Иннокентий Анненский - Фамира-Кифарэд

• Название: Фамира-Кифарэд
• Автор: Иннокентий Анненский
• Жанр: Драматургия

Остов сказки, лежащей в основе моей новой драмы «Фамира-кифарэд», таков: сын фракийского царя Филаммона и нимфы Аргиопы Фамира, или Фамирид, прославился своей игрой на кифаре, и его надменность дошла до того, что он вызвал на состязание муз, но был побежден и в наказание лишен глаз и музыкального дара.

Софокл написал на эту тему трагедию, в которой сам некогда исполнял роль кифарэда, но трагедия не дошла до нас.

Мое произведение было задумано давно, лет шесть тому назад, но особенно пристально стал я его обдумывать в последние пять месяцев. А. А. Кондратьев сделал мне честь посвятить мне написанную им на ту же тему прелестную сказку, где музы выкалывают Фамире глаза своими шпильками. Он рассказывал мне о своем замысле уже года полтора тому назад, причем я также сообщил ему о мысли моей написать трагического «Фамиру», но почти ничего не сказал ему при этом о характере самой трагедии, так как никогда ранее не говорю никому о планах своих произведений, — во всяком случае, ни со сказкой г. Кондратьева, ни, вероятно, с драмой Софокла мой «Фамира» не имеет ничего общего, кроме мифических имен и вышеупомянутого остова сказки. От классического театра я тоже ушел далеко. Хор покидает сцену, и в одной сцене действующие лица отказываются говорить стихами, по крайней мере некоторые. На это есть, однако, серьезное художественное основание.

---

В начале речи Фамиры сатиры поднимаются: они собрались около корифея и с любопытством слушают Фамиру, разглядывая его лиру и следя за его неудачными попытками что-нибудь сыграть.

Иль, может быть, оглох я?
Нимфа, слышишь
Мою игру? Играю я иль нет?
Скажите же мне, люди… Слушай, сатир,
Я знаю — вы искусники. Сыграй
Мне что-нибудь на этой деревяшке.

Силен берет из рук его кифару и играет. Сатиры аплодируют.

Га… Слышишь ты, ты слышишь ли, старик?
Иль музыка под пальцами твоими?
Нет, — это мышь летучая в полночь
Под своды залетела и крылами,
Незрячая, по мшистым стенам бьется.
Вы плещете, козлята? Ха-ха-ха!
Тут даже ритма нет… И это даже
Не бубен — о, теперь я убежден.
Что ты меня дурачишь… Не довольно ль?
Бери свою и мне отдай мою…

Силен продолжает играть медленно и выразительно. Фамира точно разбирает музыку или припоминает что-то. Он закрыл лицо руками.

Иль отведи дурман от сердца, сатир!

(С жестом мольбы.)

Я погибаю, сжалься!

Музыка прекращается. Вокруг говор. Сатиры приветствуют Силена.

Отчего ж
Слова так ясно слышу я… а струны?..
Где ж музыка, Силен?

Силен (мягко, но серьезно)

Ты не привык
Еще к изменам, мальчик. Сами боги
Страдают от измены. Только Ночь
И День верны друг другу, да Полярной
Ничто Звезды не сдвинет.
Покорись
Всеобщему закону. После счастья,
Как после дня приходит ночь, а бог
В решениях, как полюс мира, стоек.

Нимфа (тихо)

К чему же бог его приговорил?

Силен (так же тихо)

Чтоб музыки не помнил и не слышал.

Нимфа и сатиры звуками и жалобными возгласами выражают охватившее их сочувствие; Фамира, наоборот, успокаивается и становится неподвижен, как человек, что-то обдумывающий. Воцаряется минута молчания.

Силен

О, боже мой! Уж будто не живут
Без дудок и без струн на белом свете?
Еще диви бы сатир!.. Танцевать
Тому нельзя без музыки. А этот
Мудрец — по струнам плачет.

Фамира

Нет, Силен,
Не плачу я. Удар волны был мягок,
И где ж она, волна? Лишь головой
В песок ушел я глубже, да соленый
Остался вкус во рту.
Но тот же сон
Владеет этим сердцем… Просыпаться
Не думаю, старик, я.

Силен

Добрых снов,
Почтеннейший Фамира. Лучше средства
Не выдумать и Зевсу. Но и сон
Отраден нам лишь сладострастьем мысли,
Что это не конец, а только сон,
Что захочу — и нет оцепененья…
Вынь эту мысль из сердца, — что тебе
Останется, коль не свинцовый обод
На голове, иль ядовитый хмель,
Иль колдуна дурачество, чтоб желтой
Не вспоминать могилы? Плохо спишь
Без женщины, Фамира, если молод,
Иль доброго бокала… Хочешь: дам
Натянемся по холодку винишки,
Судья и подсудимый, а мешок
Пожертвуем Фемиде — неказист,
Да ведь она считается слепою.

Фамира

Оставь, Силен… На сердце без того
Тяжелый хмель. Пускай осядет плесень.

Силен

Ты, Нимфа-мать, таилась так давно
Меж этих бликов лунных и цветов,
Что дашь совет какой-нибудь Фамире
И моего полезней, верно. О, тебе
Молчания иначе не прощу я…
Вибрации серебряные нам
Одни еще от вас перепадают…

Нимфа

Фамира, сын мой. Музыка идет
В сердца людей — не только по дрожащим
И серебристым струнам. Может быть,
Там, на горах, дыханье бога флейты
Тебе излечит душу.
Хочешь: мы
Пойдем в фиас. Я попрошу искусниц,
Моих сестер. Мы уберем тебя
Вакханкою. О, как пойдет небрида
И виноград тебе, и тиса цвет,
И плюща цвет, когда вовьются в локон!
Ты сон зовешь — безводья слаще нет,
Дитя мое, как в горных перелесках,
Янтарною луною полных. Там
Еще не спят.
Подумай — ты отдашься
Весь чьей-то страстной воле. А потом?
Как знать, потом что будет.
Диониса
Я умолить сумею — спросишь, чем?
Кошачьей лаской, цепкостью змеиной
И трепетом голубки, а возьму
У вышних счастье сына… Но сначала
Пусть будет ночь, и день за ней, и ночь,
И ночь опять со мною… О, не медли!

Корифей (Нимфе)

Тайной черной ночи длинны,
Тайной розовой медвяны
Но Фамира твой из глины,
Если он не деревянный…
Материнского призыва
Он не слышит, он не хочет,
Так в лесу дичает живо
Из гнезда упавший кочет.

Один из сатиров, который заслушался Нимфы, начинает сначала робко, потом сильнее и громче подыгрывать ей на флейте. Речь Нимфы переходит в мелодекламацию. Флейтисту и Нимфе под конец полюбилась одна фраза, и то флейта, то голос уступают друг другу, чтобы нежно поддерживать одна в другом общее желание.

Нимфа

Я разведу тебя с твоей обидой
И утомлю безумием игры
И будем спать мы под одной небридой,
Как две сестры.
Ты только днем, смотри, себя не выдай:
Сердца горят, и зубы там остры…
А ночью мы свободны под небридой,
Как две сестры.
Пусть небеса расцветятся Иридой,
Или дождем туманят их пары…
Что небо нам? Мы будем под небридой,
Как две сестры.

Фамира

Как две сестры… Не слишком ли уж близко,
И горячо, и тесно? Так не спят,
Чтоб плесенью покрылось сердце — ночи,
И месяцы, и годы…
Этот план
Не подойдет нам, женщина. Ты губы
Замкнула нам минутой счастья, и
Я не скажу ни слова ни с укором,
Ни в похвалу тебе. Но не зови
На мертвую дыханье флейты. Сердцу
Оно нечисто. Кровью налились
На лбу флейтиста жилы, и животным
Его подобны губы — так же их
Одушевить не может слово. Красны
И, пухлые, противны.
Если что
Еще отдать хотел бы я — так тени,
Которые все манят… а куда?..
О, если б их не видеть, как не слышу
Я музыки…
Когда б еще черней
И глубже вырыть яму ночи… Да…
Эфир так беспокоен…
Ты ж, о Нимфа,
Ты красотой и трепетом теней
На этом бледном лике, на цветах
Жалка мне и страшна… Уйди отсюда.

(Пауза, тише.)

Иль ты судьба Фамиры? И тебе
Нет больше места в мире?.. Так что солнце
Зажжется и опять наступит ночь,
А ты со мной все будешь… и придется
Мне полюбить судьбу.
Но ты ведь яд
Через глаза мне в сердце льешь…
Не видеть
Не слышать — не любить.
А вдруг любовь
Не слышит и не видит?..

Подходит к Нимфе и берет ее за руку, та следует за ним, как очарованная.

О, последний,
Чуть слышный луч от музыки! В глаза
Мои спустись, там приютишься в сердце,
Безмолвный, безнадежный. И вослед
Я не впущу ни тени.

Нимфа хочет прижаться к нему, хочет что-то сказать, но Фамира отстраняет ее.

Розы… губы,
Не открывайтесь больше. Мне ни слов,
Ни вас самих от вас не надо… Косы
Пушистые… рука…

(Поднимает и оставляет упасть одну из бледных рук Нимфы.)

ланиты… слез
Недавние следы…

(Отстраняется, видя, что Нимфа снова делает движение к нему.)

Прикосновенья
Не надо — нет. Лучей, одних лучей.
Там музыка…

(Убегает.)

СЦЕНА ВОСЕМНАДЦАТАЯ БЕЛЕСОВАТАЯ

Общее изумление. Минуту все молчат. Порыв ветра, за ним другой, третий. Из лесу летит пыль, и в ней кружатся листья, где-то скрипят ветки. В шуме ветра можно различить сначала смешанный, потом яснее не то вой, не то стон. Тем временем луна зашла за облако, и сцена остается освещенною лишь ее белесоватым отблеском. Между Силеном и Нимфою появляется тень Филаммона. На шее у него веревка. Лицо сохраняет синий оттенок и сразу без луны кажется почти черным.