Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

• Название: Моря и годы (Рассказы о былом)
• Автор: Владимир Андреев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1982

Известный советский адмирал, активный участник и один из руководителей ряда боевых операций на морских театрах Великой Отечественной войны, в своих мемуарах вспоминает флотскую юность, нелегкое, но увлекательное овладение азами, а затем и высотами морской науки, путь на корабельный мостик.

Эта книга о том, как молодые энтузиасты, мобилизованные на флот комсомолом, держали экзамен на звание военного моряка, становились красными командирами и флагманами, возрождали морскую мощь страны на Балтике, создавали новый флот на Тихом океане.

Книга адмирала В. А. Андреева адресована самым широким кругам читателей, в том числе интересующейся флотом и морской службой молодежи.

---

Прощаясь со мной, начальник штаба сказал:

— О комиссии никому ни слова. Командиру бригады я все сам объясню. Считай, что ты едешь в отпуск на Камчатку.

Через двое суток транспорт вспомогательного флота, на котором нам предстояло совершить это увлекательное путешествие, вышел в море. Дул свежий северо-западный ветер. Корабль, тяжело вздыхая, нырял вниз, а потом поднимался на гребень волны.

В одной каюте со мной, к моему удивлению, оказался командир бригады подводных лодок Матвеев, которого я знал еще по училищу. Как выяснилось, он увлекался географией и на Камчатку направился тоже в отпуск — разыскивать материалы, написанные самим Крашенинниковым. Вторым соседом по каюте был инженер-строитель Фомин.

Пролив Лаперуза прошли ночью. С молчаливого согласия командира транспорта Давыдова и штурмана я часами находился на мостике или в штурманской рубке. Когда корабль миновал пролив, мы сразу почувствовали суровый характер Охотского моря. Ветер стал жестче; волна все больше набирала силу, и уже через сутки заштормило всерьез. Скорость снизилась на один узел. В каюте стол и стулья привязали, а вещички сложили на койках. Двое суток шли Охотским морем, и не было ни единой возможности определить место корабля по солнцу или звездам.

В то время наши корабли из Охотского моря в океан или обратно ходили первым Курильским проливом, там, где Камчатка кончается мысом Лопатка. Другой берег пролива был уже японским.

Генерал Стороженко сказал нам, что никаких совещаний проводить не будет, так как каждый хорошо знает свой объем работы и сроки ее выполнения. Однако, когда погода немного утихла, он все же вызвал меня к себе в каюту, чтобы кое-что обговорить. Я показал ему на карте места, которые собирался осмотреть.

— У вас, батенька, план такой, будто в вашем распоряжении человек десять. Вместо десяти вы будете иметь только одного представителя технического отдела. Учтите, милейший, все, что вам сказал Попов, должно быть выполнено полностью и в сроки, пока корабль сдает и принимает груз.

Всю ночь я проторчал в штурманской рубке, ожидая, когда же появится вулкан Араид. Еще утренняя заря не заиграла, как явно прямо по курсу стала видна его большая сахарная голова. Прошло около часа, и она превратилась в пирамиду с белой вершиной. Это уже не чудеса, а остров, и таким островом мог быть только вулкан Араид. Видимость на море отличная, волнение стихло.

Пролив между мысом Лопатка и Курильскими островами прошли в такой туманной мути, в которой мыс Лопатка был едва различим, но удары его туманного колокола доносились отчетливо.

Вышли в дышащий сильной зыбью Тихий океан. Какой же он тихий, когда его могучие волны плавно поднимают наш корабль на высоту многоэтажного дома и также плавно опускают в бездну. Такой мощи валов в других океанах мне встречать еще не приходилось.

Нагромождение бесчисленных высоких гор завораживало. Многие обозначенные на карте маленькие заливчики и бухты издали и разглядеть невозможно, пока не подойдешь к ним поближе. Вот она какая — Камчатка с дымящимися среди гор вулканами. Стою на мостике, вооружившись биноклем, гляжу и наглядеться не могу на созданный природой такой мощный и величественный ландшафт.

Вечером спустился в каюту и попросил, чтобы меня разбудили на подходе к Авачинской губе. Просыпаюсь и вижу в иллюминатор хмурое утро, падающий снег. Работы гребного винта не слышно, значит, корабль стоит. Его не качает, а это может быть только при стоянке в укрытом порту. Пробую открыть дверь, но она не поддается. Еще раз нажал — толку никакого. Мне на помощь пришел Фомин. Приналегли на дверь вдвоем — немного поддалась, полуоткрылась, и тут мы увидели, что на палубе снегу чуть ли не в метр высотой. С койки вскочил Матвеев. Теперь уж втроем жмем на дверь. Наконец она открылась, и мы смогли выйти из каюты. Корабль стоял бортом у причала пристани, весь засыпанный снегом. Красноармейцы, для которых транспорт привез овощи, лопатами рыли в снегу траншею, укладывая по ее краям снеговые кубики. Оказывается, едва корабль нацелился носом в малюсенькую гавань, к причалу которой подходили все приходящие в Петропавловск пароходы, как повалил густой мягкий снег.

Все это происходило в декабре 1937 года, накануне первых выборов в Верховный Совет. Поэтому мы с Матвеевым пошли в горсовет, чтобы выяснить, где будем голосовать.

— Люди вы военные, и голосовать мы пошлем вас в ту часть, для которой вы привезли овощи, — сказали нам в горсовете. — Накануне выборов приходите в горисполком, и мы вас быстренько доставим в эту часть.

До выборов мы успели побывать на судоремонтном заводе рыбной промышленности, на транспорте новой постройки, где капитаном была А. И. Щетинина (ныне Герой Социалистического Труда, капитан-наставник, преподаватель Высшего мореходного училища имени С. О. Макарова во Владивостоке).

Много лет спустя, в начале 70-х годов, нас, ветеранов, пригласили на встречу с курсантами Высшего мореходного училища имени С. О. Макарова. Через много лет я снова встретил Щетинину. Наши места в президиуме неожиданно оказались рядом. Теперь она была квалифицированным педагогом. Обаятельная, умная собеседница, человек, имеющий свои печатные труды.

Работа в Петропавловске продолжалась. Я мотался по всяким мысам и бухточкам, а вечерами знакомился с книгой первого исследователя Камчатки Крашенинникова, которую Матвееву все-таки удалось «раскопать» в местном музее. Таких книг у нас в стране сохранилось всего несколько экземпляров. Под честное слово директор музея разрешил Матвееву взять на корабль это бесценное сокровище.

Местный музей располагался почти на окраине города в маленьком домишке. Музей был невелик, но материалами богат. Тут были и ядра времен осады англичанами Петропавловска, и бутылка с нефтью, собранной на поверхности земли камчадалами, и много-много другого ценного и — интересного.

В ту зиму снега на Камчатке выпало на несколько метров. Местный флотский гидрограф подарил мне на память фотографию Петропавловска, на которой телеграфные столбы были засыпаны снегом до самого верхнего изолятора, дома — до крыш, а улицы превратились в тропинки, по которым можно пройти только пешком или проехать на собаках. Петропавловск-Камчатский в то время был большим селом с одной идущей почти по-над берегом улицей и многими переулочками и закоулочками, самым большим из которых была Сероглазка, где находился рыбоконсервный завод. Лишь позже, в 1945 году, после войны с Японией, сопровождая Анастаса Ивановича Микояна, побывавшего на всех Курильских островах, я увидел новый Петропавловск с торговым портом, с причалами на железных шпунтах, с широкими улицами, Домом культуры, новыми домами.

Накануне выборов в назначенное время мы с Матвеевым явились в горисполком. Нам выделили небольшой американский автомобиль А-3 с брезентовым верхом. Такие машины были в то время в ходу.

По укатанной дороге машина бежала довольно резво. Но постепенно стала все чаще буксовать, особенно на подъемах. Нам то и дело приходилось вылезать и подталкивать ее. Когда совсем стемнело, машина окончательно завязла в снегу. Вот положение — ни назад, ни вперед. Дорогу не знаем, шофера в такой ситуации одного бросать нельзя. А ночь все темнее. Сквозь разрывы низко несущихся облаков изредка проглядывала луна. К нашему счастью, часа через два нас нагнала санная подвода — пара коней с санями. Оказалось, возчик возвращался в ту же часть, куда надо и нам. Матвеев в более теплой одежде остался с шофером, а я на подводе отправился за помощью.

Кони заморились: чуть в сторону возьмут — по брюхо проваливаются в снег. Наконец они совсем выбились из сил, легли, а ездовой не может их поднять. Подвода остановилась, и пришлось мне дальше идти одному.

До воинской части добрался я с превеликим трудом. Немедленно по тревоге были подняты люди, а через час прибыла конная подвода, которую везли свежие лошади. Намаявшиеся кони устало шли сзади. Через два часа четверка коней прибуксировала нашу машину.

В день голосования погода выдалась редкая — чистое голубое небо, никакого ветерка, морозец такой, что под ногами снег скрипит. Мы втроем командир части, Матвеев и я — идем по расчищенной дорожке от штабной землянки к единственному, еще не полностью достроенному двухэтажному дому, в котором на первом этаже находится избирательный участок. Личный состав части, семьи командиров — все живут в землянках, из труб которых легкими султанчиками поднимается дым. Настроение у нас самое радужное, ведь идем голосовать за свою родную власть.

На избирательном участке особая торжественность. Голосующие одеты по-праздничному, разговаривают негромко, а бюллетени в урны опускают с гордостью. И мы тоже невольно, точно на параде, подтянулись. Проголосовав, пошли к штабной землянке.