Андрей Илларионов - Слово и дело

• Название: Слово и дело
• Автор: Андрей Илларионов
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Я не работаю с таким государством, которое мы имеем сегодня, и работать не буду… Когда я заступал на эту должность, это было одно государство, были возможности и надежды для его эволюции… произошло глубокое перерождение самого государства, сформировалась экономическая модель государственного корпоративизма.» (А.Илларионов, из прошения об отставке, 27 декабря 2005г.)

Знаменитый экономист, бывший советник президента рассказывает о своей жизни. О школе, где написал первый научный труд и впервые привлек внимание КГБ. О знакомстве с молодыми еще Чубайсом и Гайдаром. О Черномырдине, Путине, Геращенко. А еще о дефолте, экономическом росте, «голландской болезни».

Публикация этого интервью по праву стала одним из самых интересных политических материалов сезона 2007-2008гг.  

---

Давайте теперь посмотрим, как этот ущерб распределен между Украиной и Россией.

Что касается недвижимости — портовых сооружений и коммуникаций, то ущерб, нанесенный двум странам, оказался примерно одинаков. Что касается движимого имущества, то все пять погибших кораблей оказались из российского порта Кавказ, все восемь кораблей, выброшенных на берег, — оттуда же. Все погибшие моряки — с кораблей, стоявших на рейде российского порта. На украинском берегу не произошло ничего подобного: там не погиб ни один человек и не затонул ни один корабль. Как будто сама природа поставила эксперимент, создав фактически равные условия для двух очень близких во многих отношениях стран. А результаты оказались столь различными. Спрашивается — почему?

Потому что в отличие от Украины в России есть не столько вертикаль власти, сколько безответственность власти перед гражданами, ее ненаказуемость за ошибки перед обществом, ее несменяемость независимо от цены, которую страна платит за ее провалы. Поэтому начальник порта Кавказ, не несущий ответственности за свои ошибки ни перед вышестоящей властью, ни перед обществом, ни перед капитанами судов, находившимися на рейде и просившими, требовавшими, умолявшими разрешить им вывести корабли из опасной зоны накануне шторма, не дал им соответствующего разрешения. Потому что в условиях «вертикали власти», то есть абсолютизации личной безответственности, государственный чиновник не отвечает ни перед погибшими моряками и их близкими, ни перед капитанами, ни перед компаниями, которым принадлежат суда, ни перед государственной властью — исполнительной ли, судебной ли, представительной ли.

Потому что в авторитарных странах двух последних ветвей власти фактически не существует, а первая занята совсем другими делами. Поэтому государственный чиновник в авторитарных и тоталитарных странах остается безнаказанным. Поэтому в таких странах люди гибнут чаще, чем в других, пусть более бедных и менее экономически развитых, но более институционально продвинутых странах. Потому что лучшим защитником людей оказываются не деньги, не власть, не изобилие природных ресурсов и даже не более совершенное оборудование и современные технологические решения. Лучшим защитником человека, его жизни, здоровья, прав, свобод и интересов является разветвленная инфраструктура горизонтально устроенных общественных институтов с максимально ограниченной государственной властью.

Именно в этом заключается принципиальное отличие демократических политических режимов от авторитарных. В демократиях, какими бы бедными они ни были, не бывает массового голода. В авторитарных режимах, в тоталитарных диктатурах, независимо от того, какими бы богатыми они ни были, массовый голод не исключен. По ВВП на душу населения СССР в 1930-е годы и в 1947 году, Северная Корея в 1980–1990-е годы были много богаче, чем Индия в 1960-е годы. Но в отличие от бедной, весьма несовершенной, но демократической Индии, в СССР и Северной Корее от голода умерли миллионы людей.

Да, и в Индии люди умирали от массового голода, — но тогда, когда она была британской колонией. Когда же Индия стала демократической республикой, она в течение длительного времени по-прежнему оставалась невероятно бедной страной. От голода в ней по-прежнему умирали. Однако массового голода, бывшего во времена колониализма, уже не было. Советский Союз в 1930-х и 1940-х годах был среднеразвитой страной, но это не спасло десятки миллионов людей от массового голода и миллионы — от голодной смерти. Китай по уровню развития в послевоенные годы был близок к Индии, но там массовый голод продолжался до конца 1970-х годов — на три десятилетия дольше, чем в Индии.

Принципиальное отличие демократических режимов от авторитарных и тоталитарных — это обеспечение более высокого уровня безопасности своим гражданам. В самых несовершенных демократиях развивается и укрепляется ответственность власти перед людьми. В самых совершенных авторитарных и тоталитарных режимах такой ответственности нет, институты подменяются людьми, что увеличивает риск и цену ошибок, провалов и кризисов.

Примеров институциональных катастроф в истории нашей страны, в особенности в ХХ веке, немало. Это и коллективизация, и голод 1930-х годов, и Большой террор, и предательский удар в сентябре 1939 года в спину Польше, подвергшейся нападению гитлеровской Германии, и финская война, и оккупация Прибалтики в 1940 году, и военная катастрофа 1941 года. Сейчас, когда появляются уточненные данные о потерях Советского Союза в ходе Второй мировой войны, выясняется, что в мире нет ни одной страны, которая была бы сопоставима со сталинским СССР по абсолютному и относительному числу человеческих жертв. Отсутствие ответственности военного руководства перед собственной армией и собственным народом привело к массовой, невероятной по масштабам, чудовищной гибели людей, невиданной в мировой истории. И, похоже, главная вина за размеры этих потерь, — так же как и в Норд-Осте и Беслане, — лежит не только на нападавшей стороне, но и на своей власти.

Более бедный и менее технически оснащенный в военном отношении Китай понес от японской оккупации и гражданской войны меньшие потери, чем СССР. Военные потери (не гражданского населения) Германии, Австрии, Финляндии, Венгрии, любой другой авторитарной державы Европы оказались в процентном отношении к численности всего населения, к численности мужского населения, к численности мужского населения призывного возраста несопоставимо меньше, чем у Советского Союза. С военными потерями демократических стран — Великобритании и США — советская ситуация совершенно несопоставима. В СССР относительные военные потери были на порядки выше, чем в этих странах. Такую цену за отсутствие институтов ответственности власти вынужденно платят не режимы — народы.

Поэтому на вопрос, что сделал бы я, если бы мне представилась возможность использования значительного властного ресурса, я ответил бы так: постарался бы сделать все возможное для построения в нашей стране системы парламентской демократии с предоставлением возможности различным политическим силам, какими бы они ни были, конкурировать в честной политической борьбе по стабильным правилам и отстаивать свои позиции перед гражданами России с единственным, но важнейшим условием — неприменения в этой борьбе насилия.

— Как кажется, именно потому что Россия всегда развивалась по принципу выстраивания и укрепления вертикали власти и отсутствия институтов гражданского общества (эти особенности ее истории Ключевский обозначал как алгоритм «догоняющего развития»), у российской власти — особенно большая ответственность перед тем, как будет развиваться страна. На власти лежит ответственность определять путь развития страны, и главная задача здесь заключается в том, чтобы развивать то, что называется институтами государства, или институтами гражданского общества.

– Это институты и государства и гражданского общества. Они взаимно дополняют друг друга.

— Андрей Николаевич, теперь вот какой вопрос. Снижается рейтинг, снижается поддержка Путина, но все-таки она существует и довольно значительная. Идеологически-психологические истоки этой поддержки, в общем, понятны. Это, во-первых, психология и идеология реванша, чрезвычайно искусительная сегодня для русского народа, который привык себя считать народом великим и для которого трудно переносимым унижением было, конечно, чувствовать и сознавать то, что отчасти действительно было реальностью, но еще больше ему внушалось — что с Россией перестали считаться, что русскими можно помыкать и т. п. Зато теперь, как нам говорят, мы «поднимаемся с колен»! На этих струнах можно играть, на жажде национального реванша, которая взрастила когда-то нацизм, действительно очень многое можно сделать: недаром же сейчас так энергично — и, согласимся, достаточно успешно — разыгрывается карта врагов, со всех сторон окружающих Россию… Второе — это относительный порядок. Тоже, конечно, в огромной степени миф, но недаром в него верят даже на Западе, где выбрали же Путина человеком года. И недаром даже Солженицыну изменили его зоркость и трезвость и он решился подтвердить, что Путин укрепил государственную стабильность, хотя уровень преступности у нас повысился, а с безопасностью, как мы только что говорили, дело обстоит куда хуже, чем в той ж, например, соседней Украине. Однако есть и третий фактор, которым режим обеспечивает себе поддержку, — фактор очевидного экономического роста и относительного благополучия населения. И в какой-то мере это как раз реальность, непосредственно страной ощущаемая. Но — в какой? Насколько прочна и надежна эта нынешняя опора режима? И какова все-таки сегодня реальная структура нашего общества — каков реальный уровень средних доходов населения, как меняется соотношение его социальных слоев, уменьшается или увеличивается разрыв между самыми богатыми и беднейшими? Какие перспективы всех нас в этом отношении ожидают?