Натан Гимельфарб - Записки опального директора

• Название: Записки опального директора
• Автор: Натан Гимельфарб
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Нельзя сказать, что все в семье были с этим согласны. Нам было известно о недовольстве Володи, которое постоянно нарастало и нередко приводило к серьёзным конфликтам между супругами, но изменить что-нибудь ни он, ни мы, ни кто-нибудь другой не могли.

Непомерное желание угодить во всём ребёнку требовало расходов, превышавших доходы единственного кормильца, но Полечку это не смущало и она покупала всё, что ребёнок хотел, занимая деньги в кассе взаимопомощи и у своих знакомых. Ещё с тех лет в нашей семье сложилась поговорка: «Если ребёнок хочет...»

По понятиям Полечки, если ребёнок чего-нибудь хочет, он должен это получить, независимо от стоимости и возможностей. Этой своей философии она была верна всю свою жизнь, чем причинила много вреда семье, своим детям и, в первую очередь, себе.

Все в их семье чего-то достигли: в учёбе, служебной карьере, жизни. Все за исключением Полечки. Она так и осталась без образования, без специальности, без личного счастья. Всё беззаветно отдавалось другим.

Володе, наконец, удалось поступить в Рижское высшее военное училище лётчиков и они всей семьёй переехали в столицу Латвии.

Однако и там Полечка не нашла возможности учиться и оставалась только заботливой матерью. Более того, здесь у неё забот заметно прибавилось. В начале 1952-го года она забеременела и 9-го ноября родила второго сына Бореньку. С тех пор мы всегда отмечали день рождения наших мальчиков-близнецов и младшего племянника в один день.

Теперь ещё в большей мере все силы Полечки, все средства, все её жизненные планы и желания были всецело подчинены интересам детей, которым всегда чего-то не хватало и поэтому и мысли не было об удовлетворении каких- то своих нужд или потребностей.

Было очень обидно, что моя единственная сестрёнка, столько выстрадавшей в сиротском детстве и беспризорной юности, чудом уцелевшая в годы фашистской оккупации и больше чем кто-нибудь другой имевшая право на своё личное счастье, оставалась несчастной, безграмотной, затурканной в своём рабском служении детям и мужу. Её материнская любовь и беззаветная преданность детям не знали предела.

28

Работать в Орше становилось всё труднее и опасней. После моего ухода с должности главного инженера, некоторым из руководителей, включая и самого Доброшинского стало свободней и вольготней зарабатывать «на жизнь». Они теперь освободились от моих подозрений и предупреждений, и вернулись к привычному «стилю и методам» работы.

По роду своих служебных обязанностей я вроде не нёс прямой ответственности за сохранность собственности и хищения, но при желании всегда можно было найти и мою долю вины, если будут искать виновных в каких-нибудь злоупотреблениях. А в том, что они имели место, я теперь уже не сомневался. Жить на той мизерной зарплате, которую получали работники комбината, в том числе и директор, было трудно и многие шли на риск, не считаясь с опасностью.

Как мне теперь стало понятно, из всех директоров, которые сменились за прошедшие четыре года, лишь один Уткин работал сам честно и не позволял злоупотреблять подчинённым. Финал же у него был хуже, чем у других. Если Поляков и Варакин были освобождены от занимаемой должности «в связи с переводом на другую работу», то Уткин был выдворен из партии, что исключало возможность его работы в любой руководящей должности.

Если так обошлись с таким опытным, талантливым руководителем и честным человеком, как Уткин, только потому, что он еврей, то не было никакой гарантии в том, что моей честной и прилежной работы достаточно, чтобы спокойно продолжать трудиться в сравнительно безопасной должности главного технолога.

Я всё больше склонялся к мысли, что нужно любой ценой и как можно скорее уходить с комбината, где проработал более четырёх лет, поставив абсолютный рекорд продолжительности непрерывной работы руководителя на этом предприятии. Этому способствовал и всё более нарастающий вал антисемитизма, началом которого послужило надуманное на самой вершине власти пресловутое «дело врачей».

Новую волну возмущения «трудящихся» вызвало недавнее сообщение в печати о патриотическом подвиге врача Тимощук, оказавшей неоценимую услугу следствию в разоблачении злодеяний «убийц в белых халатах», за что она была награждена высшей правительственной наградой - орденом Ленина.

Обстановка всё более накалялась и можно было в любой день ожидать массовых антиеврейских акций. В такой ситуации любой проступок или допущенная ошибка в работе могли быть использованы для привлечения к самой строгой, в том числе и уголовной ответственности.

В это время ещё продолжалось следствие по недостаче мясопродуктов на холодильнике и в качестве эксперта-технолога на комбинат прибыл начальник производственно-технического отдела «Белглавмясо» Алексей Николаевич Кравчук. Это был опытный и грамотный инженер, который мог бы стать крупным руководителем промышленности, если бы не лень и пристрастие к водке. Об этом его недостатке я знал по совместной работе, когда комбинат был ещё в подчинении “Мясомолпрома” Белоруссии.

Кравчук хорошо ко мне относился и во многом помогал в первый год работы в Орше. Я поделился с ним своей бедой и просил оказать влияние на директора, чтобы он дал согласие на мой перевод. Алексей Николаевич охотно согласился помочь мне при условии, что я подготовлю вместо него заключение технологической экспертизы по недостаче на холодильнике, которое он «подкорректирует» и подпишет.

Наш «сговор» сохранялся в глубокой тайне и, когда через две недели я положил ему на стол моё сочинение, он остался очень доволен, а в качестве коррекции добавил в нескольких местах своё излюбленное выражение «установленным является...», которое по его мнению усиливало значимость выводов и делало их более убедительными.

Перед отъездом из Орши Кравчук зашёл попрощаться с Доброшинским, с которым был в хороших отношениях, а мне велел в это время посидеть в своём кабинете, откуда легко прослушивались разговоры в директорском кабинете из-за отверстия в смежной стене.

Я услышал следующий диалог между ними:

Кравчук: “И долго ты собираешься работать без главного инженера?”

Доброшинский: “Хорошего не найду, а плохого не хочу. Вот если бы ты согласился?”

-Могу согласиться, только синагога мне здесь не нужна. С евреем -заместителем работать не буду. Если уберёшь его, мы с тобой поработаем.

-В этом нет проблемы. Он ведь сам просится-молится.

-Ну, и отпускай его с Богом, и - по рукам!

На следующий день директор предложил мне командировку в Москву для решения ряда производственных вопросов и заодно сказал, что не будет больше возражать против моего перевода на другое предприятие.

29

Очкин был удивлён, что казавшаяся неразрешимой проблема моего освобождения от работы на Оршанском комбинате, вдруг так внезапно решилась сама собой. Он провёл предварительный разговор в Управлении кадров министерства и предложил должность главного инженера Паневежского мясоконсервного комбината в Литве. По его словам на этой должности временно работает практик с неполным средним образованием и министерство республики настоятельно просило помочь им дипломированным и опытным специалистом.

Не скажу, чтобы это предложение мне очень понравилось. Было хорошо известно о разгуле национализма в Прибалтийских республиках и имевших там место гонениях не только над евреями, а даже над русскими, но отказываться было опасно, ибо я мог лишиться единственной возможности уехать невредимым из Орши. Мне бы очень хотелось остаться в Белоруссии, где ко мне хорошо относились раньше и в «Белглавмясо», и в министерстве, и где соглашались предоставить другую работу, но выбирать не приходилось. Я дал согласие, даже не посоветовавшись с Анечкой.

При мне состоялся разговор с заместителем министра мясомолочной промышленности Литвы Мураускасом, который дал предварительное согласие на мой приезд.

На следующий день я положил Доброшинскому на стол приказ об освобождении меня с должности главного технолога и отзыве в распоряжение министерства.

Материальных ценностей за мной не числилось и в тот же день я получил на руки трудовую книжку с желанной записью. Мне всё ещё не верилось, что ничто не помешает моему отъезду из Орши и я второпях стал готовиться к нему.

Весть о моём уходе с комбината произвела эффект разорвавшейся бомбы и вызвала недоумение не только инженерно-технического состава, но и рабочих. Группа работников обратилась в горком партии, где этот вопрос решили рассмотреть на закрытом партсобрании. Всё это заставило сильно поволноваться. Пришлось переговорить до собрания со многими моими друзьями и доброжелателями, чтобы голосование на собрании прошло в мою пользу.

Больше всего я боялся разоблачения задуманной Кравчуком аферы. Мне ведь было хорошо известно, что он и не собирался уезжать из Минска, тем более в Оршу, и всё разыграл только с целью помочь мне вырваться из западни, которая неминуемо привела бы меня туда, где оказались все мои предшественники - главные инженеры.