Барбара Брэдфорд - Женщины в его жизни

• Название: Женщины в его жизни
• Автор: Барбара Брэдфорд
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7027-0151-8

Максимилиан Уэст – миллиардер, промышленный и финансовый магнат, живая легенда, человек, обладающий магической властью и обаянием. Загадка для друзей и родных, не всегда понятный самому себе.

В его жизни было пять женщин, каждая из которых заставляла трепетать его сердце.

Урсула – женщина, давшая ему жизнь.

Теодора – преданная нянька, единственная, кто знала все его секреты.

Анастасия – его первая любовь.

Камилла – верная подруга, тайно любившая его всю жизнь.

Адриана – американская «сирена» – извечная противница днем, которую ночной покров преображал удивительным образом.

---

– Не удивительно, что Каналетто и Тёрнер хотели писать Венецию, – сказала Анастасия. – Какому художнику не захотелось бы уловить это великолепие и запечатлеть его на своем холсте!

– Да, красота неподвластна времени, уникальная красота, – сказал он, и в его голосе послышалось благоговение.

Они добрели, рука в руке, до конца Джюдекки, затем вернулись и взяли лодку, чтобы плыть обратно в гостиницу «Даниэли».

Они лежали на глубокой кровати, вольно раскинувшись на огромных пуховых подушках, наподобие тех, что помнились ему с его берлинского детства. Оба расслабились и кейфовали после завтрака и путешествия на лодках. В спальне царили прохлада и покой, путь жаркому солнцу был прегражден деревянными жалюзи.

Максим прошелся губами по ее обнаженной руке, наслаждаясь ощущением ее шелковистой кожи, ее запахом. Тело Анастасии пахло солнцем с легкой примесью соли и морского ветра, обдувавшего их в лодке, когда они плыли с острова Джюдекка обратно в отель. Золотистая кожа цвета абрикоса и такая же бархатная на ощупь, подумал он, ведя пальцем вниз от ее плеча к запястью.

Большущие глаза Анастасии смотрели на него. На лице ее играла ленивая улыбка. Она была пресыщена любовью: они провели час в постели, и ее клонило в сон от выпитого за завтраком вина.

– Вздремни, – посоветовал он, наклонясь к ней и целуя в волосы.

– М-м-м, наверное, да, – согласилась она, поудобней укладываясь на подушках, натягивая простыню на голое тело.

Опершись на локоть, он продолжал задумчиво любоваться ею. Он так ее любил. И не переставал удивляться этой юной чудо-женщине, преисполненной тепла и радости, доброты и сердечности. Она была очень чувственна и страстна, это открытие приводило его в восторг, доставляя ему огромное удовлетворение.

До чего же ты эротична, мой боттичеллиевский ангел, улыбаясь, подумал он, вспомнив их медовый месяц. И хотя замуж она вышла за него девственницей, по части сексуальной она дала ему больше, чем любая из женщин, которых он познал в интимной близости. В ней не было застенчивости или напускной скромности, и спустя несколько месяцев после свадьбы он уже знал ее потребности и желания, поскольку она не скрывала от него свои ощущения. И очень забавно осведомила о возможностях его собственного тела, сделала живым, как никогда. Она обожала его тело и говорила о нем, получала от него усладу, какую хотела сама и ту, что во всей полноте дарил ей он. И она в свою очередь ублажала его так, как ни одна женщина до нее. Они исходили криком во взаимном пароксизме блаженства, в возбуждении и экстазе любовных утех, и позволяли друг другу все.

Максим соскользнул с кровати и подошел к окну. Он встал там, где утром стояла Анастасия, блуждая взглядом по-над водами лагуны, в восторге от несказанной красоты, простертой перед ним в блекнувшем свете дня.

Он никогда не забудет их дни в Венеции, будет помнить всегда дивную легкость здешнего воздуха… умиротворенность… туманы и серовато-голубое небо цвета ее глаз… теплую мягкость ночей… тихий плеск воды о сваи, под который им так сладко спалось. И в его мыслях Венеция навсегда будет связана с Анастасией, воплощением утонченной и изысканной женственности, с именем его прелестной мечтательницы, девушки его мечты, его истинной любви, его любимой жены, единственной и всегда желанной.

44

– Благодарю за великолепный ленч, вы превзошли себя, – сказал с улыбкой Максим княжне Ирине Трубецкой. Он положил на стол салфетку, отодвинул стул и закинул ногу на ногу.

– Я рада, что тебе понравилось. – Ее ярко-синие глаза засияли.

– Мне всегда нравится, но все-таки, я думаю, не годится вам в такую жару еще и на кухне стоять. Лучше бы вы мне уступили, и мы куда-нибудь пошли с вами, как я задумал.

– Нет, нет, я обязательно хотела угостить тебя дома хоть раз, пока ты в Берлине, любимый. Ты так добр ко мне, и это единственное, что я могу для тебя сделать.

– Но тогда на ужин, тетя Ирина, приглашаю я. Мы сходим в какой-нибудь из ваших любимых ресторанов, а потом, если захотите, пойдем потанцуем. Я же знаю, как вы это любите.

– Ты балуешь меня, Максим, и заставляешь снова чувствовать себя молодой, – сказала она с веселым смехом.

– А вы и не старая!

– В марте мне стукнуло пятьдесят, не забывай.

– Это еще не старость, к тому же пятидесяти вам никто не даст, – заверил он ее абсолютно искренне, думая, как хороша Ирина сегодня, стройна и элегантна в синем, в тон ее живым глазам, шелковом платье. Ее каштановые с рыжим отливом волосы блестели как всегда. Вне всякого сомнения, это заслуга искусного парикмахера, но они не выглядели крашеными и как всегда превосходно гармонировали с ее бело-розовой кожей. Но что в ней было самым замечательным, так это ее лицо – все еще очень симпатичное и почти без морщин, несмотря на выпавшую ей труднейшую долю.

– Ты что так на меня уставился? – сказала Ирина, вопросительно глядя на него.

– Но я же – с восхищением, тетя Ирина. Вы замечательно выглядите, да вы и сами хорошо это знаете.

– Благодаря тебе, твоей любви и заботе, которой вы с Тедди меня не обделяете много лет подряд. Она тоже очень чутка и внимательна. Вы оба относитесь ко мне изумительно, я никогда не смогу вас отблагодарить.

– Благодарить нет надобности, мы – ваша семья, – ответил он. – А сейчас, как насчет лимонного чайку? После вашего шварцвальдского вишневого торта мне он просто необходим.

Ирина рассмеялась.

– Я же тебя не заставляла его есть, он – твоя старинная слабость. – Она опять засмеялась: – Ты его любил, еще будучи малышом.

– Шоколад и вишневый пирог с избытком крема допустимы, когда нам четыре года от роду, но, когда двадцать семь, это ведет к избытку веса.

Ирина покачала головой.

– Я все время забываю о твоем возрасте, – медленно проговорила она. – Мне кажется, только вчера я держала тебя на коленях и баюкала, когда гостила у твоих родителей на вилле в Ваннзее.

– Время летит, тетя Ирина, верно?

– Да, действительно. Ты только вообрази, я познакомилась с твоим отцом, когда ему было столько лет, сколько тебе сейчас. Боже мой, как это было давно… еще до твоего рождения. – Ирина вдруг отвернулась, посмотрела в сторону, затем резко встала. – Я пойду попрошу Хильду приготовить чай, если ты не возражаешь, – сказала она, торопливо покидая сад.

Вставший вместе с ней Максим, сказал:

– Давайте чай будем пить в комнатах, вы не против?

– Отчего же нет, в помещении гораздо прохладней, – согласилась она и поспешила на кухню.

Отметив внезапную перемену в ее настроении, Максим озадаченно смотрел ей вслед. Пожал плечами, направился в прихожую, оттуда в гостиную. Здесь было просторно, много воздуха, и окна выходили на Лютцовуфер и Ландверканал. Он подошел к окну и стал смотреть вдаль, за канал, сфокусировав взгляд на зеленых верхушках деревьев Тиргартена.

Эту квартиру он купил для Ирины на паях с бароном, ее отчимом, в 1956 году. Когда они с Тедди прилетели в Берлин посмотреть на приобретение, обе женщины рассмеялись: новый дом оказался совсем рядом с тем местом, где некогда была «скромная обитель» Ирины. Он никогда не видел пресловутую «дыру в земле», но слыхал про нее от Тедди. Это было нечто абсолютно непригодное для жилья, тем более для княжны рода Романовых.

Когда он, впервые после детских лет, приехал в 1950 году в Берлин, Ирина уже ютилась по соседству с Ку'дамм в однокомнатной квартирке, подысканной для нее миссис Рейнолдс в 1949 году. Это жилище было по крайней мере сносным, с его точки зрения, но даже более просторная квартира на Будапештерштрассе, куда она впоследствии переехала, казалась тесной и унылой. И когда эта нынешняя квартира подвернулась для продажи, он с радостью помог оплатить ее, так как всегда хотел, чтобы у Ирины было приличное и комфортабельное жилище, где она могла бы устроить себе достойный дом.

По договоренности с «Дойче банк» во Франкфурте, основанном «Росситер– Мерчант банком», он с шестнадцати лет перевел туда деньги для Ирины. Она ни о чем не просила и, насколько ему было известно, не знала о его возможностях, но условия, в которых ей тогда приходилось жить и вообще вся ее плачевная ситуация так его беспокоили, что он решил ей помогать. Его законный опекун Тедди дала свое согласие, и банки нашли пути перечисления денег непосредственно Ирине. Ее отчим, хотя и был человек не богатый, но тоже ее поддерживал. Ирина и сама в течение нескольких лет зарабатывала переводами, обладала авторитетом хорошего переводчика, публиковалась в нескольких издательствах Германии. Максиму было безразлично, работала она или нет. Он радовался возможности оказывать ей помощь. Она была очень близким другом его родителей, и он знал, что, будь его отец жив, он в данных обстоятельствах поступил бы точно так же.

Больше всего Максиму понравилось, как Ирина обставила свою квартиру, придав ей комфорт и уют, использовав мебель, переданную ей бароном из замка в Блэк-Форест. Пригодились и ее незаурядный талант, способности к дизайну, художественный вкус. Максим обозрел гостиную и заметил кое-что новенькое со времени своего последнего визита: красивые шелковые подушки на большом диване, обтянутом бежевой парчой, и несколько ламп под шелковыми абажурами. Новинками были фотографии его крошки Аликс в рамках на пианино вместе с другими снимками.