Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

• Название: Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
• Автор: Келли Линк
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01339-1

Впервые на русском языке выходит антология, собравшая под своей обложкой лучшие произведения жанров фэнтези, мистики и магического реализма. Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже более пятнадцати лет, публикует повести, рассказы, эссе, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

Настоящее издание включает произведения таких мастеров, как Джефри Форд, Кристофер Фаулер, Грэм Джойс, Нил Гейман, Зоран Живкович и других талантливых авторов.

К сожалению, часть произведений представлена лишь фрагментами, некоторые фразы прерываются посередине — так в исходнике (прим. golma1).

---

Чуть-чуть придя в себя, Бейтс отошел от будки и зашагал, спотыкаясь, по боковой улице. Сумасшедший маршрут. Он неуклюже пробежал сквозь ряд хмуро глядящих арок, затем свернул в дверной проем и укрылся в его тени, вжимаясь в стену.

Звуки сражения доносились сюда, как глухие скрипы и какое-то фырканье. Бейтс сообразил, что бой переместился на север, в поля. Он бесцельно вертел застежку портфеля и что-то бормотал, отдавая себе отчет в нелепости подобного занятия.

Улица была пустынна.

Из портфеля послышался тонкий голосок лилипута.

— Ты должен идти, — пропищал он.

— Меня убьют, — проговорил Бейтс, на последнем слове его голос предательски задрожал. Он готов был заплакать.

— Мир основан на смерти, — сказал лилипут, и это эксцентричное высказывание прозвучало еще более странно из-за того, что его произносили бесплотным, писклявым голоском.

— Я буду здесь стоять, пока бой не закончится, — сказал Бейтс.

Он почувствовал робкое удовлетворение от своих слов: быть в безопасности, остаться в живых, таиться, ожидая, пока опасность минует.

— Нет, — сказал лилипут; тембр его голоска странным образом изменился.

Бейтс не понял как, но тот вылез из портфеля и взобрался вверх по его пальто. Вот он стоит у Бейтса на плече, и вот он уже у него на лице. Слабенькое давление на ухо, щекотное, как от насекомого, ощущение на щеке. Бейтс не смог подавить мгновенную дрожь отвращения и движение в эту сторону, выдававшее инстинктивную реакцию: прихлопнуть паука, имевшего наглость заползти на лицо — его лицо! Только усилием воли он удержался, чтобы не прихлопнуть крошечное существо. Нельзя! Это — создание Божье. Так легко вышибить из него дух… но нет, нельзя.

Совсем рядом с его глазом розовато-желтое пятно головы, похожая на ресницу ручка; их очертания расплывались из-за близкого расстояния.

— Эта колючка — оружие, — прочирикал лилипут. — Я могу воткнуть ее тебе в глаз, и она взорвется, как бомба. — Бейтс моргнул. — Если ты на меня нападешь, твоему глазу конец. — Бейтс снова моргнул. Глаз слезился, Бейтс часто задышал. — Если ты не двинешься сейчас к Тауэру, твоему глазу конец, — сказал лилипут.

— Дружочек мой дорогой, — проговорил Бейтс высоким голосом. — Мой шер друг.

— Бробдингнежцы живут до ста пятидесяти лет, — быстро пропищал певучий, тонкий голосок. — Они боятся смерти, потому что смерть для них — редкость. А мы, лилипуты, живем четверть века и гибели нисколько не страшимся. Мы — народ воинов.

— Дружочек мой дорогой, — снова сказал Бейтс.

— Теперь иди! — Щекотное ощущение на его лице исчезло, так же как и чувство, что в ухе висит серьга.

Когда Бейтс восстановил дыхание, лилипут уже исчез в ранце.

Сражение, по-видимому, откатилось еще дальше. Тем не менее Бейтс крался, осторожный, как мышь, ныряя из одного подъезда в другой. Но единственными людьми, которых он видел, были британские солдаты. Он торопливо зашагал к Истчипу и, пройдя ряд высоких домов, оказался напротив Тауэра.

Он не знал, который час. Конечно, утро уже давно наступило; небо было покрыто кучевыми облаками цвета слоновой кости. Капли дождя упали ему на лицо, и Бейтс представил, будто это плевки надменных лилипутов.

Возле Тауэра наблюдалось оживленное движение: скакали кавалеристы, и лошадиные шкуры блестели то ли от пота, то ли от дождя, то ли по обеим причинам сразу; часовые несли свою службу с четкостью заводных автоматов; дым из труб, и шум, и маркитанты. Вся эта кутерьма казалась Бейтсу еще более необычной, чем недавний бой, свидетелем которого он был. Он закинул на плечо ранец, обитатель которого в своей полосатой форме походил на осу. И все же кто бы мог с уверенностью сказать, что в нем не было также и чего-то ангельского?

И вот сам лондонский Тауэр, белая как снег башня, величественно возвышающаяся над Бейтсом, символ государственности его страны, ее сердце. Бейтс шагал по мостовой к башне. Никто не окликнул, не спросил у него пропуск или пароль, пока он не приблизился на десять ярдов к главным воротам; врезанная в их створку дверь была приоткрыта.

— Кто идет? — заорал часовой, хотя и стоял совсем рядом.

— К генералу Уилкинсону! — тоже громко ответил окончательно пробудившийся Бейтс. — Сообщение для генерала Уилкинсона! — Его сердце сбилось с такта. — Лично в руки! От полковника Трулава!

[7]

Большую часть дня Бейтс провел, спрятавшись в красивом, покинутом хозяевами доме, дверь которого то ли вышибло взрывом, то ли просто взломали воры. Кухня была разгромлена, продукты растащены, но комнаты остались нетронутыми: там была хорошая мебель на гнутых ножках, какие-то хитроумные механизмы, похожие на часы, которые, впрочем, не работали и, по-видимому, стояли просто украшением; стеклянные шары с засушенными цветами внутри; напольные часы современной конструкции, их маятник равномерно раскачивался из стороны в сторону, как деревце на ветру. На стенах висели полотна с изображением светских красавиц.

В конечном счете проникнуть в Тауэр оказалось довольно просто.

Стражник едва глянул в ранец и поэтому не обнаружил спрятавшегося там крошечного воина. Бейтс проскользнул в прорезанную в створке огромных ворот дверь, быстро миновал караульное помещение, откуда доносился гул голосов, перешел учебный плац, вошел в другую дверь и завернул за угол в пустом коридоре. Там он и выпустил воина-лилипута, который вылез из портфеля с намотанной на плечо веревкой толщиной с нитку и собственной крошечной сумочкой на поясном ремне. Даже не попрощавшись с Бейтсом, он засеменил прочь.

Бейтс некоторое время нервно послонялся по Тауэру, а затем выскользнул оттуда вместе с большой группой саперов и кухонных рабочих и пробрался в покинутый жителями Уайтчепел.

Некоторое время он мучительно ожидал услышать что-нибудь: например, взрыв арсенала под Тауэром, подорванного свирепым лилипутом, а может быть — громогласные аплодисменты французских солдат. И хотя до его слуха постоянно долетали стук, треск, вопли, обрывки песен и тому подобный бестолковый шум, ничего сравнимого со звуками воображаемого катаклизма, разбившего бы ему сердце, он не услышал.

Уже ближе к вечеру, устыдившись своей трусости, он рискнул выбраться из дома и отправился бродить по городу. И тотчас он наткнулся на убитого в британском мундире, потом еще и еще. Окна в типографии были выломаны для размещения полевой пушки, однако ее ствол был сорван с лафета, как маргаритка, а весь орудийный расчет валялся вокруг нее кучей перепутанных почерневших рук и ног. Двигаясь на юг, Бейтс вышел к реке. Здесь трупов было еще больше. Он подошел к самой воде и сел. На противоположном берегу над разрушенными зданиями, словно флаги, повисли в вечернем воздухе полотнища дыма.

Никого вокруг не было, Лондон как будто вымер.

Река у его ног монотонно шумела, словно дышала.

«Я уничтожил свой город, — думал Бейтс; его энтузиазм уплывал прочь, будто уносимый течением, и душевные силы тонули в пучине отчаяния. — Я предатель».

Внезапно его внимание привлек донесшийся с запада странный плеск. Выше по течению он увидел сидевшего на берегу великана с опущенными в воду ногами, который был похож на маленького мальчика у ручья. Время от времени великан вяло болтал ногами в воде, вздымая на поверхности буруны высотой с хороший дом. Краешек солнечного диска за его спиной тонул в реке, и свет, казалось, стекал с него в воду, подобно тому, как стекает акварельная краска с кисточки, когда ту моют после работы. С отчаянной решимостью, исполненный отвращения к себе, Бейтс двинулся к великану, обозревавшему развалины, в которые превратился крупнейший город мира.

— Мсье! — крикнул Бейтс. — Мсье!

Он бежал минут десять, пока не приблизился к великану на расстояние, достаточное для того, чтобы его комариный голосок смог достичь огромных отвислых ушей.

— Мсье! Мсье!

Бробдингнежец повернул голову так медленно, как, наверное, планеты вращаются вокруг своей оси.

— Я здесь, мсье! — пискнул Бейтс. — Здесь, внизу, мсье! Веки великана поднялись, как гигантские жалюзи, и губы, толстые, как скатанные в рулоны ковры, раздвинулись.

— Добрый вечер, — сказал великан.

Сейчас, стоя рядом с этим чудовищным созданием, Бейтс не понимал, зачем сюда пришел.

— Простите, сэр, — проговорил он наконец. — Простите, что беспокою вас. Сражение закончилось?

— Я тебя едва слышу, — прогремел великан. Его низкий, гораздо ниже человеческого баса, голос погромыхивал в вечернем воздухе. — Можно, я тебя подниму?

Медленным, но точным движением огромная ладонь опустилась и раскрылась перед Бейтсом так, что он смог на нее забраться. Поверхность ладони ни в малейшей степени не напоминала кожу, чего он не ожидал; она была мягкая, хотя и прочная, и похожа скорей всего на дерн. А затем его подняли в воздух и поднесли к гигантскому добродушному лицу. Бейтс увидел множество пор, тысячи крошечных нор на поверхности утеса-лица; волоски его небритого подбородка, походили на пеньки; спутанные волосы в ноздре напоминали голые деревья зимой.