Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

Простите,- может быть, я виноват, но заслуживаю снисхождения.

Ваш

К. Алексеев

301*. С. И. Мамонтову

Конец сентября 1908

Москва

Дорогой Савва Иванович!

Очень бы хотел видеть Вас завтра в театре, как моего учителя эстетики1.

Все лучшие места забрала депутация.

Остается единственный билет, не сердитесь, что он не в ближних рядах.

Сердечно любящий Вас

К. Алексеев

302. Л. Я. Гуревич

5 ноября 1908

Москва

Глубокоуважаемая и дорогая Любовь Яковлевна!

Поругался с Шиком1 (такая фамилия, что невольно выходит каламбур).

Шик уверил меня, что он послал Вам длиннейшее письме… Попробуем – подействует [ли] на него головомойка. Если нет, напишите. У меня еще два кандидата: 1) Сулержицкий – талант, но за аккуратность не поручусь, 2) Татаринова – аккуратна, но не талантлива и требует моего и Вашего контроля. Может сообщить то, что не подлежит печатанию. Пристрастна. Любит меня, не любит Немировича. Подумаю еще.

Спасибо за статьи. Читал все и нахожу, что они прекрасна написаны и очень помогают нашему театру.

Целую ручки и благодарю.

Конечно, мы вернулись к реализму, обогащенному опытом, работой, утонченному, более глубокому и психоло[гическому]. Немного окрепнем в нем и снова в путь на поиски. Для этого и выписали Крэга 2.

Опять поблуждаем, и опять обогатим реализм. Не сомневаюсь, что всякое отвлеченье, стилизация, импрессионизм на сцене достижимы утонченным и углубленным реализмом. Все другие пути ложны и мертвы. Это доказал Мейерхольд.

Целую ручку и низко кланяюсь.

Преданный и уважающий

К. Алексеев

5-11 (?) 908

303*. А. А. Блоку

Телеграмма

14 ноября 1908

Москва

В этом сезоне пьесу поставить не успеем. Подробности письмом через неделю. Приходится советовать печатать пьесу1. Жму руку.

Станиславский

304*. И. А. Бунину

20 ноября 1908

Глубокоуважаемый

Иван Алексеевич!

Очень тронуты и польщены Вашим предложением1. При первом случае – обратимся к Вам.

Пока репертуар будущего сезона не выяснен.

Правда, что Крэг приглашен и будет работать в театре. Для него как англичанина приятнее всего было бы поставить Шекспира. Мы думаем об этом, но, повторяю, пока еще ничего не решили. Искренно благодарю Вас за Ваше доброе письмо.

Сердечно преданный и уважающий Вас

К. Алексеев

20/XI 908 Москва

305. A. A. Блоку

3 декабря 1908

Дорогой и глубокоуважаемый

Александр Александрович!

Простите за задержку ответом. Трудный сезон потребовал больших усилий.

Я в плену у театра и не принадлежу себе.

Простите.

"Синяя птица" задержала постановку "Ревизора". "Ревизор" задержит постановку "У царских врат".

Теперь ясно, что в этом году нам придется ограничиться только тремя начатыми пьесами, тем более что сезон очень короткий.

Репертуар будущего сезона еще не обсуждался, и потому о нем говорить преждевременно.

Я прочел Вашу пьесу раза четыре.

По-прежнему люблю первые картины1. Полюбил и новые за их поэзию и темперамент, но и не полюбил действующих лиц и самой пьесы. Я понял, что мое увлечение относится к таланту автора, а не к его произведению. Я не критик, я не литератор и потому отказываюсь критиковать.

Я не пришел ни к какому выводу и потому могу только писать то, что чувствовал и думал о Вас и Вашей пьесе.

Пишу на всякий случай, так как меня ободряет Ваше умение выслушивать чужие мнения.

Если Вы разорвете письмо, не дочитав его,- я тоже пойму, так как ничего веского и важного я не берусь сказать.

Словом, делайте как хотите, только не сердитесь на Вашего искреннего поклонника.

Я всегда с увлечением читаю отдельные акты Вашей пьесы, волнуюсь и ловлю себя на том, что меня интересуют не действующие лица и их чувства, а автор пьесы. Читаю всю пьесу и опять волнуюсь и опять думаю о том, что Вы скоро напишете что-то очень большое. Очень может быть, что я не понимаю чего-то, что связывает все акты в одно гармоническое целое, а может быть, что и в пьесе нет цельности.

Почти каждый раз меня беспокоит то, что действие происходит в России! Зачем? 2

В другие дни мне кажется, что эта пьеса – важная переходная ступень в Вашем творчестве, что Вы сами недовольны ею и мечетесь в мучительных поисках.

Иногда – и часто – я обвиняю себя самого. Мне кажется, что я неисправимый реалист, что я кокетничаю своими исканиями в искусстве; в сущности же, дальше Чехова мне нет пути. Тогда я беру свои летние работы и перечитываю их. Иногда это меня ободряет. Мне начинает казаться, что я прав. Да!… Импрессионизм и всякий другой "изм" в искусстве – утонченный, облагороженный и очищенный реализм.

Чтоб проверить себя, делаю пробы на репетициях "Ревизора"3, и мне представляется, что, идя от реализма, я дохожу до широкого и глубокого обобщения.

В данную секунду мне кажется, что причина непонимания Вашей пьесы – лежит во мне самом.

Дело в том, что за это лето со мной что-то приключилось.

Я много работал над практическими и теоретическими исследованиями психологии творчества артиста и пришел к выводам, которые блестяще подтвердились на практике. Только этим новым путем найдется то, что мы все ищем в искусстве. Только этим путем можно заставить себя и других просто и естественно переживать большие и отвлеченные мысли и чувства. Когда я подошел к Вашей пьесе с такими мыслями, то оказалось, что места, увлекающие меня, математически точны и в смысле физиологии и психологии человека, а там, где интерес падает, мне почудились ошибки, противоречащие природе человека.

Что это: догадка, мое увлечение новой теорией – не знаю и ни за что не отвечаю, а пишу на всякий случай. Если глупо или наивно,- забудьте, если интересно,- при свидании охотно поделюсь с Вами результатами своих исканий. В письме всего не передашь.

Не сердитесь за откровенное письмо.

Быть может, оно неуместно, но – искренно.

Жму Вашу руку и прошу передать поклон Вашей супруге от сердечно преданного Вам

К. Алексеева (Станиславского)

3/ХII – 908. Москва

Простите за спешное письмо. Пишу его за гримировальным столом, в антракте между двумя актами.

Ваш К. Алексеев

306. М. Метерлинку

Декабрь (до 9-го) 1908

Москва

г. М. Метерлинку.

На этот раз я обращаюсь к Вам по поручению моего друга, известного русского композитора и пианиста Сергея Рахманинова. Он очень известен в Англии и Германии, не только как композитор, но и как дирижер и пианист. Не знаю, интересуется ли им Франция?

Это человек совершенно исключительного таланта, серьезный, трудящийся, скромный и исключительно порядочный, и потому я беру на себя смелость горячо ходатайствовать за него. Вот в чем заключается его просьба. Он мечтает написать оперу на Вашу "Монну Ванну", с этой целью уже написал некоторые пробные номера.

1) г. Рахманинов обращается к Вам с просьбой: разрешить ему "Монну Ванну" для оперы и предоставить ему право для России и Германии, так как для Франции, кажется, это право предоставлено Вами другому лицу.

2) г. Рахманинов просит Вас прислать соответствующее письмо, разрешающее ему писать оперу на сюжет "Монны Ванны" для России и Германии.