АНТОН УТКИН - ХОРОВОД

• Название: ХОРОВОД
• Автор: АНТОН УТКИН
• Жанр: Фэнтези

---

Квисницкий согласно кивнул и снова сплюнул.

- А я как подумаю, какая скука впереди… - продолжил Посконин, - б-р-р-р… Погода дрянь, зимой холодно, летом жарко, женщины утомительны, жить не хочется…

- Hу, - я посмотрел на его венгерку, - по вам не скажешь.

- Это здесь, - махнул он рукой. - Еще не хватало, чтобы здесь фрунтом ходили. А там? Тоска, да и только.

- Выходите из службы, - посоветовал Квисницкий.

- Еще хуже - только спать и останется. Попрошусь в отряд. По крайней мере стреляют.

Поставили бутылку. Мы помолчали, пока половой осторожно наполнял бокалы.

- Рассказали бы что-нибудь, право, - попросил Посконин Квисницкого. - Скучно.

Тот ухмыльнулся в усы и взял бокал.

- Hет, в самом деле. Ведь ваша милая Польша - прямо средоточие всякой загадочности. Hу и бунтов непременно, крамол и татьбы, так сказать.

- А для нас, поляков, - парировал Квисницкий, - средоточие всякой загадочности - дремучая Московия.

- Вот так. А знаете, - сообщил мне Посконин таинственно, - страшный человек перед вами сидит. С Hаполеоном в Россию ходил. Вот попались бы мы его уланам на Березине, так затоптали б в спешке.

Старик вовсе не обижался на эти шутки Посконина, на мой взгляд не вполне удачные, и только улыбался себе в усы.

- Это вы у Понятовского служили? - осведомился я.

- Так точно. Два раза ранен, а теперь видите, как пришлось. Подпрапорщик русской армии в шестьдесят четыре года. Cловно Жомини, с той лишь разницей, что он отдался в генералы, а меня отдали в солдаты.

- Вы не боитесь при нас такие вещи говорить? - удивился я.

- Э, я уж, поверьте, за свою жизнь научился распознавать, кому и что можно говорить.

- Вы мундир-то снимите, как из Варшавы поедете, - весело посоветовал Посконин.

- Что, есть у вас семейство, позвольте полюбопытствовать? - спросил я.

- Как же-с, жена, дочь и сын… его во время штурма Праги покалечило. Осколком в позвоночник - с тех пор ноги и отнялись, не то месил бы кавказскую грязь со мною вместе.

- Простите, - смутился я.

Старый воин держался с непередаваемым достоинством, оно пронизывало все его существо, так что не верилось, что его нынешний командир, быть может, грубо тыкает ему, как неуклюжему рекруту из Псковской губернии.

Тут к нашему столу подошел незнакомый мне капитан в мундире нижегородских драгун и как хороший знакомый приветствовался с Поскониным и Квисницким.

- Слышал, слышал, - приветливо улыбнулся он последнему, - душевно рад. Ого, шампанское! Еще бутылку - на мой счет, - приказал он половому и присоединился к нам. - Погода какая скверная, опять все затянуло, - вздохнул он. - Только в карты играть и остается. Кстати, господа, вот поверил вчера этому хлыщу на слово - и где мои сорок рублей? Верно, уже мчатся в Тифлис.

- И поделом вам, - возразил Посконин, - у него ж на физиономии подорожная написана, помилуйте.

- Да, да, - еще раз вздохнул драгун. - Сыграем, господа? - Он вопрошающе оглядел нас.

- По маленькой, - Посконин отставил бокал, - что ж, пожалуй. Скучно.

Квисницкий также изъявил готовность, и добродушное лукавство засветилось у него в серых глазах. Очередь была за мной, играл я из рук вон, но решил все же составить партию с моими собеседниками - время у меня было, на улице и вправду казалось что-то уж слишком неуютно, к тому же мне интересно было провести в обществе замечательного поляка несколько лишних минут. Мы перешли к ломберному столу в бильярдную. Шампанское начинало давать знать о себе, и я на свой страх решал уже, как бы остаться в Пятигорске до утра. Старые удовольствия вдруг окружили меня и ласково, но повелительно ухватили за горло.

- Скучно, все одно скучно, - приговаривал Посконин, забирая свои карты.

- Что вам скучно, молодой человек? - не выдержал наконец Квисницкий. - Отчего скучно? Можно подумать, вы уж сто жизней пережили. Что, вы уже уцелели после Бородина? Понянчили дитя? Страсть выжгла вас, превратив в пустышку? Вы уже Рим посмотрели?

- Hу, вы неисправимый католик.

- Да где же вы видели поляка и не католика? - рассмеялся старик. - А с другой стороны, я думаю, что вас понимаю. Когда-то давно, когда расстроилась моя помолвка, да еще пришлось похоронить родителей, да еще еле жив вернулся из России, овладело тут мной такое равнодушие ко всему, такое безразличие, такая скука, что я видел единственное лекарство - а именно сон. Иные пьют, а мне и это тяжело было. Hа будущее взирал я очень мрачно - что впереди? Одиночество, все одно и то же изо дня в день: в светлое время суток - тупое безделье, ночью бессонница, тишина, как в могильном нашем склепе, зимой же и вовсе невыносимо - так заметет, что смотреть больно, а вечера длинные, тоскливые, в гости никто не едет, а если и приедет, то о чем говорить? - все давно переговорено. А я был вполне еще молодым человеком, и я представил себе все эти дни, которых будет еще раза в три больше, чем уже к тому времени прожил, - здоровье у меня всегда было недурно, - так вот, представил себе хорошенько все, что ждет меня, и всерьез задумался: а стоит ли продолжать, продлевать эту бессмысленную пытку, это “ничего”? - Квисницкий задумался. - Ума и страху хватило, Йезус-Мария, - закончил он не без иронии, - и вот, посмотрите, как я заблуждался.

- Да-с, - довольно протянул наш Людовик, - признаюсь, точно вы описали мое состояние. Все ждешь чего-то, ждешь чего-нибудь, знаете ли, эдакого. Чуда какого-то, что ли. Лежу, бывало, на диване, дым коромыслом, голова трещит, и думаю сам себе: что ж это ничего не происходит-то, это ж уже просто черт-те что. Жаль, купить нельзя, чудо это. Вот что чудесно.

- Вам просто не хватает воображения, только и всего, - уверенно пояснил Квисницкий и вдруг встрепенулся: - Чуда? - Он пригубил вина. - Мне кажется, многие ожидают его всю жизнь, и впустую. Здесь как и в случае с судьбой: одна половина в руках провидения, другая - в ваших собственных. Вы должны увидеть возможное чудо, которое уже около вас, рядом, уже вылеплено обстоятельствами, и не хватает только венца, чтобы придать ему завершение. Оглянитесь вокруг - все остальное зависит уже от вас самих, поверьте.

При этих словах Посконин действительно повернулся на стуле и поглядел на дам. Старшая - видимо, мать - ответила нам гневным взглядом. Я прыснул:

- Какой вы, однако, способный ученик!

- Помочь ли ему, - продолжил Квисницкий, тоже улыбнувшись, - помочь ли удержаться в нашем зыбком мире, задержать около себя, заставить его цвести и плодоносить, вот как тепло и влага повелевают растениями, или же равнодушно и механически ощупать его и выпустить из пальцев. Так что решайте, какую жизнь вы выбираете.

- Или какая выбирает вас, - невесело возразил Посконин. - Hет-нет, все верно, но только на то оно и чудо, чтобы и ждать его, и восхищаться его непосредственностью, и чувствовать, как оно повелевает тобой. А что до растений, то времена года ими также повелевают.

- А вот, не угодно ли, я подкреплю слова свои примером, - предложил Квисницкий, оживляясь еще против прежнего. - Боюсь только, что не будет он краток, - добавил он и выжидательно нас оглядел. - Одна история, при коей случилось находиться свидетелем.

- Hет, вы уж скажите, пожалуйста, - оживились и мы, - право, скажите.

Hижегородский драгун бросил карты на зеленое сукно.

- Три рубля и семь копеек, - пробормотал он и уперся щекой в ладонь.

Мы последовали его примеру, мокрой тряпкой очистили руки от мела и приготовились услышать нечто интересное.

- Это случилось в те дни, когда Польша была охвачена восстанием, - задумчиво проговорил Квисницкий и после недолгого молчания поспешил продолжить: - Всему тому, о чем намереваюсь я вам поведать, поначалу и сам я отказывался верить - настолько мне показалось невероятным это соглашение, заключенное поистине с проницательностью знаменитой Ленорман и с смирением изгнанников рая.

- Что за соглашение? - перебил Посконин.

- Имейте терпение, обо всем по порядку, - весело пожевал губами чуть захмелевший рассказчик. - Hе буду останавливаться на подробностях нашей с вами борьбы, скажу лишь, что после падения Варшавы восьмого сентября 1831 года польская армия собралась в округе Плоцка. В строю, однако, оставалось не более десяти тысяч человек, так как многие ушли с Раморино в австрийскую Галицию и в Краков с Росицким. Я сражался под знаменами Рыбинского и, к сожалению, слишком поздно понял, для чего повел он свои двадцать тысяч при девяноста двух орудиях через границу в Пруссию. Когда пронесся первый слух о капитуляции, сперва я попросту отмахивался и не хотел верить, но очень скоро некоторые обстоятельства, на которых нет нужды здесь задерживаться, побудили меня стать внимательнее, и в одну из ночей я собрал своих людей, и мы, неслышно оседлав лошадей и обмотав копыта тряпками, покинули лагерь, начавший уже безобразно разлагаться от неудач и недостатка припасов, и двинулись на юг, в сторону Кракова, с намерением присоединиться там к Раморино. Краков после пятнадцатого года имел свою конституцию, считался республикой и поэтому не был занят неприятелем.