Белва Плейн - Пылающий Эдем

• Название: Пылающий Эдем
• Автор: Белва Плейн
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-159-6

Открывая «Пылающий Эдем», вы сразу же становитесь участником всего, что происходит с его героями. В этой новой жизни у вас есть все – семья, друзья, взлеты и падения, тревоги и радости, любовь и ненависть. Магическое обаяние Плейн-рассказчицы не исчезнет даже после того, как вы перевернете последнюю страницу.

---

Фрэнсис несколько мгновений колебался, не решаясь заговорить. Потом, глядя на Патрика, сказал:

– Я никогда тебе об этом не говорил… Мне стыдно за себя. Когда Николас был еще здесь, и шли слухи о тех вещах, которые тут творились, в том числе и об ущелье, куда сбрасывались тела замученных, я не верил этому, даже когда Озборн рассказал мне, где находится это место.

– Ты мог бы сам поехать туда и посмотреть.

– Я не принимал это всерьез.

– Я понимаю тебя.

– Мне кажется, я чувствовал, что если я узнаю, что это правда, я пойду вместе с тобой…

– Ты все еще не ложился, Фрэнсис? – раздался голос Марджори, появившейся в дверях.

Но увидев Патрика, она схватила в пригоршню оборки своего пеньюара у горла:

– Ой, извините меня. Я не знала, что вы еще здесь.

Патрик встал.

– Это моя вина. Я втянул его в слишком долгий разговор.

– Ах, что вы! Говорите, сколько пожелаете, – ответила она.

Оба мужчины спустились по ступенькам к машине.

– Я очень сожалею, Фрэнсис, что ты собираешься покинуть нас, – сказал Патрик.

Фрэнсис кивнул. В свете, падающем с веранды, угадывалось лицо аристократа. Не в узком социальном смысле, отметил про себя Патрик. Фрэнсис унаследовал великолепную внешность, высокий интеллект и истинное понимание чести. И именно это делало его аристократом.

– Я надеюсь, все будет не так уж плохо, – сказал он после паузы, – ни для тебя, ни для кого-либо еще.

Фрэнсис понял смысл его слов:

– Ты будешь присматривать за ней, да? Не позволяй ей делать глупости.

– Не позволю.

Он не помнил, когда он был так же взволнован. И он зажал рот рукой, словно хотел задержать те слова, которые готовы были сорваться у него с языка: доверься мне, Фрэнсис, потому что ты и я…

Фрэнсис протянул вперед руку, как бы отпуская его. Это было спокойное прощание человека, который ищет уединения и избавления от напряженности.

– Мы возлагаем на вас наши надежды, премьер-министр. И на подобных вам людей во всем мире, – сказал он несколько официальным тоном.

– Спасибо, Фрэнсис. Я думаю подчас… у меня есть что тебе сказать…

Он остановился. Не сейчас! Слова сорвались у него с языка вопреки его желанию.

– И что же это?

– Да нет, ничего. Ничего существенного. И потом уже поздно. Как ты находишь машину? Она не выглядит вызывающе?

– Ну что ты. Вовсе нет. Это жемчужина. Приезжай снова, пока мы не уехали, ладно?

– Приеду.

Когда он достиг конца проезда, ведущего к шоссе, он взглянул в зеркало обратного вида. Фрэнсис все еще стоял с рукой, поднятой в прощальном жесте. Патриком овладел столь сильный импульс, что на какое-то мгновенье он готов был развернуть машину и вернуться назад. Но в следующую же секунду этот импульс исчез, и он сумел взять себя в руки и направить машину к дому.

Фрэнсис наблюдал за тем, как задние фонари, два красных лисьих глаза, скрылись за поворотом. Он постоял еще немного, пока далеко на шоссе передние фары не высветили узкое пространство дороги между деревьями.

Сколько же всего прошло и изменилось с тех пор, как он впервые познакомился с этим добрым и порядочным человеком в тот штормовой день девять лет назад! Храни его Господь! Он вел честную борьбу, как это принято говорить. И храни всех нас, Господи. Призри беззащитную Мейган, пожалуйста. И пусть Кэт смеется как прежде, пусть будет согрета чьей-то любовью. Он почувствовал подступивший к горлу комок.

С Морн Блю дул легкий ветерок, заставляя колокольчики гармонично звенеть. И он задержался на ступеньках веранды, не желая идти в дом. Он был заворожен этими звуками, своими собственными эмоциями и безукоризненной красотой ночи.

О, это, конечно, одно из красивейших мест на земле! Кричащие человеческие боль и страдания не совмещались со всем, что было здесь. Понятно и естественно страдать в голых пустынях и промерзлых северных тундрах, но здесь, в этом нежном теплом воздухе, под светлой луной, на этой благоухающей траве это было нелепо.

Наконец он вошел в дом выпить стакан теплого молока с горстью печенья: иначе он плохо спал. В комнате Мейган он поправил сползшее с нее одеяло и убрал на место свалившегося на нее плюшевого мишку. Он прислушался к ее еле слышному дыханию, понаблюдал за ее едва заметным шевелением. Какие сны пролетали сейчас в этой бедной головке? И вновь к его горлу подступил мешающий дышать комок.

В его комнате на прикроватном столике лежал новый журнал. Выпитое молоко и чтение вполне могло успокоить его разбушевавшееся сердце и, как он надеялся, подарить ему немного сна.

Часы на приборной доске показывали одиннадцать, когда маленький автомобильчик Патрика проскользнул между рядами пахучих кустов на последней миле освещенной луной дороги и свернул к большим воротам.

Выстрелом пробило ветровое стекло, и пуля попала ему прямо в лоб. Машина со скрежетом врезалась в гранитный столб, потом ее охватило пламя, она взорвалась и в течение нескольких секунд сгорела на лужайке перед домом правительства.

Глава 27

И вновь остров содрогался и метался в муках, точно огромное раненное морское чудовище. Целых три дня он боролся и кровоточил.

Международные агентства новостей выдавали друг за другом такие репортажи и сообщения:

«В то время, как лево– и праворадикальные группировки, сохранившиеся от режима Мибейна, обвиняют друг друга в убийстве премьер-министра Патрика Курсона, Сен-Фелис переживает новую волну насилия. Вчера верные правительству войска отразили попытку мятежников захватить радиостанцию, но в других районах ключевые объекты за истекшие двое суток переходили из рук в руки по три-четыре раза. Две воинские казармы полностью сгорели. Правительственные силы обнаружили значительное количество различного оружия, принадлежащего диссидентским элементам различного толка. В этих тайных складах найдено много бутылок с «коктейлем Молотова», гелигнитом, а также огнестрельное оружие нескольких видов».

* * *

«Грабежи и вандализм в Коувтауне постепенно берутся под контроль. Банки и магазины все еще обшиты досками и фанерой. Исполняющим обязанности главы государства мистером Фрэнклином Пэрришем введен комендантский час с шести часов вечера до шести часов утра.

Восстановить спокойствие на Сен-Фелисе удалось только на третью ночь после убийства премьера. Число убитых колеблется от пятнадцати до двадцати, зафиксировано такое же количество раненых. Арестовано свыше ста человек, схвачены лидеры мятежных групп, комендантский час отменен. Корреспонденты отмечают удивительно активное сотрудничество гражданского населения, уставшего от конфликтов и потрясенного этой трагедией.

Патрика Курсона хоронили на четвертый день утром. Собор в Коувтауне был переполнен, толпы народа толклись на его ступенях и заполняли прилегающую улицу.

– Он был человеком, всегда придерживающимся золотой середины, не испытывавшим ненависти, – начал литургию отец Бейкер несколько охрипшим голосом старого, уставшего от напряжения человека. – Скромными были его политические амбиции. Было много других людей, более честолюбивых и более искушенных в искусстве политики. Но то, чем обладал он, было бесконечно более ценным и редкостным: это внутренняя доброта и стремление идти праведным, рациональным путем.

На какое-то мгновение голос его дрогнул, осекся, но он продолжал:

– Кто же поступил с ним так? Это вопрос, который не дает нам покоя и который долго еще будет нас занимать.

По сути дела, думал Фрэнсис, те, кто сделал это, были как раз теми, кого он больше всех любил – Николас и Билл. И он посмотрел на переднюю церковную скамью, где Билл, прилетевший за несколько часов до этого откуда-то, где он пребывал, когда погиб Патрик, сидел рядом с Дезире и дочерьми, одетыми во все черное, и Клэренсом, который все время плакал.

– У обеих политических сторон были свои причины устранить человека, который столь твердо, столь достойно стоял на пути их устремлений, человека, так страстно верившего в ценность человеческой жизни и в возможность мирного решения проблем.

– Слава Богу, что мы покидаем это идиотское место, – прошептала Марджори на ухо Фрэнсису.

Он не ответил. Внезапно им овладел приступ тошноты. Его собственные эмоции, дополненные жаром тесно прижатых друг к другу тел, докапали его. Оказавшись под лучами солнца, лившимися сквозь блеклое стекло витража, он почувствовал сильное головокружение от вида бледно-лиловых пятен, двигавшихся по его коленям.

И, как ему показалось, эта жара истекала отовсюду. Ему почудился огонь, почти так, как это бывает, когда, идя где-то ночью, вдруг ощущаешь едкий запах дыма… Вот так же было, по-видимому, и той ночью. Но теперь в огне был уже не просто дом, в огне была планета: зловещими стали сами небеса над каждым континентом, горел сам воздух, сами цветы.

Должно быть, он издал какой-то звук или стон, потому что Марджори обернулась к нему с выражением удивления и тревоги на лице: