Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

• Название: Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества
• Автор: Бьёрн Ларссон
• Издательство: Издательство «МИК»
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2000
• ISBN: 5-87902-099-1

Эта книга о пирате Джоне Сильвере, знакомом читателю по роману Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ». Ларссон описал жизнь этого морского волка, полную безумных страстей и увлекательных приключений.

---

— Ну и косолапый товарищ мне попался, — сказал я Джеку.

Только тут я заметил гробовое молчание вокруг. До моего слуха не долетало ни криков, ни воплей, ни брани, ни разговоров, лишь шум моря и поскрипыванье мачт и корпуса. И всё из-за того, что на палубе появился я, белый, в совершенно обнажённом виде! Полюбоваться на жалкое зрелище собралась вся команда. Куда бы я ни обратил взор, везде торчали из-за частокола головы. Даже невозмутимо стоявший на шканцах Баттеруорт не совладал со своим любопытством, и я прочёл на его лице удовлетворение. В мою честь у двух пушек была выставлена прислуга.

— Чего зенки вылупили? — заорал я. — Рабов, что ли, никогда не видали?

Я по очереди вперил взгляд в каждого из смотрящих, и многие отели глаза или отшатнулись. Я снова становился человеком.

Но, отвернувшись от команды, я обнаружил, что Джек смотрит совсем в другую сторону, прямо наверх. На грота-рее болтались тела трёх негров с отрезанными кистями рук и ступнями, с членами помидорного цвета, потому что их натирали солью, перцем и золой… в общем, с ними обошлись, как было положено.

— Ага, примолк, подлый раб! — донёсся до меня резкий, неприятный голос.

Это был Роджер Болл.

Вскоре ему уже вторили другие голоса, которые насмехались, глумились, бранили. Все как один называли меня Рабом, и с тех пор эта кличка закрепилась за мной, словно на борту у нас не было других невольников. Мне даже кажется, в этом рейсе с туземцами обращались лучше обычного (за исключением Джека), только бы я в полной мере получил то, что выпадает на долю настоящего раба.

Пока меня осыпали проклятиями, я рассматривал троих повешенных, хотя отнюдь не сразу узнал их: это были надсмотрщики. Вот уж поистине юмор висельников, подумал я и захохотал во всё горло. Отсмеявшись, я увидел, что от моего хохота брань прекратилась. Видимо, этот безумный смех напугал моих хулителей, потому что я уловил замешательство во взглядах, которые теперь никто не посмел отвести.

Но, когда мы с Джеком втиснулись на свою полку, меня одолели сомнения. Я вроде бы заткнул рты команде и капитану, лишил их спокойствия, внушил им неуверенность в себе, если не сказать страх. Однако больше я ничего не добился, да и следовало ли запугивать их? Едва ли, потому что такие люди легко утрачивают способность соображать и, чтобы угомонить свою сомнительную совесть, пускают в ход кулаки. Значит, надо помнить о грани, о черте, которую ни в коем случае нельзя переступать, если я хочу сохранить в целости свою драгоценную шкуру. Конечно, можно было бы притвориться безумцем, утратившим всякое соображение, — таких обычно оставляют в покое, потому что из них нельзя выколотить даже ругательств. Зато их нередко вздёргивают на рее, чтобы больше не возиться с ними. Значит, этим способом я тоже не добьюсь облегчения для себя.

Неудивительно, что настроение у меня было препоганое, и оно испортилось ещё больше на третий день, когда мы попали в непогоду. До Настоящего шторма дело не дошло, дул постоянный сильный ветер, от которого «Беззаботного» качало, как маятник, но ещё создалась толчея из-за волн противоположного направления, докатавшихся от какой-то другой, дальней, бури. Этого оказалось достаточно чтобы люки закрыли брезентом и внизу воцарился сущий ад, о котором меня и предупреждал Скьюдамор.

Будучи сухопутными крысами, африканцы подняли немыслимый стон и вой, поскольку им втемяшилось в голову, что они вот-вот пойдут ко дну. Кто б мне объяснил, что на них нашло? Ведь многие из этих туземцев предпочитали смерть жизни, а кое-кто даже отказывался есть, чтобы облегчить безносой её работу. Тогда почему те же самые люди, когда налетела непогода, завопили благим матом наряду с остальными? Разумеется, на них ещё напала морская болезнь, так что они блевали, а также отправляли нужду, где ни попадя. По-моему, только мы с Джеком пользовались бочкой, причём не потому, что Джек был изначально к этому настроен, а исключительно потому, что я пообещал, если он меня не послушается, обмазать ему морду собственным дерьмом. Впрочем, в конечном счёте наша опрятность перестала играть какую-либо роль, поскольку мы лежали впритирку к людям, которым было плевать, в чём они погрязли.

Наконец эта юдоль плача мне осточертела, и я гаркнул — голосом, который, похоже, проникал в человека до мозга костей, во всяком случае, его хватило на то, чтобы достичь всех закоулков грузовой палубы длиной в семьдесят футов.

— А ну прекратите стоны! Нечего сдаваться из-за какого-то ветра!

— Объясни этим кретинам, — попросил я Джека, — что мы не собираемся тонуть.

— Они не слушают, — бодро доложил Джек. — Они уверены, что пришла их погибель.

— Мало ли в чём они уверены! — снова заорал я. — Я не намерен терпеть их идиотизм, заруби это себе на носу! Слушай меня. Расскажи им, что у нас хороший корабль, что при таком ветре беспокоиться совершенно не о чем. Скажи, что я видел не одну сотню таких бурь и вроде ещё жив, хотя сейчас и не в лучшем состоянии. Пускай уразумеют, что, когда судно начинает мотать из стороны в сторону, многих укачивает и тут нет ничего особенного. Это пройдёт. Во всяком случае, подохнуть от морской болезни невозможно, даже при большом желании.

Джек не возлагал больших надежд на моё воззвание, но в конце концов я убедил хотя бы его, что сказал истинную правду, и он начал что-то бормотать нашим ближайшим соседям по обе стороны. Тон у него, однако, был малоубедительный.

— А ещё говорит, он из племени сакалава! — презрительно бросил я.

Де успел я опомниться, как почувствовал у себя на шее две бессильные руки.

— Ты что, собираешься задушить собственного брата? — весело поинтересовался я.

Руки тотчас выпустили шею, и в следующий миг я услышал в темноте какое-то квохтание. По-моему, Джек смеялся, чёрт бы его подрал, и всё же я немного гордился тем, чего мне удаётся достичь, когда я в ударе. Я всегда умел пробуждать в людях желание жить. Однако лёгкой жизни я никому не обещал, скорее я делал её ещё сложнее. Одно не даётся без другого, таков мой урок, если кто в состоянии его усвоить.

Когда Джек заговорил снова, он, по крайней мере, постарался быть услышанным всеми. Далеко не сразу, но стенания и вой улеглись до переносимого уровня.

Это повысило моё и так улучшившееся настроение, и я стукнул Джека, как мне думалось, по спине, но попал в солнечное сплетение, так что у того перехватило дух.

— Прости, друг! — великодушно сказал я. — Мне кажется, мы уже можем заняться делами.

— Делами? — удивился Джек.

— Прежде всего, — пояснил я, — надо добиться, чтобы вся эта компания понимала нас. Если мы хотим удержаться на плаву, пасти твоих земляков должны разеваться не только для жратвы. Молчание равносильно смерти, запомни это. Если нам удастся понимать друг друга, мы сумеем устроить сладкую жизнь кое-кому на этом судне и таким образом отомстить. Мы имеем на это право.

Не сразу, но Джек заразился моим рвением и начал рассылать по всему трюму вопросы и ответы.

Полных два дня ушло у нас на наведение элементарного порядка. Уверяю вас, это была нелёгкая задача, тем более что мы не могли переписываться. Нужно было разместить знающих чужие языки так, чтобы любое сообщение возможно быстрее доходило до каждого. Кое-кто знал английский, и больше сотни чернокожих — по два или несколько туземных наречий. В своё время многие стали военной добычей и подолгу, иногда годами, оставались невольниками в соседних племенах, пока какой-нибудь царь или вождь не решал отхватить за них куш, продав в рабство белым. Увы, в этом отношении африканцы ничуть не лучше нас.

Я спросил Джека, есть ли на судне его непокорные соплеменники и он назвал мне свыше десяти имён, ни одно из которых нельзя было выговорить, не сломав язык. Зато все они принадлежали к племени сакалава, а когда Джек поведал мне, что он потомок одного из племенных царьков, я тут же смекнул, что, во всяком случае, сородичи будут более или менее слушаться его и подчиняться приказам. С них-то я а начал свою грандиозную перетряску трюма, первой целью которой было сыграть злую шутку со Скьюдамором.

Переполох поднялся страшный. Туземцы ползали на карачках и на брюхе, ковыляли и семенили, обходили друг друга, пролезали под или сверху, застревали, толкались, возились и копались, и всё это парами в неразлучном единении с товарищем. Проще всего было, когда оба партнёра соглашались на перемещение и отправлялись в путь совместными усилиями. Другим приходилось таскать за собой громоздкие тюки, либо потому, что их товарищи были больны и уже не могли самостоятельно передвигаться, либо потому, что те сдались, утратили всякую надежду, то есть фактически тоже были больны, только головой. Третий вариант заключался в том, что это были мертвецы, которых просто ещё не успели бросить за борт.

Совсем избежать стонов и гама было невозможно, но я хотя бы сумел внушить невольникам, что, если наши перемещения будут обнаружены, кто-нибудь из нас непременно кончит свои дни на рее, как трое надсмотрщиков.