Владимир Санин - Новичок в Антарктиде

• Название: Новичок в Антарктиде
• Автор: Владимир Санин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1973

Повесть посвящена полярникам Антарктиды. В.М. Санину довелось побывать на всех советских антарктических станциях, стать свидетелем и участником многих драматических и весёлых эпизодов, познакомиться с жизнью и бытом советских и иностранных полярников. Обо всем этом рассказано в книге «Новичок в Антарктиде».

---

В кают-компании послышался топот ног: это с полосы вернулись ребята. Подгоняемый шутками, дежурный быстро накрывал на стол. С какими глазами я выйду сейчас к ребятам и заявлю, что хочу улетать? Чем объясню своё решение? Кровь идёт, рвота, головокружение? А у кого этого нет?

И вдруг меня осенила блестящая, воистину гениальная идея. Да, гениальная, потому что она спасала дело.

Вы знаете, какая работа на полярных станциях считается самой неприятной? Дежурство по камбузу и кают-компании. Эта работа — единственная, для выполнения которой установлен график. Подходит твоя очередь — безропотно выполняешь, кончается день — вздыхаешь с облегчением. Многие полярники готовы на любые трудности, лишь бы не быть прикованным к мытью посуды и швабре.

И, вместо того чтобы выйти к ребятам и заявить, что я улетаю, я вышел и заявил следующее:

— Прошу слова для важного сообщения. Грузчик из меня получился никудышный. Но есть работа, в которой я берусь перещеголять любого из вас. Я неустанно совершенствовался в ней дома и достиг весьма высокой квалификации. Поэтому предлагаю с сегодняшнего дня назначить меня постоянным дежурным по камбузу.

Я бил наверняка и знал, что успех мне обеспечен, но такого взрыва оваций не ожидал. Даже самому избалованному эстрадным успехом поэту такое не могло и присниться. Сказать, что моё заявление было единодушно одобрено — это значит обеднить и принизить происшедшую сцену всенародного ликования. Оно было встречено с восторгом и восхищением, все просто светились от счастья при мысли, что вместо них буду дежурить я.

И вдруг среди общего энтузиазма послышался чей-то скептический голос:

— Погодите радоваться, наверное, он нас разыгрывает!

Все притихли, и я вынужден был поклясться на вахтенном журнале, что говорю правду и только правду. Под новый взрыв оваций меня потащили к постели Сидорова. Узнав, в чём дело, Василии Семёнович крепко пожал мне руку и сказал:

— Одобряю. Гарантирую, что теперь все восточники будут искренне сожалеть о вашем грядущем отлёте, потому что… на следующий день им придётся дежурить самим.

— Погодите, я установлю такие порядки в кают-компании, что они рады будут втолкнуть меня в самолёт!

Будучи человеком менее восторженным, чем его подчинённые, Сидоров установил для меня пятидневную рабочую неделю — видимо, предчувствовал, что рано или поздно дежурный по камбузу взбунтуется.

Так был найден приемлемый для всех выход из положения. С этого дня за столом можно было услышать такого рода шуточки.

— У каждого своё призвание. Одного тянет к интеллектуальному труду, другого — к швабре, — говорил один.

— «Возьмём мы швабры новые, на них флажки…», — якобы не зная, что я стою рядом, напевал другой.

Погодите, черти, скоро вы у меня запоёте!

За чашкой чаю

Наверное, кое-кому из читателей мой новый пост покажется простой синекурой. Они глубоко заблуждаются. Мои коллеги в столовых и закусочных — официантки, судомойки и уборщицы — хорошо понимают, что это такое, накрыть на стол, вымыть гору посуды, пройтись шваброй по комнатам и наорать на посетителей, швыряющих на пол окурки. А ведь для меня все это удовольствие повторялось четыре раза в день! Теперь-то я знаю, почему у моих уважаемых коллег иногда бывает визгливый голос: когда какой-нибудь грубый мужлан вваливается в помещение в грязной обуви, да ещё во время обеда расшвыривает повсюду обглоданные кости — ну как не разоблачить его сущность? И я разоблачал. Делал внушения, призывал к порядку, заставлял уважать свои нелёгкий женский труд. И, вспомнив про традиции станции СП-15, беспощадно штрафовал за каждое оскорбляющее слух выражение.

Однако это ещё не все. Я считался не просто дежурным, а дежурным по станции. Значит, у меня в руках оказалась хотя и маленькая, но власть. Обычный дежурный редко ею пользуется, так как завтра он оказывается уже простым смертным и его вчерашняя жертва может ему отомстить. Но ведь я-то был дежурным постоянным! Малейшая обмолвка за столом — и получай наряд вне очереди: вот какая сила оказалась в моих руках. Ни в армии, ни после неё я никогда не был начальником — и вдруг стал по меньшей мере ефрейтором. А ефрейторов, как знает по опыту всякий рядовой, боятся куда больше, чем генерала. Даже повар, этот всесильный человек, и тот замечания мне делал максимально тактично:

— Я, конечно, Владимир Маркович, не собираюсь вам указывать, но чашки нужно мыть так, чтобы их не противно было взять в руки…

Или:

— Я, конечно, не навязываю вам, но помойные ведра следует выносить до того, как из них польётся на пол…

Или:

— Не поймите меня, упаси бог, что я недоволен вашей работой, но если эти тарелки, покрытые толстым слоем жира, вы считаете чистыми, то какие же грязные?

Приходилось перемывать и выносить. Хлебнул я горя из-за этого чистюли!

Как дежурный по станции я строго следил за тем, чтобы люди работали на свежем воздухе не больше сорока-пятидесяти минут, а потом обязательно отдыхали в помещении. Нарушителя согласно приказу я тащил к Сидорову, который делал ему строгое внушение. Но эти случаи были редки. В первые дни всякая работа на свежем воздухе давалась с таким трудом, что мои гипоксированные товарищи без напоминаний вваливались в кают-компанию погреться за любимой чашкой чаю.

Не забуду наших чаепитий! Это священный обряд на Востоке, где чай не просто приятен, а необходим с медицинской точки зрения. Если в обычных условиях наши организмы всасывают часть потребной влаги из атмосферы, то на Востоке с его абсолютно сухим воздухом, этого не происходит. Человеческий организм здесь быстро обезвоживается и, идя навстречу его требованиям, восточники в огромных количествах поглощают чай, компот, морс — на выбор. Пьют утром, днём, вечером и даже ночью, так как плоть жаждет влаги вне зависимости от времени суток. А те, кто не желает ночью вставать, вешают возле койки мокрую простыню или набрасывают на лицо влажное полотенце: всё-таки воздух становится помягче, не так дерёт носоглотку.

Чаепития обычно проходили в холле, за круглым столом — главной арене сражений в «чечево». Здесь рассаживалось человек пять-шесть, дежурный доставлял из камбуза чайник, заварку, сахар, сгущёнку — и начиналось священнодействие. Особенно преданно и беззаветно любил эту процедуру Иван Тимофеевич Зырянов. Он пил чай истово, со вкусом, самозабвенно опустошая чашку за чашкой и жмуря от наслаждения глаза. Иногда, устав лежать в опостылевшей постели, выходил на огонёк и Василий Семёнович. Он заметно похудел и ослаб, но дышал уже не так тяжело, как в первые дни болезни. В наброшенной на плечи каэшке и в унтах на босу ногу, начальник присаживался к столу, прихлёбывал чай и рассказывал одну из своих бесконечных и, как правило, поучительных историй.

— Эх, дежурный, дежурный, — с упрёком говорил он, — не умеете вы рационально использовать рабочую силу… В бытность свою начальником станции СП-13 я поступал таким образом: собиралась вот такая весёлая компания почесать язык или на диспетчерское совещание — ставил два мешка картошки. Чтобы совместить приятное с полезным. Научными авторитетами доказано, что именно за чисткой картошки в голову приходят самые умные мысли!

— Лично мне, — как всегда, без тени улыбки возражал Коля Фищев, — самые светлые мысли приходят тогда, когда картошку чистят другие.

— В Мирном снова пурга, — приносил свежую новость Гера Флоридов. — Наши ребята мечут икру.

Новость плохая. Ещё два дня непогоды — и придётся из-за нехватки строительных материалов сворачивать работы. Золотое летнее время пропадает. Помимо всего прочего, у нас кончается курево. Под Новый год Сидоров послал Ташпулатову радиограмму с просьбой первым же бортом прислать «Стюардессу» — наши любимые сигареты, но некурящий Рустам воспринял радиограмму слишком прямолинейно и своим ответом на несколько дней развеселил станцию: «Намёк насчёт стюардессы понял, рад был бы помочь, но увы…»

— Ничего, прорвутся, — успокаивал Сидоров, не столько нас, сколько себя. — Ермаков и Русаков лётчики опытные и не из робких и трассу хорошо чувствуют. А знаете, чем закончился первый полет на Восток? Это было во Вторую экспедицию. Лётчики — и какие лётчики! — просто не нашли станцию. Повертелись над предполагаемым районом, израсходовали горючее и вернулись в Мирный несолоно хлебавши. Иголка в стоге сена! Вот закончат Борис и Гера монтаж пеленгатора — будем самолёты к себе притягивать, как на ниточке. До конца февраля времени ещё много, в марте, когда стукнут настоящие морозы, к нам никто не полетит. То есть полетели бы, да инструкция не позволяет, с нарушителями Марк Иванович Шевелев расправляется, как повар с картошкой.

К лётчикам восточники относятся с большой симпатией, уважают их за смелость и постоянную готовность к риску. Сесть на нашу полосу не хитрость — взлететь тяжело. Воздух настолько разрежен, что два мощных мотора с натугой поднимают разгруженный ИЛ-14.