Иннокентий Анненский - Фамира-Кифарэд

• Название: Фамира-Кифарэд
• Автор: Иннокентий Анненский
• Жанр: Драматургия

Остов сказки, лежащей в основе моей новой драмы «Фамира-кифарэд», таков: сын фракийского царя Филаммона и нимфы Аргиопы Фамира, или Фамирид, прославился своей игрой на кифаре, и его надменность дошла до того, что он вызвал на состязание муз, но был побежден и в наказание лишен глаз и музыкального дара.

Софокл написал на эту тему трагедию, в которой сам некогда исполнял роль кифарэда, но трагедия не дошла до нас.

Мое произведение было задумано давно, лет шесть тому назад, но особенно пристально стал я его обдумывать в последние пять месяцев. А. А. Кондратьев сделал мне честь посвятить мне написанную им на ту же тему прелестную сказку, где музы выкалывают Фамире глаза своими шпильками. Он рассказывал мне о своем замысле уже года полтора тому назад, причем я также сообщил ему о мысли моей написать трагического «Фамиру», но почти ничего не сказал ему при этом о характере самой трагедии, так как никогда ранее не говорю никому о планах своих произведений, — во всяком случае, ни со сказкой г. Кондратьева, ни, вероятно, с драмой Софокла мой «Фамира» не имеет ничего общего, кроме мифических имен и вышеупомянутого остова сказки. От классического театра я тоже ушел далеко. Хор покидает сцену, и в одной сцене действующие лица отказываются говорить стихами, по крайней мере некоторые. На это есть, однако, серьезное художественное основание.

---

С той стороны, куда ушел Фамира, слышны голоса и показывается кифарэд. За ним, причитая, идет Кормилица. Фамира, Нимфа, Кормилица.

Фамира (еще не замечая Нимфы)

Да перестань же, право. Если б даже
Она лгала. А для чего, скажи,
Выдумывать ей, няня? Разве сказка
Уж так плоха и очутиться в ней
С таким родством обидно?

Кормилица

Ох, малютка!
Ох, обойдут тебя! Беги от них,
Пока живым не съели.

(Видит Нимфу и отступает.)
Фамира (тоже видя Нимфу, но спокойно)

Нимфа, слышишь?
Умоляющие жесты старухи.
Ты напугала няню. Посмотри же,
Кормилица, в глаза ее… иль там
Найдешь обман и злобу?

(Подавая Нимфе руку.)

Если в детстве
Ты не дала мне ласки, мать, зато
Я счастием теперь обязан Нимфе
Единственным. Я буду как титан,
Похитивший с небес огонь, но людям
Я дам огонь и чище, и нежней…
Когда ж потом мой сын…

Нимфа (нетерпеливо и отстраняясь)

О нет, Фамира,
Загадывать не надо. И зачем
Ты принял бой так спешно?

Фамира (привлекая к себе Нимфу)

Иль иначе
Небесный луч мелодии ее
Дойти бы мог до сердца?
Улыбнись же!
Не надо туч — я так тебя люблю,
И всех люблю, и все люблю, что сердцу
И грудь тесна, а звезды жили там,
Эфирные горели выси.

Нимфа, закрывшись, плачет.

(Лаская ее волосы.)

Знаю,
О чем ты плачешь. Что же делать? Волю
Судьба таит до время. Но тебя
Не упрекну, не думай, дорогая,
За жребий мой — куда бы ни повлек
Дрожащей чаши он. Довольно… Сатир.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ СКВОЗЬ ОБЛАКА ПРОБИВШЕГОСЯ СОЛНЦА

Те же и Силен. Он несет за спиной мех с вином, и к поясу привешены чаши. Увидев его, старуха с криком убегает в дом.

Силен, Фамира, Нимфа.

Силен молча садится на землю и медленно начинает распутывать один за другим завязки меха. По лицу его струится пот.

Нимфа

Силен! Ну что ж тебе сказали?

Фамира

Папа-Силен, когда ж мы к ней?..

Силен (продолжая работу)

Мешка еще не развязали,
А он уж молит: «Пополней!»

Фамира

Минут так мало. Ради вышних,
Ее ответ! Я столько ждал.

Силен (продолжая возиться с узлом)

У нас и много их. Но лишних
Силен на тени не видал.
Для вас и радость — только бред,
Коль не зарница ночи мрачной,
А для силенов, кифарэд…
А для силенов, кифарэд…

(Наконец справляется с завязками, отвязывает чашу и наливает.)

Она — в узлах одежды брачной…
Что счастье людям? Тень листа
На зыбкой пыли вертограда?
Гляди — и чаша налита,
А губы сухи — вот отрада.

Фамира

Я жду, Силен…

Силен (выпивает, потом отвязывает еще две чаши и медленно их наполняет, все три, любуясь струёй. Потом с поклоном подает одну из трех)

Здоровье ваше…
Прикажете, друзья мои, по чаше?

(Предлагает Фамире, потом Нимфе.)
Фамира

Не пью.

Силен пьет с поклоном.

Нимфа (с улыбкой)

Зараз уж выпей и мою.

Силен выпивает и целует кончики пальцев.

Силен (кифарэду)

И жаль, но солнце не без пятен…
А впрочем, ваш отказ понятен.
Вы отвечали: «Я не пью»,
Как я сказал бы: «Не пою».
Дельфийский бог кифару предложи мне,
Чтобы ему подтягивал я в гимне.

(Пьет чаши быстро, но не торопясь и со смаком.)

Ну, а теперь, любимые мои,
Какой-нибудь кусок.
Нимфа дает ему хлеба. Силен ест и пьет.
Дадим покой и чашам.

(Перемывает их.)

Поцеловать одну еще разок,
Один разок.

(Наливает и пьет.)

и я к услугам вашим.

(Встает и стряхивает крошки.)

Фамира, ты готов?
Мы живо вспашем
Обратный путь.

(Смотрит на небо.)

О, Феб еще высок…

Фамира

Папа-Силен, ты шутишь?

Силен

Вот так раз…
А давеча-то кто ж: «Сейчас, сейчас!»
Условье принято. Пан будет за судью.
Состав суда — из нас и Терпсихоры.
Ну, дети, я свалил вестей такие горы,
Что вам оставлю мех…

Аккуратно складывает мех на землю, Фамира хочет ему помочь.

Постой… Сперва допью.

Пьет, вытирает губы и уходит с Фамирой.

СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ РОЗОВОГО ЗАКАТА

На орхестру сбегают группы сатиров. Немая сцена — они ищут в траве и кустах вакханок. Флейта. Кастаньеты. Пляски. Солнце близко к закату. Облака на западе уже огненны и розовы последними лучами.

Один голос

Я искал тебя день,
Целый день голубой,
Но вина мне не пень:
Утолюсь я — тобой.

Сатиры (пляска)

Любам ночи, флейте час,
Флейте час,
Зазнобил я губы…
Нимфы, прилелейте нас,
Нимфы, пожалейте нас!
Поцелуйте, любы…

Голос

Я — усталая лань,
Ты — родник ледяной,
О, блесни, только глянь
И сольешься со мной.

Сатиры

Скучны выси-дали нам,
Дали нам,
Голубые дали…
Но когда б ужаленным,
О, когда б вы дали нам,
Только губы дали.

Другой голос

Только глаз не таи:
Ты — обида, я — нож,
И в объятья мои,
Как в огонь, упадешь…
Ариозо томного Сатира
В закатном небе,
Где взор мой тонет,
Ужель мой жребий
Богов не тронет?..
Всегда к борьбе я
Атлет готовый,
И по тебе я
Тоскую, вдовый.
Ты уж не пламя ль,
И в высях дыма
Не жемчугами ль
Живешь, таима?
О нет, не пламя,
Нет там, не в звездах,
И, не колдуя,
В поспевших гроздах
Между цветами
Тебя найду я…
И на леваде
Душисторосой
Пушистокосой
Шепну менаде,
Что в синей дали
Все вижу лань я,
Что крепче стали
Мои желанья;
Что худ я страшно,
А голодаю,
Что слаще брашна
Я ожидаю:
Чтоб Амимона
Дала мне спелых
Два лунно-белых
Своих лимона.
При этом зное
Ночами зябнуть,
Немудрено и
Вконец ослабнуть.
О злая Парка!
Довольно мести
Твоей воочью,
О злая Парка!
Сегодня ночью
Мы будем вместе,
Сегодня ночью
Нам будет жарко.

СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ ЛУННО-ГОЛУБАЯ

Близка ночь. Сатиры мало-помалу прекращают игры и музыку и ложатся спать в траву. С востока показывается луна. Сумрак заменяется синеватым светом. Только деревья еще черней, сплошные и тяжелые. На сцену выходит Нимфа, убранная в большие и пышные цветы, белые и желтые. Она с голыми руками.

Нимфа

«Их только две таких у нас бывает».
О нимфа, так ли это? А цветы?..
Твои цветы? И эта ночь? Была ли
Когда-нибудь менада беспокойней,
Что тень небес все медлит… все нельзя
В рассеянном уме запечатлеть
Позорно-сладкой тайны? Те — Гекаты
Бескровные колдуньи в волоса
И черные и душные своей
Владычицы старались ли упрятать
Поспешнее и глубже змей своих
И желтые яды… чем это сердце
Через глаза горящие глядеть
В невидные глаза, и на свободе
С другим сливаться сердцем, и его
Тревогою безвольной заражать?

Голос Сатира (тихо)

Братцы… женщина…
Другой, погуще
Не наша?

Тонкий голос

Плохо вижу я, папаша.

Густой голос

Проберитесь по кустам,
Да узнайте там, не наша ль.
Но смотрите: если кашель
Или насморк, я задам.

Шелест в траве, потом: