Густав Эмар - Чистое сердце

• Название: Чистое сердце
• Автор: Густав Эмар
• Жанр: Прочие приключения

---

Мать охотника и его старый слуга неслышно присоединились к слушателям, лежавшие у ног хозяина собаки лизали ему руки.

Молодой человек опустил голову и прикрыл лицо руками, скрывая волнение.

Никто не осмеливался заговорить, гробовая тишина царила в комнате.

Наконец Чистое Сердце поднял голову.

— Сколько времени лежал я без сознания, — сказал он, продолжая рассказ тихим голосом, — я никогда не узнал. Внезапное ощущение свежести заставило меня открыть глаза; обильная утренняя роса, смочившая мое лицо, пробудила меня к жизни.

Я окоченел, поэтому первое, что я сделал — собрал несколько сухих ветвей и развел огонь, чтобы согреться; потом стал размышлять.

Если большое горе сразу не убивает, то впоследствии происходит реакция: мужество, сила воли берут верх, и сердце укрепляется.

Несколько минут спустя положение казалось мне уже не таким отчаянным.

Я был один в пустыне, это правда, но в свои четырнадцать лет я был высок, силен, обладал твердым характером и, как отец, был наделен исключительной стойкостью убеждений и силой воли.

У меня были оружие, съестные припасы, так что положение мое было далеко не безнадежным.

Часто, живя еще на асиенде отца, мне приходилось участвовать в крупных охотах в обществе вакерос 36, — охотах, когда приходилось спать в лесу, под открытым небом. С этого момента как бы начиналась новая охота, только продолжаться она должна была всю жизнь.

На минуту мне пришла в голову мысль вернуться на асиенду и броситься к ногам отца, но, зная его непреклонный характер, я опасался быть вновь изгнанным с позором. Гордость моя возмутилась, и я прогнал мысль, бывшую, может быть, Божьим внушением.

Немного ободренный своими размышлениями и разбитый мучительными волнениями последних часов, я поддался наконец неумолимой потребности в сне, особенно сильной у детей моего возраста, и, подбросив дров в костер, чтобы огонь горел как можно дольше, заснул.

Ночь прошла без приключений. На рассвете я проснулся.

В первый раз я видел восход солнца в пустыне. Прекрасная, величественная картина, развернувшаяся перед моими глазами, ослепила меня и наполнила восторгом.

Пустыня, казавшаяся в темноте такой печальной и скучной, при ослепительных лучах восходящего солнца приняла чарующий вид; ночь унесла с собой все мрачные призраки.

Утренний воздух, острое благоухание, исходящее от земли, наполняли грудь мою чувством невыразимого блаженства.

Я упал на колени и, подняв руки и глаза к небу, вознес Богу горячую молитву.

Исполнив это, я почувствовал себя бодрее и поднялся с тайным чувством веры и надежды на будущее.

Я был молод и силен. Птички весело щебетали вокруг, лани и антилопы беззаботно резвились в прерии. Бог, в своей бесконечной доброте защищающий эти невинные и слабые создания, не покинет меня, если я в своем искреннем раскаянии буду достоин его заступничества.

Слегка перекусив, я прикрепил к поясу оружие, вскинул мешок на одно плечо, ружье — на другое и, бросив последний взгляд назад, со вздохом сожаления пустился в путь, шепча имя матери, которое отныне должно было служить мне единственным талисманом.

Первый переход оказался длинным: я направлялся к зеленеющей на горизонте роще, достичь которую намеревался до захода солнца.

Ничто не торопило меня, но мне хотелось сразу оценить свои силы и увидеть, на что я способен.

За два часа до наступления ночи я достиг опушки леса и погрузился в океан зелени.

Охотник моего отца, старый лесной бродяга, оставивший свои следы во всех американских пустынях, рассказывал мне долгими ночами о множестве своих приключений в прериях, не задумываясь, как не думал об этом и я, что эти рассказы послужат мне уроками, которыми в настоящее время я мог бы воспользоваться.

Расположившись на вершине холма, я развел огонь и, поужинав с большим аппетитом, помолился и заснул.

Проснулся я внезапно: две собаки лизали мне руки с радостным визгом, а моя мать и старый Эусебио нагнулись надо мной, вглядываясь с тревогой, сплю ли я или лежу без сознания.

— Слава Богу, — воскликнула матушка, — он жив!

Я не смогу выразить счастья, внезапно наполнившего мою душу при виде матери. Я уже не надеялся увидеть ее на этом свете. Сжимая ее в объятиях, как бы опасаясь, что она может ускользнуть от меня, я предался необузданной радости.

Когда первые порывы нашего восторга улеглись, матушка сказала:

— Какие же у тебя теперь намерения? Что ты думаешь делать? Ты вернешься со мной на асиенду, не правда ли? Если бы ты только знал, как я страдала во время твоего отсутствия!

— Вернуться на асиенду? — повторил я.

— Да, я уверена, что твой отец простит тебя, если не простил уже в глубине сердца.

Говоря это, моя мать смотрела на меня с беспокойством, удваивая свои ласки.

Я молчал.

— Почему же ты не отвечаешь, сын мой? — спросила она.

Я собрал все силы.

— Мама! — ответил я. — Одна мысль о разлуке с вами наполняет мое сердце печалью и горечью, но прежде, чем вы услышите мое решение, ответьте мне откровенно на один вопрос.

— Говори, дитя мое.

— Это отец послал вас за мной?

— Нет, — ответила она с грустью.

— Но, по крайней мере, как вы думаете, он одобряет ваш поступок?

— Не думаю, — сказала она еще с большей грустью, предвидя то, что может произойти.

— В таком случае, матушка, Бог мне судья. Отец отрекся от меня, бросил меня в пустыне, я не существую больше для него, как он сказал, я мертв для всех. Я вернусь на асиенду, когда не только Бог и отец, но когда я сам смогу простить себе мое преступление. С сегодняшнего дня я начну новую жизнь. Кто знает, может быть, Бог, посылающий мне это испытание, имеет тайные предначертания для меня? Да будет исполнена Его воля. Мое решение неизменно.

Мать с минуту пристально смотрела на меня. Она знала: если я сказал, то никогда не возьму своего слова назад. Две слезы тихо скатились по ее бледным щекам.

— Да исполнится воля Божия, — сказала она, — мы остаемся в пустыне.

— Как! — воскликнул я с радостным изумлением. — Вы соглашаетесь остаться со мной?

— Разве я не твоя мать? — ответила она с бесконечной добротой, прижимая меня к сердцу.

ГЛАВА XXIII. Продолжение предыдущей

Снаружи, за дверью дома охотника продолжался вой команчей. После минутного молчания, справившись с волнением, Чистое Сердце возобновил свой рассказ.

— Напрасно умолял я матушку оставить меня под защитой Бога и вернуться с Эусебио на асиенду; ее решение было неизменным.

— С тех пор как я обвенчалась с твоим отцом, — сказала она мне, — какие бы требования он не высказывал, как бы они ни были несправедливы — я всегда оставалась для него скорее покорной и преданной рабой, чем женой с равными правами. Никогда с моих губ не срывалась жалоба, никогда я не противоречила его воле, но сегодня чаша терпения переполнилась. Прогнав тебя, отказавшись выслушать мои мольбы, презрев мои слезы, он показал наконец всю суровость своего сердца, эгоизм и жестокую гордость, которые им управляют. Человек, принявший хладнокровное решение поступить так варварски со своим первенцем, не имеет сердца. Приговор, произнесенный им над тобой, я, в свою очередь, произношу над ним. Отныне мы будем жить по закону возмездия, по закону пустыни: око за око, зуб за зуб.

Как многие слабые натуры, привыкшие робко склонять голову под натиском, моя мать, лишь только дух возмущения вошел в ее сердце, стала настолько же упорной, насколько прежде была уступчивой. Тон, которым она произнесла эти слова, сразу показал, что мои настояния будут бесполезны, поэтому лучше уступить. Я попробовал обратиться к Эусебио, но при первых же словах этот честный малый остановил меня, рассмеявшись мне в лицо, и сказал ясно и решительно, что видел мое рождение и надеется увидеть мою смерть.

И с этой стороны нечего было надеяться на поддержку, и я отказался от борьбы.

Я напомнил матушке, что, заметив ее исчезновение, отец вместе с прочими обитателями асиенды пустятся в погоню, и если мы не постараемся уйти подальше, неизбежно будем задержаны.

Мать и Эусебио приехали верхом. К несчастью, лошадь моей матери от усталости совсем разбила ноги и не способна была следовать за нами. Мы сняли с нее седло и оставили ее на произвол судьбы. Мать села на другую лошадь, мы с Эусебио следовали за ней пешком, в то время как наши собаки бежали впереди. Так наш караван пустился в путь.

Мы не знали, куда идем, и не очень заботились об этом. Равнины сменялись лесами, ручьи — реками, а мы продолжали продвигаться вперед, добывая себе пропитание охотой и останавливаясь там, где нас заставала ночь, не испытывая сожаления о прошлом, не заботясь о будущем.

Почти месяц мы двигались все вперед, избегая по возможности встречи с дикими зверями и дикарями, казавшимися нам одинаково свирепыми.

По воскресеньям мы обычно прерывали путешествие и проводили этот день в благочестивых беседах. Мать читала Библию и толковала ее Эусебио и мне. В один из таких дней, около трех часов пополудни, когда жара начала спадать, я поднялся и взял ружье, собираясь поохотиться, так как наша провизия подходила к концу. Матушка ничего мне не сказала, хотя, как я уже упоминал, воскресенье мы посвящали отдыху, и я отправился с двумя собаками.