Николай Сосновский - Культура растафари

• Название: Культура растафари
• Автор: Николай Сосновский
• Жанр: Культурология

Эта книга должна была выходить в Академии в 1992 году, а писалась начиная с 89-го, но случились катаклизмы: вначале в стране, и издательство развалилось, а затем и в моей жизни — и некоторое время было не до того. Потом была неоднократная возможность ее издать, но я не захотел — уже стало понятно, что текст надо как-то переделывать: писался он для академического издательства, поэтому и форма, и язык, и стандарты ученого повествования должны были тогда быть соблюдены; важные вещи, которые я видел или слышал сам, приходилось опускать ради мелочей, снабженных ссылками, т. к. предполагаемый читатель о расте ничего не знал и ему надо было в понятном для читательской аудитории Главной редакции восточной литературы формате рассказать о чем-то неизвестном и убедить, что это не мои собственные фантазии («…кому нужны африканские металлисты?» вопросил на Ученом совете один из ныне забытых теоретиков соцориентации в Африке). После того, как обрушился Занавес, появилась возможность ездить и общаться, покупать книги и периодику по растафари и рэггей, заниматься в Британской библиотеке и ходить в Центры культуры растафари в разных странах, когда стали доступны ресурсы Интернета, а в России раста стала популярной молодежной субкультурой, появились свои рэггей-клубы и рэггей-периодика, наконец, после того, как средний носитель гуманитарного образования перестал читать книги по африканистике и «занялся делом», а на досуге предпочитает легкую беллетристику, зато появился широкий слой образованной и умной молодежи, стремящейся расширить свой мир до общечеловеческого, выросшей в эпоху «world music» и «этнической моды», — после всего этого текст выглядит наивным и жалким. Но чтобы переписать его «для своих» и с использованием всех новых материалов (а они на порядок превосходят то, что с таким трудом удавалось доставать в те годы — хотя в московских библиотеках, как ни удивительно, удавалось найти почти все — это сейчас редкая книга попадает туда из-за границы) — для этого нужно море времени. Поэтому оставляю все как есть, надеясь на снисхождение и обещая написать вдогонку вторую часть — уже так, как могу и хотел бы написать сегодня…

---

Э. Блайден соглашался, что единство человечества несомненно, но каждый из входящих в него народов, оговаривал он, выработал под влиянием среды обитания особую жизненную систему, или же жизненный код. который можно улучшить с ростом познаний, но нельзя изменить.

В речи перед Молодёжной литературной ассоциацией Сьерра-Леоне в 1893 г. (в ней, как считается, он впервые употребил выражение «африканская личность» — в академической науке подобные тонкости считаются очень важными) Э. Блайден сказал: «Расы пытаются принудить друг друга уподобиться себе, и порой более слабая раса вынуждена поддаться этому в ущерб себе и в убыток человечеству. Но долг каждого человека, каждой расы — отстаивать свою индивидуальность, поддерживать и развивать её. Не внимайте учениям тех, кто велит вам отречься от того, от чего отречься невозможно. Если бы их теория воплотилась в жизнь, она бы со всей неумолимой жестокостью отвлечённой теории стёрла бы[354] всё разнообразие человечества, уничтожила бы все различия, принесла бы в жертву национальности и низвела бы человеческую расу до бесформенной протоплазмы, из которой, как говорят, мы происходим. А потому почитайте и любите свою расу. Будьте самими собой, какими вас задумал Бог, иначе Он бы вас не создавал. Мы не можем улучшить то, что Он создал. Если вы не являетесь самими собой, если вы поступаетесь своей личностью, то у вас не остаётся ничего, чтобы отдать миру».

Эта же мысль звучит и в обращении к студентам Либерийского колледжа (1881 г.): «культура человечества — это одно целое, но пути к высшим достижениям различаются у разных народов, то, что ведёт англосакса к успеху, негоже для африканца.[355] Чёрные американские интеллигенты жалуются, что белая публика их игнорирует. Но ведь причина в том, что они лишь копируют англосаксонскую культуру вместо того, чтобы внести что-то своё, новое. Присущие естеству чернокожего мысли и эмоции возбудят интерес и уважение других куда более, чем показушная демонстрация того, что мы нахватались от них самих и что делает честь скорее нашей памяти, чем подлинным способностям. Займемся же своим собственным делом — и мы будем сильны и достойны уважения; тот, кто пытается делать работу других, будет слаб и презираем».[356]

Намерением Бога, — обращается Блайден к молодёжи, — было сделать вас непохожими на остальное человечество, явить в вас те черты характера, которые недоступны другим: наш долг — постичь, в чём они заключаются. Но развитие самобытной африканской личности не должно служить национальному эгоизму: «Чернокожий создан для служения. Он вложит свои специфические силы в жизнедеятельность на благо человеческой расы».[357] Служение — не сервильность, но смиренная самоотверженность, противостоящая духу насилия, воплощенному в европейской цивилизации. Недаром Господь наслал рабство на чёрную расу, закалив этим её дух кроткого служения, ведь африканцы призваны спасти человечество, как Христос спас погрязших во грехе смертных. «Африканский дух — это дух служения. — пишет Блайден в письме Букеру Вашингтону, — но не в унизительном, а в высшем смысле, как у Сына Человеческого». В другом месте он пишет: «Мы были созданы для высочайшей славы, состоящей в служении человечеству. Слава евреев состояла в соответствии их религиозному закону; слава Востока — в невозмутимости, отказе от страстей; слава греков — в божественной гармонии; слава римлян — в подчинении закону. Слава же африканца состоит в страдании, в смиренном служении. Это слава Сына Человеческого. Но в будущем африканцев ожидает иное, ибо Крест предшествует Короне».[358]

«Несмотря ни на что? — писал Э.Блайден в 1878 г., - негритянской расе ещё предстоит сыграть свою роль — особую роль — в истории человечества, и Африканский континент будет основной сценой мирового действа. Ошибка, которую часто совершают европейцы, рассматривая вопросы восходящего развития негров и будущего Африки, состоит в том предположении, что негр — это европеец в эмбриональном состоянии, на стадии неразвитости, и что когда, шаг за шагом, мы будем приобщаться к благам цивилизации и культуры, мы превратимся в совершеннейших европейцев: иными словами, что негр стоит на том же пути прогресса, на той же колее, что и европеец, и лишь бесконечно отстал от него… Этот взгляд исходит из предположения, что обе расы призваны совершить одну и ту же работу, и что они потенциально в конечном счёте равны, просто негру нужно время, чтобы при определённых обстоятельствах стать европейцем. Но, на наш взгляд, между двумя расами нет и речи о неполноценности или превосходстве. Нет ни абсолютного или существенного превосходства с одной стороны, ни абсолютной или существенной неполноценности с другой. Это вопрос различия в характере дарования и различия судьбы. Сколько ни обучай негра и ни прививай ему культуру — он не станет европейцем; с другой стороны, недостаток образования и культуры не превратит европейца в негра. Две расы движутся вовсе не по одной колее, разделённые неизмеримым расстоянием, но параллельными путями. Их деятельность никогда не пересечётся так, чтобы совпали их способности или исполнение оных. Они вовсе не идентичны, но неравны, как думают некоторые; они различны, но равны».[359] Блайден при этом более всего опасался смешения культур, полагая, что благотворнее всего — их взаимовлияние (то, что А.Тойнби называл «радиацией культуры», а Н. Данилевский — «почвенным удобрением» культуры): «Африканец у себя дома нуждается в том, чтобы его окружали влияния извне, но не для того, чтобы переменить свою натуру, а для того, чтобы совершенствовать свои задатки. Наследственные качества составляют основу всего, их ни создать заново, ни заместить человеческим вмешательством, но следует лелеять и совершенствовать их. Природа определяет лишь вид дерева, а уж окружающая среда определяет качество и количество плодов… Каждая раса наделена особыми талантами, и Великий Творец в высшей степени внимателен к индивидуальности, свободе и независимости каждой из них. В музыке Вселенной каждая издаёт свой особый, но необходимый для великой симфонии звук. Ещё осталось несколько не извлечённых звуков, и пусть даже пока самый слабый из звуков — это тот, что до сих пор извлекался негром, но лишь он один может его издать. А когда его ноты польются во всей полноте и совершенстве, мир будет приветствовать их с восторгом. Когда Африканец выйдет вперёд со своими особыми дарованиями, то заполнит он то место, которое никем и никогда прежде не было занято».[360]

Обычно почвенников всех народов упрекают в отрицании единства человечества. Не говоря уже о несправедливости таких упрёков в отношении негритюда, основной пафос которого, вопреки стойкому расхожему мнению о негритюде, именно на синтезе культур и строится,[361] даже те, кто в контактах между культурами видят один вред, неизменно подразумевают их конечную взаимодополнительность с точки зрения Вселенной, Высшего разума, Бога, Истории, Идеи Человечества и т. д. — даже у М. Гарви есть некоторые оговорки на этот счёт. Именно это представление служит показателем гуманистического содержания почвенничества и ослабевает по мере деградации почвенничества, сопровождающей его профанация и «популяризацию». По крайней мере, ни в одном из плебейских суррогатов почвенничества идеи дополнительности культур не сохраняются и в ходе «популяризации» даже его гуманных образцов в обывательском сознании не застревают (по крайней мере, ни в африканском, выводящем себя от Блайдена, ни в русском, клянущемся в верности Достоевскому, вульгарном почвенничестве эта идея всерьёз не проводится). Однако именно на единстве человечества и ценности всех культур основывался Блайден.

Вместе с тем, Блайден более всего опасался смешения культур в бессмысленную абракадабру. Так, он считал, что даже язычники-африканцы ближе к духу христианства, чем европейцы. Но с принятием христианства из рук европейцев, а заодно — и элементов европейской культуры — африканцы утрачивают евангелическое простодушие: «Иное дело так называемые благословенные африканцы. Н своём непотревоженном одиночестве они без помех могут следовать закону любви. Все беспристрастные путешественники по этому континенту поражаются решительному моральному превосходству, присущему местным жителям во внутренних областях, не затронутых цивилизацией, над их соплеменниками в морских портах, попавших под влияние так называемого христианства и цивилизации.[362] Я предпочитаю общаться именно с магометанами или с теми, кто менее всего затронут европейской цивилизацией: они, как мне кажется, обладают в своём положении большими задатками для энергичного индивидуального и расового развития и менее других загнаны в застывшие шаблоны».[363] При этом вопреки распространённому мнению — а при жизни Блайдена даже появлялись сообщения, что он-де перешёл в ислам — Блайден вовсе не был врагом христианства, будучи, к тому же, духовный лицом. Не христианство, но проникающая под его покровом европейская культура, противная духу Христа, развращает африканцев, неся культурную шизофрению аккультурации — Блайден называл её «бременем чёрного человека». Евангелизировать африканцев следует силами африканцев же, иначе можно нанести лишь вред, ибо язычник и даже мусульманин («естественный африканский человек») потенциально более открыты для христианской братской любви, чем человек, мятущийся между культурами. По мысли Блайдена, европеец хорош, когда следует европейской культуре, африканец — когда следует африканской, и лишь мулат или человек между двух культур нехорош уже по своей природе.