Владимир Гнеушев - Тайна Марухского ледника

• Название: Тайна Марухского ледника
• Автор: Владимир Гнеушев
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Книга рассказывает о героической обороне Марухского перевала во время Великой Отечественной войны, доблести наших бойцов и командиров, не пустивших фашистов через Кавказский хребет. После выхода первого издания летом 1966 года на Марухский перевал поднялись сыны и дочери погибших здесь героев, оставшиеся в живых участники сражении на перевалах Кавказа. В память погибших был установлен обелиск и у подножия его замурована книга “Тайна Марухского ледника” и письмо комсомольцев Карачаево-Черкесии в будущее – молодежи 2017 года.

---

Немец сел в кабину к шоферу, и машина медленно поехала, потом остановилась не очень далеко от нас, в березовой роще. Остановилась и гудела там долго, минут пятнадцать. После гудеть перестала, но простояла на месте до сумерек. В сумерки к ней подошли немцы и начальник полиции Хабиб-Оглы (Хабиб-оглы сумел скрыться, бежать вместе с фашистами). Машина опять поехала. С тех пор мы ничего не слышали о наших товарищах...”

Вот свидетелями каких событий и слушателями каких рассказов стали бойцы и офицеры 1-го горнострелкового отряда, освободившие Теберду.

– Семь дней мы там прожили, – продолжал воспоминания Иван Петрович Голота. – Когда уходили, зашли в санаторий попрощаться. Дети начали поправляться. Они уже улыбались, глазенки загорались радостью, хотя были дети еще очень слабыми. Один мальчик подарил дам картину, которую он сам нарисовал простым карандашом на стандартном листе бумаги. Называлась картина так:

“Штурм Клухора и освобождение Теберды”. Эту картину я подшил в историю нашего отряда и выслал тогда же в Политуправление Закавказского фронта...

Оборона Санчаро

Участники событий каждый по-своему рассказывали нам о высокогорных боях, и порой нам, как и иным читателям, казалось, что в рассказах их, если их сопоставить вместе, есть некие разногласия. Лишь впоследствии мы приходили к мысли, что разногласия тут мнимые. Каждый справедлив по-своему и тем самым служит справедливости всеобщей. Вот почему, как и прежде, в повествовании о событиях на перевалах Санчаро, Аллаштраху и, частично, Цегеркер, мы хотим придерживаться последовательности той, в какой обнаружились свидетели, и той, какую диктовали сами события – далекие, но не безвестные.

Если и сейчас пойти по дороге, ведущей от селения Псху Абхазской АССР по направлению к перевалу Санчаро, в пути можно увидеть на деревьях затянутые временем и непогодой, но все еще отчетливо вырисовывающиеся надписи: “Тут был Зралко Я. Г.”, “Затолока Пантелеймон И.”, “Билан, 1942”. Возле деревьев, обозначая могилы, лежат камни, над которыми снова надписи: “Вечная память ст. лейтенанту Винцевичу, ст. политруку Пашинину, погибшим в боях за нашу Родину”. Вверху надписи вырезана звезда.

Среди прочих заметок есть и такая: “Голик С. И.”. Это бывший помощник начальника штаба 808-го полка по разведке. Степан Иванович жив и работает сейчас в Кисловодске. Он откликнулся, когда прочитал в газетах первые наши очерки, и вскоре мы встретились.

Степан Иванович рассказал нам, что их группа прибыла к Санчарскому перевалу в конце августа 1942 года (“На Санчарском направлении боевые действия начались 25 августа. Сосредоточив в долине реки Лаба свыше полка 4-й горнострелковой дивизии против одной роты 808-го полка 394-й стрелковой дивизии и сводного отряда НКВД, противник перешел в наступление и, захватив перевал Санчаро, начал почти беспрепятственно продвигаться на юг...”

А. А. Гречко. Битва за Кавказ. М. Воениздат, 1967, стр. 14.).

Встречались на их пути какие-то разрозненные подразделения и множество гражданского населения, в том числе два детских дома. У самого перевала Голик получил донесение от майора Гогуа, заместителя командира полка по строевой части. В донесении Гогуа сообщил, чго идет вслед вместе с первым батальоном, и просил при встрече с противником задержать его во что бы то ни стало.

Ждать встречи с гитлеровцами долго не пришлось. Они буквально наседали на плечи отступавшим и появлялись сразу же за последней группой наших солдат. Минировать перевал не успели, и потому отряд принял бой. Немцы вначале даже огня не открывали. Какой-то грузный эдельвейсовец вскочил на камень, закричал: “Хальт! Хальт!..” Он тут же свалился, сраженный автоматной очередью.

Немецкие автоматчики бросились в обход, но также были встречены огнем автоматов, залегли. Так начались санчарские события, которым суждено было продлиться несколько месяцев.

Ночь прошла сравнительно спокойно, а утром к перевалу прибыл и майор Гогуа с небольшой группой бойцов. Он опередил батальон, который, как после выяснилось, пробирался к перевалу Доу другой, окружной тропой, в пути попал под перекрестный огонь просочившихся немцев, понес большие потери.

Выяснив обстановку на перевале, Гогуа приказал держаться, а сам поспешил навстречу батальону. Больше Голик его не встречал...

Рассказ Голика подтверждает комиссар первого батальона 808-го стрелкового полка К. М. Инасаридзе, проживающий ныне в г. Боржоми.

– В конце августа 1942 года, – вспоминает он, – последовал приказ выделить первую роту нашего батальона, отделения ПТР-овцев, саперов и разведчиков, выйти к перевалам Сапчаро и Аллаштраху, взорвать или заминировать проходимые тропы и задержать противника. С этой группой отправился комбат Бакрадзе и ПНШ-2 Голик. Я же остался на месте. Когда основной батальон двигался на перевал Доу, мы встретили там бойцов нашей первой роты и приданных подразделений. Они рассказали, что большая группа наших бойцов попала в окружение на перевалах Санчаро и Аллаштраху, и о судьбе их ничего неизвестно.

Позже мы узнали, что вышедшие из окружения через непролазные скалы капитан Бакрадзе, командир роты Шнукашвили, командир взвода Попхадзе и группа солдат влились в сводный полк, в составе которого вместе с 25-м погранполком сражались у хутора Решевого и села Псху. Здесь, возле первого дома в селе Псху, комбат Бакрадзе погиб.

С большим трудом солдаты вынесли из-под огня тело комбата. В планшете Бакрадзе находились карты и приказы. Нельзя было допустить, чтобы эти документы попали в руки врага.

Комбат был похоронен возле школы у села Псху.

Голик был легко ранен в руку и направлен в Сухуми. В штабе армии он узнал, что сформирована группа войск по обороне Санчарского перевала, под командованием полковника Пияшева, в которую входили 25-й погранполк, сводный полк НКВД, 307-й стрелковый полк и рота 1-го батальона 808-го полка.

– Полковник Пияшев, – вспоминает Степан Иванович, – был человеком невысокого роста, коренастый, широкоплечий брюнет, родом откуда-то с Кубани. У него были жесткие черты лица, что отвечало складу его характера.

29 августа передовые отряды Пияшева достигли перевала Доу и там от бойцов узнали, что мост через реку Бзыбь все еще удерживается нашими бойцами. Отряды сводного полка и 25-го погранполка ускорили продвижение и вскоре вышли к Бзыби. Мост был разрушен. Пришлось, чтобы не слишком задержать наступление, восстанавливать его под огнем. 31 августа мост был готов, и немцы, поджимаемые с флангов подразделениями сводного полка и 25-го погранполка, а с воздуха истребляемые нашей авиацией, стали отступать, оставив на поле боя несколько сот своих солдат. 7 сентября они были выброшены из селения, что для нас имело громадное значение, потому что самолеты стали садиться на аэродром, а не сбрасывать продовольствие и боеприпасы с воздуха.

Немцы, конечно, не примирились с потерей Псху и оттеснением к перевалу Санчаро и ежедневно стали посылать самолеты для бомбежки.

Здесь, у этого перевала, как у других, много было примеров мужества советских людей. О них немало нам рассказывал Степан Иванович. Словно родного отца, вспоминал он сержанта Василия Зыкова.

– Это был удивительный по части шуток человек,– говорит Степан Иванович. – Если, бывало, где-то раздается непрерывный смех, значит, ищи там Зыкова. Невысокий, типичный украинец, он носил пшеничного цвета усы и лицом напоминал киноактера Михаила Жарова. Так же артистически владел мимикой. Еще ничего не скажет, а только дернет усом и одновременно подмигнет глазом, а ребята уже за животы хватаются. В полку звали его батей, и он действительно был многим из нас отец родной. Родом он был с Днепра и любил рассказывать про казаков Сечи Запорожской, как они писали письмо турецкому султану, или запевал украинские песни – про атамана Сагайдачного или “Ой кум до кумы залыцявся”. Если его кто-нибудь пытался обмануть хоть в малости, он подмигивал и говорил: “Я горобець бытый”.

Помню, как ему присвоили звание младшего командира. Надел он на петлицы знаки отличия и необычно тихий пришел во взвод разведки. Солдаты, не привыкшие видеть его таким, подходили к нему и участливо спрашивали:

– Что с тобою, батя?

Зыков молча доставал свой неизменный кисет, сворачивал цигарку и делал еще более сосредоточенное лицо.

– Что с тобою, а? – спрашивали его второй раз.

Тогда Зыков совал под нос спрашивавшему петлицы со знаками отличия и спокойно говорил:

– Тоби шо, повылазило, чи шо? Хиба не бачишь, хто я? Якый я тобц батя? У мэнэ дочка е красива, так ей я батя, а ты мэни ще не зять, поняв?..

После этого каждый из молодых солдат старался при случае спросить его:

– На свадьбу хоть покличешь, а, товарищ сержант?

– Колы с тэбэ толк будэ, то и в женихи определю, – серьезно отвечал Зыков.– Тоди ты мэнэ кликать будэшь...

Словом, в любом положении он умел проявить юмор, но теряя при этом из виду дело – нелегкую солдатскую службу. Тяжело, что и этого прекрасного человека нет в живых...