз­ны­ми ве­ща­ми, как сей­час. Отец по­лу­чал пись­ма ино­гда спус­тя шесть ме­ся­цев с то­го дня, как они бы­ли на­пи­са­ны, и чи­тал их вслух. Сле­зы тек­ли по ли­цам лю­дей. Ох, как им хо­те­лось до­б­рать­ся до этих фер­ме­ров из Он­та­рио! На ост­ро­ве При­сталь­ном ни один че­ло­век не го­ло­со­вал за при­сое­ди­не­ние к Ка­на­де! Ни один! В День кон­фе­де­ра­ции мой отец по­вя­зал бы на ру­кав чер­ную лен­ту. Ес­ли бы до­жил. Один из этих маль­чи­ков, Льюис Торн, ни ра­зу в жиз­ни не спал в соб­ст­вен­ной кро­ва­ти. Они спа­ли толь­ко на сы­ром се­не, у них не бы­ло обу­ви, и им при­хо­ди­лось хо­дить в об­мот­ках. Его кор­ми­ли кар­то­фель­ны­ми очи­ст­ка­ми и объ­ед­ка­ми. Тем, что они да­ва­ли свинь­ям. Его би­ли ка­ж­дый день, по­ка он не стал раз­но­цвет­ным, как ра­ду­га: жел­тым, крас­ным, зе­ле­ным, си­ним и чер­ным од­но­вре­мен­но. Он ра­бо­тал от тем­на до тем­на, при све­те ламп, по­ка соб­ст­вен­ные фер­мер­ские де­ти хо­ди­ли в шко­лу да по друзь­ям. Его во­ло­сы ни­кто ни­ко­гда не стриг, и они так и бол­та­лись вдоль спи­ны, все в кол­ту­нах и вся­кой пол­зу­чей дря­ни. Он сам пы­тал­ся их под­ре­зать сер­пом, так что ты мо­жешь се­бе пред­ста­вить, как они вы­гля­де­ли. Он был гряз­ным обор­ван­цем. А ху­же все­го бы­ло то, что все над ним из­де­ва­лись, по­то­му что он был из при­юта. Его жизнь пре­вра­ти­лась в ад. В кон­це кон­цов, ему не от­да­ли да­же ту ми­зер­ную пла­ту, ко­то­рая ему при­чи­та­лась, и вы­гна­ли на ули­цы Он­та­рио. В зи­му. Ему бы­ло три­на­дцать лет. Он по­шел к дру­го­му фер­ме­ру, ко­то­рый ока­зал­ся еще ху­же, хо­тя это слож­но се­бе пред­ста­вить. Он ни ра­зу за всю свою не­сча­ст­ную жизнь не ра­бо­тал за зар­пла­ту, по­то­му что не знал ни­че­го дру­го­го, кро­ме раб­ст­ва. Ни­кто с тех пор, как он со­шел с это­го чер­то­во­го ко­раб­ля в Мон­реа­ле, за все его два­дцать лет жиз­ни не ска­зал ему доб­ро­го сло­ва. Он по­гиб из-за не­сча­ст­но­го слу­чая. Он пи­сал мо­ему от­цу, и толь­ко его от­ве­ты не да­ва­ли ему све­сти сче­ты с жиз­нью. Для пи­сем ему при­хо­ди­лось во­ро­вать бу­ма­гу. Он хо­тел уе­хать на Нью­фа­унд­ленд, но по­гиб, не ус­пев это­го сде­лать.