Аркадий Ипполитов - Эссе 1994-2008

• Название: Эссе 1994-2008
• Автор: Аркадий Ипполитов
• Жанр: Книги

---

Около Матильды фон Шнапс, гордо шествующей под руку с директором Королевской Оперы, украшенном классичной небритостью и потрясающим происхождением, - он был уроженцем дикой рыбачьей деревушки, - крутился очаровательный Паша Хофмансталь, идейный вдохновитель балетного ренессанса, в умопомрачительных тапочках от Мандо. Вся Европа знала, что он помешан на обуви, и Мандо в последние два года сделала его ступни своим лицом. Мандо к открытию организовала показ целлулоидных купальников, и манекешки от Мандо, Прада, Гуччи и Феррагамо мелькали в толпе, сплошь состоящей из знаменитостей. Среди тусовки видны были Дэвид Боуи, Дэвид Бэкхэм в красных носках, Жак Деррида, Делез с Гаваттари, Катарина Сьенская, Франциск Ассизский в сандалиях на босу ногу, Максим Горький, Алена Спицына с Аленой Долецкой, Робби Вильямс, Вилли Роббинс, Рикки Мартин и Витя Вард, Анатоль Курагин с Бэллой Печориной, Фрэнк Синатра, Кондолиза Райс, Лени фон Рифеншталь, Магнус фон Вистингаузен, Зизи Баба, Иветт Жильбер, Кукурукуку и Йоко Оно. Несколько в стороне ото всех держались, оба в глухих черных костюмах, Леонардо да Винчи, известный всему миру благодаря своей бороде, и еще более известный, благодаря «Титанику», Леонардо ди Каприо. Да Винчи при этом почему-то нежно обращался к ди Каприо: «Мой Салаино».

Впереди же, под роскошным балдахином, несомым пажами в военных шароварах защитного цвета и высоко зашнурованных ботинках, шествовал сам король под руку с мулатом Сашей в белом смокинге. За ними - известный Критик в зеленых ажурных чулках, шортах из шотландки и черном кожаном бюстгальтере, усыпанном стразами, вместе с великим Художником. Художник в данный момент находился в образе матери Терезы и был облачен в белый чепец и глухое серое платье сестры милосердия, сзади вырезанном так, что полностью была видна его задница, несколько похожая на колышущееся желе, дня два забытое на кухне. Над задницей, на тонкой невидимой проволочке поднимался трепещущий нимб из старинного тусклого золота, а за задницей валил весь блеск мирового сообщества.

Ленточка перерезана, и вот «Все и Ничто» предстало перед глазами восхищенной публики. Не поморщившись, король заметил боковым зрением, что фрески Абильгора забелены, но все вокруг говорили: «Ах, какая красивая пустота! Как чудно все сделано! Какой роскошный Проект!». Ни единый человек не сознался, что ничего не видит, никто не хотел признаться, что он глуп или что он не в дискурсе. Ни одно событие в городе не вызывало еще таких восторгов и он немедленно был признан культурной столицей Европы.

- Да ведь здесь же ничего нет! - закричало вдруг какое-то дитя.

Дитя тут же получило стипендию в Институт Психоанализа имени Зигмунда Фрейда, и с тех пор о нем больше никто не упоминал.18.07.2005

«Разве влюбленная женщина бывает толстой?»

Лучшая русская выставка последних лет посвящена Венеции

До чего же, все-таки, субъективна художественная критика! В Михайловском замке в Петербурге прошла выставка во всех отношениях замечательная, «Ремесло и мода в Венеции XIII-XVIII вв.», а все средства массовой информации уделили ей внимания не больше, чем требует элементарная вежливость. Выставка, при этом, одна из лучших, что вообще были в России за последние годы, и она может служить образцом работы «кураторов», о чем последнее время так любят трубить наши СМИ. Но нет, вылезет какая-нибудь трясогузка с очередным «проектом», и все тут же начинают ворковать про «глазки и лапки, глазки и лапки, и полосочку узенькую-узенькую», а что нам Венеция, кому она нужна, с ней никто лично не знаком.

Венецианская выставка, сделанная банком Casa di Risparmio и музеем Палаццо Мочениго, как раз и повествует о глазках и лапках. Но как! Замечательно на выставке то, что предметы, на ней представленные, не собрание шедевров, а почти заурядные бытовые вещи, не относящиеся к разряду «сокровищ». Ботинки, пуговицы, камзолы, образчики тканей, вывески цехов и магазинов, обыкновенные приметы повседневного быта скорее буржуазного, чем аристократического. Однако, собранные в витринах, напоминающих старинные торговые киоски на пьяцца Сан Марко, все эти мелочи, как в красочном калейдоскопе, столь разнородные, столь пестрые, и столь незначительные по отдельности, образуют удивительное единство мифа Венеции, пьяняще пленительного и неуловимого, как отражение в воде. Чего только стоят два мотка шелка, выставленные в отдельной витрине, один - цвета увядшей розы, второй - оливково-зеленоватый, с тончайшим серебряным отливом изнанки цветочного лепестка. Табличка скупо поясняет, что эти шелка «самых модных цветов в Венеции XVIII века», но за этим немногословным объяснением сразу же встает образ города, где царит карнавальная атмосфера, отменяющая все социальные различия и запреты, где азарт и корыстолюбие обволакиваются романтичной вседозволенностью, страсть к деньгам сливается с головокружительными любовными приключениями, и где гедонизм перманентного маскарада окрашен чудной меланхолией, придающей радости высший смысл, схожий с печалью. Дамы в кринолинах и черных полумасках, слегка заслоняющие свои речи кружевными веерами, зловещие фигуры в черных домино и бледных баутах, как назывались длинноносые маски, специально одеваемые для посещения Ридотто, запах золота и удачи, анонимная вседозволенность, все это томительное очарование Венеции последних ста лет ее существования, проникнутое остроумием, роскошью и сладострастием, витает в пространстве выставки, и сообщает всем мелочам прелесть жизни, прошедшей очищение временем.

Город Венеция - это сплошная Ярмарка Тщеславия, в различных его, тщеславия, проявлениях - от торговли пестрыми сувенирами до умопомрачительного многоцветья Фортуни и Миссони. Презирать это великолепие можно, но не нужно - безусловным достоинством венецианского тщеславия является то, что оно осенено столетиями венецианской истории, неустанно ткавшей из миллионов разнообразных нитей причудливые узоры культурного орнамента, вобравшего в себя сияние византийских мозаик, восточные ковры и шелка, готическое кружево, капризы восемнадцатого века, ухищрения современных дизайнеров и веселое море уличной торговли с непременной роскошью кича. В венецианской культуре, особенно в венецианской культуре XVIII века, при всей ее изысканности, есть трогательная слабость и беззащитность, придающие ей что-то детское. Ведь даже Казанова, в сущности, просто не в меру разрезвившееся дитя, и поэтому столь подкупающе естественна его любовь к куклам. Прелестнейшая кукла и занимает центральное место на выставке:

«Представьте себе красавицу в узком платье из белого плотного батиста; по вороту платье отделано двумя кружевными оборками из того же батиста. Пышные рукавчики с напуском сделаны из итальянского газа и украшены кружевами. Талию обхватывает пояс из узорчатой ткани с двумя широкими синими лентами, концы которых свободно развеваются сзади. На плечи красавицы наброшена большая плиссированная косынка, абсолютно воздушная и украшенная двумя кружевными прошвами…».

Этот несколько наивный текст хорош тем, что принадлежит перу венецианской женщины, Джозефе Корнольди Каминер, предтечи всех Вогов и Элей, редактору венецианского журнала «Дама воспитанная и образованная», который был в 1786 году. Ее описание образцовой элегантности дословно совпадает с внешностью куклы, но гламурное лепетанье восемнадцатого столетья, смешное и неуклюжее, в контексте венецианского мифа обретает величие, что свойственно любой культуре, находящейся у роковой черты. «Разве влюбленная женщина бывает толстой?», - этим риторическим вопросом Джозефа заканчивает рассуждение, актуальное и в XVIII веке, - о борьбе с излишним весом. И венецианки, борющиеся со своим жиром накануне наполеоновского нашествия, обретают героические черты, и лепет их звучен, как концерты Вивальди, а наряды живописны, как композиции Тьеполо, и кукла Казановы, открыв свой ротик, сейчас произнесет гордую фразу:

"Почему это Венеция маленькая? Знайте, я Венеция великая!"

Это фраза Карло Гольдони из «Маленькой Венеции», и в ней - отважная смелость города-безделушки, уже в 1837 году ставшим для Бальзака «жалким обшарпанным городом, который с каждым часом неустанно погружается в могилу», но утвердившим свое бессмертье в великолепье увядания.08.08.2005

Смутный объект желания

При чем здесь ислам?

В октябре 2001 года, сразу же после взрыва 11 сентября, я оказался в городе Ньюарке на очень хорошей выставке голландского искусства, устроенной в тамошнем музее, в основном представляющем искусство афро-американцев. Ньюарк расположен в сорока минутах от Манхэттена, и в 70-80-е гг. превратился в черный район с повышенной преступностью, но в 90-е он снова, благодаря благоразумной политике мэра, возродился к нормальной жизни, и музей, проводящий престижные выставки мирового уровня, стал одним из символов этого возрождения. Музей представляет собой очень уютное благоустроенное здание с большим крытым двором в центре, где расположено отличное кафе. Во время ланча с сотрудниками я похвалил кафе, на что одна из них тут же заметила: "После сентября мы приняли решение переоборудовать этот двор под большую экспозицию ислама, в том числе и американского исламского искусства".