Геннадий Андреев - Белый Бурхан

• Название: Белый Бурхан
• Автор: Геннадий Андреев
• Жанр: Исторические приключения

Приключенческий роман, написанный со значительной долей фантастики и авторского вымысла, история здесь — лишь канва, по которой проходит его прихотливая вязь. Автор очарован красивыми и страшными центральноазиатскими и тибетскими легендами, мудрыми аллегориями и философскими раздумьями Н. К. Рериха, иногда понимаемыми буквально.

---

Оинчы приехал рано утром, когда Ыныбас еще спал. Чейне приняла повод, привязала коня мужа рядом с конем гостя, весело и задорно погладила свои распущенные косы. Оинчы расчувствовался:

— Скучала без меня? Ждала?

Чейне кивнула и, осторожно отведя в сторону оторванную Ыныбасом дверь, кое-как приделанную ее неумелыми руками, пропустила мужа вперед. Увидев спящего на супружеской постели брата, он удивленно посмотрел на жену:

— Когда он приехал и почему спит на моем орыне?

— Где же ему было спать? — фыркнула Чейне. — Рядом со мной, у очага?

В голосе Чейне была такая насмешка, что Оинчы смутился. Сел к очагу, принял пиалу с горячим чаем, медленными глотками выпил, поставил в ногах, не вернув жене. Что это с ним?

— Ыныбас приехал ночью?

— Да, темно уже было.

Чейне набила трубку, раскурила ее от уголька из очага, протянула мужу. Но тот не видел ни трубки, ни жены. Перед глазами все еще стояла убитая горем Барагаа, которую как могла утешала Сапары. А Учур, пьяный и злой, орал на отца, отступающего к выходу, потрясая кулаками над головой…

— Половина беды, что он не стал камом, — прошептал Оинчы. — Вся беда, что он не стал человеком…

Чейне усмехнулась и тут же сунула трубку в рот, чтобы муж не заметил ее злорадства: сначала отец растоптал сына, бросив его в нищету; теперь сын топчет отца, не щадя его старые кости…

Шевельнулся Ыныбас на постели мужа, и лицо Чейне замкнулось еще больше, став чужим и холодным.

— Отпусти меня к отцу, муж.

— Что? — Оинчы поднял голову, удивленно посмотрел на Чейне. — Ты что-то сказала?

— Я не могу и не хочу больше жить с тобой! Оинчы уронил голову на грудь. Он всегда боялся этих ее слов. И все-таки она их произнесла… Правду говорят, что когда человека оставляют здоровье и сила, его оставляют все.

Ыныбас проснулся от всхлипов, но не решился открыть глаза или подать голос. Мужчина имеет право лить слезы только в одиночестве, без свидетелей. Отчего? Догадался об измене жены? Этого следовало ждать давно! Видно, произошло что-то более серьезное.

Ыныбас заворочался в постели, зачмокал губами, рывком поднялся, протирая кулаками глаза.

— А-а, Оинчы! Ты уже вернулся? Какие новости? Брат даже не пошевелился, только дымящаяся трубка во рту говорила о том, что он жив.

Ыныбас оглядел аил. Чейне не было.

— Где твоя жена? Почему ты один сидишь у очага?

Но брат снова не отозвался.

Ыныбас вышел из аила, опять сорвав дверь. Поднял ее, бросил в сторону, резко вскинул руки вверх и с наслаждением потянулся. Потом увидел костер, горящий неподалеку, и Чейне, хлопочущую возле казана. Подошел к ней, остановился. Она рванулась к нему, заплела руки на шее, счастливо рассмеялась. Ыныбас молча убрал ее руки, спросил строго:

— Что ты ему сказала? Почему он плачет?

— Я сказала, что не хочу и не буду жить с ним в одном аиле и попросила отпустить меня к отцу.

— А про меня что ты ему сказала?

— Сказала, что ты приехал поздно ночью.

— И все?

— Да. Остальное ему пока не надо знать!

Это было справедливо, хотя и жестоко.

Но если Оинчы плакал, то к своей молодой жене он привязался не на шутку! Может, это было и глупо со стороны брата, но совсем не смешно: в старости люди более привязчивы, чем в молодости. Вчера Ыныбас знал, как ему разговаривать с Оинчы. Но как с ним говорить сегодня, как вообще подступиться к нему после слов Чейне?

Придется решать сразу два вопроса: что делать с Оинчы и как поступить с Чейне…

— Готовь завтрак, а я поговорю с братом.

— О чем? — насторожилась Чейне.

— Мне есть о чем с ним говорить, не называя твоего имени…

Молодая женщина улыбнулась и благодарно погладила свои волосы, снова туго заплетенные в косы. Она была счастлива своей победой и не скрывала своего краденого счастья… Пусть и одну короткую ночь, но Ыныбас был ее!

— Был! Был! Был! — шептали ее губы. — И будет, будет, будет!

Ыныбас молчал долго. Оинчы уже успел выкурить две трубки, а брат так и не раскрывал рта. Не выдержав, он спросил по праву старшего:

— Ты все сказал?

— Да. Техтиеку нужно твое золото, и он его возьмет.

— Золото… Ты когда возвращаешься?

— Я не могу вернуться без тебя, Оинчы.

— Я ничего не дам бурханам! И плевал я на твоего Техтиека!

— Он убьет тебя. Оинчы рассмеялся:

— Твой Техтиек дурак, если думает, что меня, старика, можно испугать смертью. Я к ней готов. Но есть вещи пострашнее самой смерти и подороже, чем все золото, какое есть на Алтае!

Ыныбасу стало не по себе. Брат шел напролом. Если его убьет Техтиек или его люди, зачем ему золото? Или он надеется еще раз купить любовь молодой девушки в другом аиле? Но ведь, как бы она ни была молода, она не сможет передать ему и частичку своей юности, хотя может взять его золото…

— Ты плохо думал, брат. Золото нужно не бурханам. Люди вернут его себе через посланцев неба грамотой, культурой, хорошей, чистой одеждой, новыми обычаями… Оно поможет им поднять детей из тьмы, болезней и грязи! Вытащить из земляных ям, где они гниют заживо!.. Ты был хороший кам, а хороший кам всегда болеет душой за людей, помогает им в горе, укрепляет их волю, силы и веру! Вспомни нашего отца Челапана, вспомни его мудрые слова, которые он сказал нам с тобой перед смертью: «Любите своих ближних и дальних, и вы будете счастливы!»

Теперь молчал Оинчы. И трубка не дымила в его зубах. Он думал. А может, ждал, когда выскажется до конца он, Ыныбас?

— Чейне уйдет от тебя. Так она решила. Я тоже уеду надолго, может быть, навсегда. Ты останешься здесь один. Что ты собираешься делать один?.. Ты открыто сказал людям, что не хочешь и больше не будешь камом! Тебя не бурханы остановили, ты сам себя остановил… Ты устал, а может, пресытился? И камом стал твой сын Учур… В его руках — бубен Челапана!

— Учур — не кам, — буркнул Оинчы. — Я ушел от людей, и у них не стало кама… Я должен вернуться к ним! И я вернусь. Вернусь, если даже твои бурханы будут сторожить меня на каждой тропе!

— В этом больше нет нужды. Бурханы знают, что тебе не с чем идти к людям… Ты сам сломался в душе, дав нерушимую клятву небу… Ты теперь собственность бурханов, их раб! Сможешь ли ты, без старой веры в Эрлика и духов, честно и искренне помогать людям? Тебе нечего им сказать теперь! Ты был хорошим камом, когда не лгал. Сейчас ты станешь плохим камом. Хуже Учура.

— Учур — не кам! — снова буркнул Оинчы, не вынимая трубки изо рта. — Он — пьяница, бабник и дурак!

— Разве ты не знал об этом раньше? — нахмурился Ыныбас. — Ты все знал и все видел! И люди знают, кто виноват в подмене Оинчы Учуром! — Ыныбас махнул рукой и встал. — Мне не о чем больше с тобой говорить! Я сегодня уезжаю, со мной уедет Чейне — я должен вернуть ее Кедубу… А ты попробуй еще раз купить ее за свое золото! Только для этого оно тебе сейчас и нужно…

Оинчы поперхнулся и вынул трубку изо рта. Посмотрел на младшего брата печально и растерянно:

— Ты говоришь правильно. Может, скажешь, что мне делать?

— Идти дорогой бурханов до конца.

— И для этого я должен отдать золото не тебе и Чейне, а Техтиеку?

— Мне не нужно твое золото! Чейне тоже. Ты вернешь его своему народу через бурханов! Да и не твое оно, если говорить честно: ты его не мыл из песка, ты его не выбивал из камня, ты его не выкапывал из земли… Ты брал его готовым там, где оно плохо лежало, и у тех, кто не мог защитить его или донести до цели… Думай, Оинчы, решай. Ночью мы с Чейне покинем твой аил.

— Я поеду с вами! Я не хочу оставаться здесь!

— Твое дело. Но еще одно я тебе должен сказать прямо: твоя жена должна вернуться к отцу обеспеченной! Может случиться так, что мы ничем не сможем помочь ей, даже увидеть ее…

Оинчы охотно кивнул головой:

— Да, да! Она заслужила мою щедрость…

Глава седьмая БЕГСТВО ДЕЛЬМЕКА

Вспышка гнева и обиды прошла быстро, но Дельмек не стал возвращаться с половины дороги, а направился к своему аилу. Решение пришло быстро и потому было для него пока лучшим: сходить на охоту, проветриться, проверить себя на старом ремесле. Тем более, что у него было хорошее ружье, а не кованое кырлу отца, стреляющее круглой пулей на триста шагов. И хотя в юности он не был особенно удачливым охотником, подарок матери кормил его первое время.

Он и с доктором-то встретился на охоте. Тот собирал травы, грибы и ягоды, а парень с кырлой на треноге вышел к нему из-за среза скалы, отыскивая удобное место для засады. Федор Григорьевич знал несколько слов по-теленгитски, Дельмек — по-русски, и с пятое на десятое они поняли друг друга. Узнав, что парень сирота, доктор покачал головой и сказал: «Не с ружьем тебе ходить надо, а учиться ремеслу!» И попросил проводить его до тропы. Прощаясь, сказал: «Надумаешь, приходи!»