Ли Стаффорд - Сердце на двоих

• Название: Сердце на двоих
• Автор: Ли Стаффорд
• Жанр: Современные любовные романы

Только что потерявшая горячо любимого отца молодая владелица художественной галереи и сама художница Корделия Харрис соглашается на просьбу своего старого друга адвоката Брюса Пенфолда сопровождать его в Испанию, куда он едет по наследственным делам своих клиентов — аристократов Морнингтонов. Ее встреча с наследником титула и поместья Морнингтонов, полуиспанцем-лолуангличанином Гилем Монтеро служит завязкой продолжительных любовных перипетий, осложненных характерами героев, обстоятельствами их судеб, их положением в обществе.

Сюжетные интриги романа до последней страницы держат в напряжении его читателей и, особенно, читательниц.

---

В это мгновение решалась ее судьба, она не имела права предаться отчаянию. Не правда, не правда, стучало в ее мозгу, все это не правда! Гиль привез ее, потому что желал ее… только поэтому, да, прошлой ночью он на нее покушался, он все еще хотел ее, несомненно. Она слишком долго играла с ним в эту игру, не удовлетворяя его, и он устал от этого.

Она видела, что он ее желает. А он был уже с опытом, слишком утомлен всем этим, опустошен множеством женщин, чтобы бесконечно возжаться с ней и ее трогательной невинностью.

И вот теперь она погибала от любви к нему, сознавая ее безнадежность, ибо нужно ему было то единственное, что она могла сделать для него… удовлетворить его желание. Он привел ее к этому решению, но его-то жизнь полна другим, более необходимым. Он по доброй воле увлекся делами поместья Морнингтонов, бизнесом, благотворительностью, его поглощает реставрация дома Монтеро, публикация книги. А дальше предстоит женитьба, возможно, на Алисе.

— Ну, хорошо, — сказала она спокойно, с достоинством, еще не зная, к чему приведет это проявление силы, гордости и мужества. — Хорошо, если ты этого хочешь — пусть будет так!

Она покинула комнату, распрямив плечи, гордо подняв голову, но ничего не видя и не слыша, подгоняемая неощутимым ветром. Не оглядываясь, она поднялась наверх в студию и плотно прикрыла за собой дверь.

Еще через несколько минут она проскользнула в свою спальню, скинула бело-зеленое платье и надела джинсы и рубашку. Она бессознательно делала это, то был автоматический рефлекс: создать удобства для работы. И затем она не выходила из студии весь день. Ее лицо было сосредоточенно, губы сжаты. Она натянула холст и начала смешивать краски.

Она не теряла времени на размышления. Обычно она писала с натуры или с эскиза, фотографии. Сейчас она работала по памяти, повинуясь внутреннему зрению художника, стремясь вернуться в артистический мир, покинутый ею.

За ее спиной горы в отдалении сияли на солнце, зеленые и прекрасные, но она отвернулась от них и не позволяла их влиянию сказаться на полотне. Вместо них она видела перед собой лицо Гиля: насмешливо поднятые брови, легкая циничная улыбка, всепонимающие глаза. Сейчас она овладела им, он принадлежал ей. Не надолго, на короткое время, потом она вернет его миру.

Она не знала, сколько времени провела в этом волшебном творческом состоянии. Время было не властно над ней, она не чувствовала ни голода, ни жажды, ни усталости, ни в чем не нуждалась. Та пустая пора, когда она не брала кисть в руки, ничего от себя не требовала и ни на что не надеялась, ушла. Она яростно делала свое дело.

Остановилась она лишь тогда, когда раздался мягкий, но повелительный стук в дверь. Очнувшись, она ощутила, что затекло плечо, ноет запястье и пересохло в горле.

Дверь открылась, хотя она не откликнулась и не дала позволения войти, но это был Гиль и мог ли чей-либо запрет встать между ним и его намерением? Он внес небольшой поднос со свежим лимонным напитком, сыром и фруктами и поставил его на стол.

Корделия заморгала, и ее глаза показались ему темными кругами на бледном лице, когда потом она пристально посмотрела на него.

— Который час? — спросила она, как только что проснувшийся человек.

— Полтретьего. — Он посмотрел на нее через стол и вдруг между ними снова прошел ток.

Корделия провела испачканной рукой по лицу. — Ты должен был мне сказать, что уже так поздно, — сказала она, возвращаясь из творческого транса к реальности.

— Господи, я не посмел мешать тебе! Я хотел зажечь огонь, а не взорвать вулкан! Учуяв запах магмы, я счел благоразумным не приближаться.

— Очень смешно! — улыбнулась она. — Ты знаешь, что делать — и делаешь именно это. А теперь ты собираешься спросить: "Работается, не правда ли?".

— Хорошо тебе рисуется, не правда ли? — поддразнил он ее.

— В самом деле, — согласилась она. — Но как ты мог знать, что меня нужно везти в Испанию, тратиться, все время меня подталкивать? — Ущемленность возвращалась к ней, она не смогла вынести насмешки. — Ведь вы не могли знать, милорд, что окупите свои издержки.

Гиль как раз поднимал кувшин, чтобы налить сок, и она увидела, как он резко опустил его на поднос, как гнев загорелся в его глазах, тело мгновенно напряглось, и он стремительно пересек комнату огромными шагами.

— Ты уже досаждаешь мне слишком! — прошипел он. Он сдавил ее запястье так сильно, что кисть выскользнула и упала на пол. Она изумленно посмотрела ему в лицо, больше не боясь его, и из черных и из голубых глаз исходил равный по силе гнев.

И вдруг он увидел то, чего до этого не замечал, ибо только теперь холст оказался перед ним, нагнув голову, он пристально смотрел на свое собственное лицо.

— Мой Бог! — воскликнул он. — Ты это делала весь день?

— Это… это не закончено, — пролепетала Корделия.

Он перевел взгляд с портрета на ее лицо, гнев покидал его глаза. Новое, никогда не виденное ею прежде выражение возникло на его лице: удивление, полная раскаяния нежность, зарождающаяся надежда… как будто он увидел нечто, во что давно хотел поверить, но сомневался в его существовании.

— У тебя на лице краска, — сказал он. Поискав взглядом чистую тряпку и не найдя, он выпустил ее запястье и нежно потер пальцем пятно на ее щеке. — Ох, я сделал еще хуже!

— Неважно, — тихо сказала она, испытывая головокружение от его близости, от прикосновения его пальцев к щеке. Она всматривалась в него с радостью и торжеством, видя в его глазах откровенное желание, которое она уже не надеялась увидеть. Он взял ее лицо обеими ладонями и приблизил ее глаза к своим, и она поняла, что это будет здесь и сейчас — или не будет никогда. Их дороги сошлись воедино, не надо им снова расходиться.

— Пожалуйста… — сказала она, ее голос был так глух, что едва слышен. Пожалуйста, Гиль… Он мягко рассмеялся.

— Пожалуйста что? Дать тебе пить? Пойти к черту? Как я могу знать, о чем меня просишь ты? Я думаю, нужно сделать это, — дразнил он, но вот его губы уже покрывали ее шею поцелуями, а пальцы ловко расстегивали пуговицы блузки.

Не было никакого комфорта, только газета, которую она расстелила, чтобы уберечь его от накапавшей на пол краски, но уже ничто не могло остановить их, и ее собственное желание было столь властным, что не было в ней ни грамма стыда, когда он раздел ее и быстро сбросил свою одежду. Нагая, на заляпанной краской газете, она дала ему овладеть собой. Впервые открыв и пробудив в ней чувственность год назад в Ла Веге, он, наконец, открывал ее тело и поворачивал его навстречу своему желанию так страстно, что она утонула в глубоком забвении всего и вся и сознание оставило ее.

У нее осталось смутное воспоминание о том, как ее тело было поднято и вынесено из комнаты, и последнее, что она еле вспомнила, было то, как они уютно устроились в семейной кровати в ее комнате, руки Гиля обняли ее, и линии его сильного разгоряченного тела переплелись с ее плотью…

— Что?.. — спросила она, вынырнув из забвения и страсти.

— Ты вскрыта, — улыбаясь, сказал он. — Я польщен. Это мне удалось впервые.

Она пошевелилась, прибой счастья отступил, она вспомнила о других… женщинах Гиля, число которых она только что пополнила.

— Никогда бы не подумала, что это в новинку для тебя, — язвительно сказала она.

Он полуповернулся к ней, нежно трогая пальцем кончик ее носа.

— Корделия, почему у тебя обо мне понятие как… как… о сексуальном обжоре, откуда ты это взяла? — насмешливо спросил он.

— О, Гиль, не притворяйся! — заплакала она. — Я слышала о тебе от Мерче Рамирес, и, конечно, помимо нее было много других.

Он помолчал минуту, потом вздохнул.

— Ладно! — сказал он. — Может, и было такое время… нет, буду откровенен, было время, когда я играл в эту игру довольно энергично. Когда я первый раз приезжал жить в Испанию, я все время дрейфовал. Передвигался с места на место, с работы на работу. Искал чего-то и, не найдя этого в себе, перестал уважать и себя, и других. Женщинам я, похоже, нравился, все было доступно, и я пользовался этим. — Он приподнялся на локте и, поймав ее руку, прижал ее к своей теплой груди. — Пожалуй, я был не лучшим объектом для знакомства. Может быть, и сейчас это так.

Корделия открыла рот, чтобы заговорить, но он затряс головой.

— Нет, дай мне закончить. Все, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что Ла Вега стала для меня спасением, — продолжал он. — Она дала мне устойчивость. Пойми меня правильно, я не святой, но я вел себя там более строго. Не то место, чтобы шататься от одной к другой. Я обрел покой, обдумал свои возможности, нашел нишу. Вот почему я покидал ее неохотно.

— Но ты все же сделал это, — сказала она. — Приехал в Морнингтон Холл и нашел другую нишу, которая была создана будто специально для тебя.

Он слегка нахмурился.