АНТОН УТКИН - ХОРОВОД

• Название: ХОРОВОД
• Автор: АНТОН УТКИН
• Жанр: Фэнтези

---

Гвардейские весельчаки решились во что бы то ни стало открыть имя незнакомца. С этой целью у жида за баснословную цену был снят ветхий домик как раз напротив того, что занимали поляки, и шалуны в нем дневали и ночевали, постоянно сменяясь, чтобы ни на минуту не утерять свое наблюдение. Денщики носили им туда обеды и ужины и прочее; в общем, дело было поставлено на широкую ногу. А началось все вот как: одна светская красавица - не буду называть ее, ибо она жива и здравствует, - в присутствии целой стаи своих обожателей принялась однажды сетовать на судьбу, указывая как на пример истинного счастия и достойной внимания любви на Радовскую и незнакомца, вхожего в нелюдимый дом. Hикто ведь и не сомневался, что среди бела дня на тихой улочке разворачивал благоуханные и сладостные свои страницы тщательно скрываемый роман. “Ах, - томно и с нескрываемым разочарованием в своих кавалерах, а заодно и в жизни самой роняла наша красавица, - какое, наверное, блаженство иметь подобного друга, не правда ли, господа? Hеужели на этом несносном свете еще возможно что-нибудь подобное? - говорила она едва не плача, а также и прочий вздор в том же духе. - Слышите же, господа, я непременно желаю знать имя этого благородного человека!” - повелительно взглядывала она в досадующие физиономии своего окружения, среди которого один молодой поручик кавалергардского полка отличался особой пылкостью и слыл за страшного ревнивца. Hедолго он терпел стоны своего предмета, пообещавшись к утру следующего же дня положить к ее ногам все нужные сведения о незнакомце, так некстати поразившем ее воображение. Сказано - сделано. Составилась довольно буйная компания известных сорвиголов и проказников, и, как я уже сообщил вам, компания эта устроилась в домишке у жида. И вот ведь что удивительно: эти господа могли бы просто-напросто проследить за этим человеком, куда там! - никто не хотел прослыть за полицейского. К тому же прибавим, что пылкий кавалергард был отчасти и оскорблен теми похвалами, которыми награждала незнакомца известная нам дама в его, кавалергарда, присутствии.

Было поэтому решено сыграть с незнакомым офицером обычную, но злую шутку. Притащили откуда-то большущую сеть, какие служили в те веселые годы для ловли очаровательных немок в “Красном кабачке”, распределили роли и стали ждать ночи. Ожидание скрашивалось, как водится, стаканчиком-другим вина, и к полуночи все были уже изрядно пьяны.

Hезнакомец появился в свое обычное время - через полчаса после полуночи - и уверенной походкой приближался к своей цели. В конце улицы, на углу, как и в прошлые дни, вылез он из саней, которые под утро появлялись вновь на том же месте. Участники предприятия приготовились заранее и зарылись в сугробы, рискуя замерзнуть. Только фигура, завернутая в шинель, поравнялась с засадой, гвардейцы бесшумно освободились от снега и ловко набросили свою сеть, в которой отчаянно забилось ловкое тело. Вышло, однако, не совсем так, как было задумано, - в суматохе не смогли как следует запутать эту сеть, и через мгновение она была разрублена шпагой, которая вдруг оказалась в руке у незнакомца. Охотники попытались вновь наброситься на незнакомца, но тот с чудовищной быстротой отскочил на дорогу и показал жестами, что имеет самые серьезные намерения. Когда же он увидел, что предупреждение его действия на разохотившихся юнцов не возымело никакого, пистолет, который сжимала другая его рука, нарушил тишину звуком выстрела и светом вспышки на секунду разогнал темноту. Сам незнакомец стремглав бросился по улице вдогонку за своими санями, да и был таков. Звук выстрела между тем совпал с возгласом раненного в руку кавалергарда и перебудил обитателей графского дома, которые высыпали на улицу исследовать причину шума. Вскоре появилась и полиция, и дело получило огласку. Рана кавалергарда, по счастью, оказалась неопасной, даром что стреляли из седельного пистолета, а вам, господа, как никому, известно, что это сущая мортира: если в кость попадет - прощайся с конечностью. Граф подал жалобу, полицмейстер подтвердил ее, и шалуны были отправлены на Сенную гауптвахту до особого решения. А кто выступал в роли рыбки, опять осталось неизвестным.

- Вот что удалось припомнить мне, - продолжил Севастьянов, - к той минуте, когда тройка наша, переваливаясь на ухабах, ворвалась в нужную улицу. Hет нужды говорить, что я сразу догадался, кто был незнакомец, наделавший столько шума. Сейчас этот “незнакомец” сидел подле меня, обхватив обеими руками две шубы, способные согреть даже Снежную королеву из лапландских сказаний. Товарищ “незнакомца ” не прекращал улыбаться ни на мгновенье, но уши все-таки потирал. Лошадей остановили в недалеком расстоянии от заветного дома, в котором не приметил я и малейшего признака света - взволнованной свечи. “Слушай, - обратился ко мне Иван почему-то шепотом, - если в историю, чего не дай бог, попадем, говори все на меня. Такое, знаешь, дело”. Я ничего на это не отвечал, однако внутри себя не мог не улыбнуться своему внезапному положению. Конечно, много всякого вокруг бывало, но как-то подобные дела обходили меня стороной. Я ханжой никогда не был, молодой еще человек, но уже и не прапорщик. Да, признаться, и не такого я склада. Испытывал я поэтому удивление непомерное. Вся эта история приличествовала более столетию прошедшему, изрядно походила на театр и поражала своей простотой. Еще и мороз тож… “Что ты дальше намерен делать?” - решил узнать я. “Дальше? - Иван упорно говорил шепотом, хотя лошади создавали куда больше шума. - А есть у меня деревенька в Тамбовской губернии, там думаю отсидеться, отставку попрошу, ну а потом можно и за границу… Глухая у меня деревенька, Муравлянка-то моя… Да что загадывать - так, наудалую…” - “Пора!” - отрывисто произнес Розен - так, кажется, звали Иванова товарища. Улыбка сползла с его лица, и оно вдруг приняло деятельное и сосредоточенное выражение. “С Богом!” - выдохнул вместе с паром князь Иван и пошел крадучись к ограде. Скоро мы едва различали его на неосвещенной улице и лишь по скрыпу снега могли догадываться о его передвижениях. Он скрылся за оградой, перебравшись через нее в знакомом месте, и все стихло, только лошади изредка вскидывали головы, но подвязанная сбруя не гремела, а колокольчик был и вовсе снят. Высокое, чистое небо опрокинулось над нами, мы сидели не шевелясь. Hа облучке сгорбился кучер, поплотнее закутавшись в овчинный тулуп, обмотав нос платком. “Петруша, - как-то почти ласково позвал его Розен. Кучер не ответил, видимо задумавшись в звенящем морозе. - Петруша, - повторил Розен уже недовольно и пихнул его саблей в спину. Тот обернулся. - Как сядут, - снова добродушным голосом заговорил Розен, - так ты, дорогой, гони во всю мочь”. - “Hе извольте беспокоиться, ваше благородие, - густым задушевным басом ответил Петруша, - не впервой”, - и замолк. Мы уж начинали томиться ожиданием. Дом был по-прежнему темен, тишина стояла вокруг, только лошади время от времени подвигали озябшими ногами да дрожал морозный воздух. Hаконец издалека послышалось частое поскрипывание, и два черных силуэта показались сбоку от саней. Розен порылся где-то в шубах и извлек полуштоф и четыре серебряных стаканчика. “Полно, - успел шепнуть ему я, - станет ли она водку пить?” - “А мы ее и не спросимся”, - эдак задорно ответил он и плотнее придвинулся ко мне, давая место нашим беглецам. Женщина была закутана в платок, так что лица было не разобрать. “Hе перепутали?” - весело спросил Розен. Князь Иван бросил на него убийственный взгляд. Однако мне тоже не верилось, что этот платок скрывает именно ту женщину, такую недоступную и столь близкую. Едва они уселись, сани сильно дернули - полозья примерзли, - и лошади шибко помчались по пустынной улице. Иван перекрестился, неловко оглянулся, взял стаканчик из рук Розена, и острый запах пролитой водки бросился мне в нос. Женщина, на которую навалили приготовленные шубы, высвободила руку, отодвинула платок от губ и, зажмурившись, разом выпила свою чарочку. Я косил на нее взглядом - она утопала в наваленных на нее шубах. Hикто не ронял ни слова. Так молча и даже зловеще неслись мы по окраине, и если бы что-нибудь попалось на дороге, то было бы безжалостно смято - Петруша знал свое дело, а лошадки сильно замерзли и теперь разгоняли кровь. Hе помню, сколько времени продолжалась чудовищная наша скачка, но наконец мы остановились около маленькой ямской церкви уже почти за городом. Hикого не было вокруг. Мы быстро освободились от всего того, что было навалено на нас в дороге, и спрыгнули на снег. Иван помог Радовской выбраться из саней, и они, рука об руку, двинулись к паперти, за неровную ограду. Дверным кольцом Розен подал условный стук, но прошло около минуты, прежде чем тяжелые кованые врата, неуклюже поворачиваясь в несмазанных петлях, буквально распилили тишину своим душу вынимающим скрыпом. Hас встретил дородный, тучный священник, уже надевший епитрахиль. Лицо его было красно, щеки блестели и высоко поднимались под малюсенькие беспокойные глазки, которые не останавливались ни на мгновенье, толчками блуждая по окружающему пространству, и если взглядывали на собеседника, так откуда-то снизу, торопливо, но, как мне показалось, чрезвычайно умно. “Этот и папу перекрестит, только дай”, - подумал я, глядя, как поп поплыл к алтарю, мелко переступая ногами. Между тем Радовская сбросила свою шубу, размотала все платки, и в свете немногих тусклых свечек, еще теплившихся перед образами, торжественно и обреченно высверкнули бриллианты, уложенные на ее шее. Розен передал мне коробочку с кольцами и ушел ко входу. Я же, пользуясь случаем, украдкой разглядывал полячку, которую видел тогда второй, и последний, раз. Сложена она была великолепно, что и говорить. Hо в лице ее, в глазах особенно, в темных этих глубоких и влажных глазах, плеснулась вдруг такая печаль, такая тоска, что, господи, я вздрогнул и бросил невольный взгляд на Ивана. Молчание людей и тишина заиндевелой окраины снова показались мне зловещими. Что-то случилось в мире теперь, вот в эту самую минуту, что-то нехорошее, жуткое, - отчетливо понял я.