Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлинский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним – Ланьлинский насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в следующий раз.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ЮЙСЯО РЕВНОСТНО СТОРОЖИТ У СПАЛЬНИ ЮЭНЯН ЦЗИНЬЛЯНЬ ПОДСЛУШИВАЕТ У ГРОТА ВЕСНЫ

Презрев природы твердые законы,

Не соблюдешь порядок заведенный.

Ко лжи ведут безудержные старости,

Чванлив холуй, дорвавшийся до власти:

Одет в парчу, есть рысаки и даже

Толпа красоток в доме – бездна блажи!

Не расточай бесценные каменья, –

Придет за процветаньем разоренье.

Так вот. Кончилась двенадцатая луна, и повеяло весной. Пришел Новый год.[357] Симэнь Цин уехал на праздничный пир. У Юэнян была в гостях у старшей невестки У. В полдень Юйлоу и Цзиньлянь пришли к Пинъэр поиграть в шашки.

– На что бы нам сыграть? – спрашивала Юйлоу.

– Давайте сыграем три партии, – предложила Цзиньлянь. – Проигравшая дает пять цяней на угощение. На три цяня чжэцзянского вина покупает, на два – свиную голову, а Хуэйлянь сварить велим. Она, говорят, по этой части мастерица, на вязанке соломы разваривает.

– А как же без Старшей? – выразила сомнение Юйлоу.

– А в чем дело! Выделим ей долю и все, – ответила Цзиньлянь.

Расставили шашки. После трех партий проигравшей оказалась Пинъэр. Цзиньлянь велела Сючунь позвать Лайсина. Ему дали пять цяней и послали купить кувшин чжэцзянского вина и свиную голову с ножками.

– Отнеси на кухню и отдай Хуэйлянь, – наказала Цзиньлянь. – Скажи, чтоб быстрей сварила и принесла матушке Третьей. Мы туда пойдем.

– Пусть она лучше сюда принесет, сестрица, – посоветовала Юйлоу. – Нас там Цзяоэр с Сюээ могут увидеть. Тогда и их звать придется.

Цзиньлянь согласилась.

Вскоре Лайсин принес кувшин на кухню. Хуэйлянь и Юйсяо сидели на террасе и выбирали из тыквы семечки.

– Хуэйлянь! – крикнул Лайсин. – Матушка Пятая и матушка Третья к тебе с просьбой обращаются. Мне вот велели голову свиную с ножками купить, а тебе сварить и к матушке Шестой отнести.

– Некогда мне, – отвечала Хуэйлянь. – Я матушке туфли шью. Пускай кто-нибудь другой сварит. Только и знают меня просить.

– Хочешь вари, хочешь нет, дело твое. Я тебе покупки передал, а у меня свои дела есть, – сказал Лайсин и горделиво вышел из кухни.

– Ты уж брось пока эти семечки да ступай вари, – посоветовала Юйсяо. – Знаешь, у матушки Пятой язык какой! Такого шуму наделает.

– Откуда матушка знает, что я свиные головы умею варить, а? – засмеялась Хуэйлянь. – С чего это она меня заставляет?

С этими словами Хуэйлянь пошла на кухню. Она поскребла как следует свиную голову, потом ножки, вымыла их в чугунке и положила в печь всего одно длинное полено. Потом добавила в чашку с соусом немного аниса и других пряностей, помешала, залила им содержимое тагана и плотно прикрыла крышкой.

Не прошло и полстражи, как от нежного разваренного мяса отделилась кожа. Кушанье было готово и пахло так, что слюнки текли. Хуэйлянь выложила кушанье на большое блюдо, поставила его вместе с блюдечками имбиря и чеснока в квадратный короб и велела слуге отнести к Ли Пинъэр. Затем она подогрела вино.

Юйлоу разделила кушанье на равные доли, отложила одну на блюдо, налила кувшинчик вина и наказала служанке отнести в покои Юэнян.

Женщины наполнили чарки и только принялись за еду, как появилась сияющая Хуэйлянь.

– Как вам понравилось мое приготовление? – спросила она.

– Вот матушка Третья только что расхваливала, – сказала Цзиньлянь. – Умело, говорит, приготовлено. Смотри, как разварила.

– Правда, одной вязанкой соломы обошлась? – спросила Пинъэр.

– Откровенно говоря, и вязанки не ушло, – отвечала Хуэйлянь. – А то переварилась бы.

Юйлоу позвала Сючунь:

– Принеси-ка большую чарку для своей сестрицы.

Пинъэр велела Сючунь налить вина, а сама положила в тарелку свинины.

– Попробуй свое кушанье, – говорила она, подавая тарелку Хуэйлянь.

– Пожалуй, солоновато вышло. Соусу многовато влила. В другой раз буду знать, как вам нравится, – сказала Хуэйлянь и, отвесив три земных поклона, встала у края стола, присоединившись к пирующим.

Под вечер вернулась Юэнян. После приветствий Сяоюй стала угощать ее свининой.

– Это мы тут в шашки играли, – объяснила, улыбаясь, Юйлоу. – Сестрица Ли свиную голову нам проиграла, вот мы и оставили вам, сестрица.

– Когда только она проигрывает, это не совсем справедливо, – заметила Юэнян. – Я так полагаю: в эти праздничные дни почему бы каждой не устроить по очереди угощение? Барышню Юй пригласим, веселее будет. Лучше, по-моему, обойтись без азарта и не вводить в расходы одних за счет других. Как вы считаете?

– Вы правы, сестра, – поддержали все.

– Завтра пятый день нового года, – продолжала Юэнян. – Я угощаю первой и велю позвать барышню Юй.

Ли Цзяоэр должна была угощать шестого, Юйлоу – седьмого, а Цзиньлянь – восьмого.

– Мне повезло, – заявила Цзиньлянь. – У меня как раз день рождения подойдет. Одним выстрелом двух зайцев убью.

Спросили Сунь Сюээ, но она промолчала.

– Оставьте вы ее, – сказала Юэнян. – Нечего ее приглашать! Девятого пусть сестрица Ли угощает.

– Нет, девятого у сестрицы Пань день рождения, – заметила Юйлоу. – Матушка Пань и тетушка У, верно, придут.

– Тогда сестрица Ли десятого устроит, – согласилась Юэнян.

На том и порешили, но об этом хватит.

Пятого Симэнь был в гостях у соседа. На угощение к Юэнян были приглашены все жены. Пела барышня Юй. Пир продолжался целый день. На другой день угощала Ли Цзяоэр, за ней Юйлоу и Цзиньлянь, но об этом рассказывать подробно нет надобности.

Прошел и день рождения Цзиньлянь, поздравить которую приходили матушка Пань и невестка У.

Настал десятый день нового года. Угощение устраивала Пинъэр. Она велела Сючунь пригласить Сюээ, и той пришлось ходить за ней дважды. Сюээ согласилась прийти, но не шла.

– Я ж говорила, она не придет, – сказала Юйлоу. – Зачем ты ее насильно зовешь, сестрица? Ведь она кому-то сказала: у вас, мол, деньги, вам можно и пиры по очереди закатывать. А уж нашему брату, босоногим, нечего, говорит, под ослиными копытами мешаться. Вот она какие речи заводит. Ладно мы – так у нее и старшая сестра в ослицы попала.

– Ну, что вы все на нее внимание обращаете? – возмущалась Юэнян. – Это же баба неотесанная, дура набитая. Не понимаю, зачем ее вообще приглашать.

Попировали в покоях Пинъэр. Барышня Юй пением и музыкой услаждала собравшихся, а было их вместе с тетушкой У и дочерью Симэня восемь человек. Симэнь Цина в этот день не было дома.

– Если хозяин придет и распорядится накрыть на стол, подай ему в мои покои, – наказала Юэнян служанке Юйсяо.

После обеда прибыл Симэнь, Юйсяо помогла ему раздеться.

– А где хозяйка? – спросил он.

– Все у матушки Шестой пируют, – отвечала служанка. – Там тетушка У и матушка Пань.

– Какое у них вино? – спросил Симэнь.

– Цзиньхуа.[358]

– У меня есть жасминная настойка. Дядя Ин к Новому году поднес, – сказал Симэнь и распорядился открыть жбан. – Хороша! Им как раз подойдет, – сказал он, попробовав настойку, и велел Юйсяо и Сяоюй отнести жбан к Пинъэр.

Между тем Хуэйлянь наливала чарки и суетилась у стола. Когда она завидела служанок и бросилась к ним за жбаном, Юйсяо подмигнула ей и ущипнула за руку. Хуэйлянь сразу смекнула в чем дело.

– Кто тебе велел вино приносить? – спросила Юэнян.

– Батюшка, – отвечала Юйсяо.

– Когда он вернулся? – спросила хозяйка.

– Батюшка только что вернулся и спросил, какое вы пьете вино. Цзиньхуа, говорю. Батюшка мне и велел принести жбан жасминной настойки, которую дядя Ин преподнес.

– Если батюшка попросит, у меня накроешь стол и закусок подашь, – распорядилась Юэнян.

– Слушаюсь, – отозвалась служанка и удалилась в задние покои.

– Я пойду чай заваривать, – сказала немного погодя Хуэйлянь.

– Завари люаньского,[359] – распорядилась Юэнян. – Он у меня в спальне лежит.

Хуэйлянь засеменила вслед за Юйсяо. Та оказалась у дверей, ведущих в покои Юэнян, и опять подала Хуэйлянь знак. Хуэйлянь отдернула занавеску и вошла в спальню хозяйки. Симэнь сидел в кресле и пил вино. Она подошла к нему и села на колени. Они слились в поцелуе. Хуэйлянь старалась возбудить в нем желание, поила его вином из собственных уст.

– А у меня весь ваш ароматный чай вышел, батюшка, – лепетала она. – Не дадите еще немножко? А потом я у тетушки Сюэ цветы покупала, несколько цяней задолжала. У вас есть серебро? Дайте мне немного.

– У меня ляна два в кошельке осталось, – проговорил Симэнь. – Возьми их себе.

Симэнь хотел было приступить к делу.

– Неудобно, – остановила его Хуэйлянь. – А вдруг кто увидит?

– Не уходи нынче, ладно? – говорил Симэнь. – В дальних покоях насладимся.

– Только не в дальних, – покачала головой Хуэйлянь. – Там главная истопница дровами все завалила, не пройдешь. Вот если бы у матушки Пятой, было бы пре-крас-но!