Сюзанна Энок - Грех и чувствительность

• Название: Грех и чувствительность
• Автор: Сюзанна Энок
• Жанр: Исторические любовные романы

Перевод: Dinny;

http://forum.romanticlib.org.ua/index.php?topic=1336.0

К сожалению, у Элинор Гриффин имеются три брата, которые мешают ей, отпугивая любого поклонника, которого они считают неподходящим. Девушка знает, что ей, в конечном счете, предстоит выйти замуж – вероятно, за какого-нибудь степенного, покрытого корой старого лорда – но до тех пор, пока этот черный день не наступил, Нелл намеревается развлекаться. Однако герцог Мельбурн вовсе не собирается позволять своей сестре пускаться во все тяжкие, и он просит своего лучшего друга, маркиза Деверилла, приглядеть за энергичной красавицей.

Может ли какая-нибудь компаньонка быть менее подходящей – но при этом самой понимающей – чем Валентин Корбетт? Этот мужчина настолько же грешен, насколько привлекателен; он печально известный распутник, игрок и бабник, но Нелл он нравится с самого детства. Увы, неотразимый повеса, кажется, настроен – решительно и нехарактерно для себя – быть благородным, несмотря на страстное томление в его глазах. А Нелл должна вести себя очень осторожно, потому что она пообещала немедленно выйти замуж за человека, которого выберут ее братья, если возникнет хотя бы малейший намек на скандал…

---

– Леди Элинор?

Элинор застыла на выходе из маленького ателье, которое, очевидно, только что посетила. С глубоким вздохом, она повернулась к нему, но затем заметно расслабилась.

– Деверилл. Слава Богу.

– Это впервые, когда Бог и я упоминаются одновременно, – заметил он, направляя Яго к ней на узкую улочку. Маркиз бросил взгляд на заднюю дверь магазина, из которой только что появилась леди Элинор, и на насыщенную, красивую материю цвета бургундского вина, наполовину спрятанную под ее свернутой шалью.

– Мадам Констанца? – прошептал он, приподняв бровь.

Нежный розовый румянец на щеках девушки стал ярче.

– Мне понабилось несколько новых платьев.

Валентин кивнул, решив не разглашать информацию о том, что несколько самых прекрасных и наиболее дерзких лондонских актрис и куртизанок высокого полета нанимали мадам Констанцу для пошива своих платьев. Судя по яркому румянцу на лице Элинор, она тоже знала об этом.

– Я уверен, что они будут ошеломляющими.

До того, как Валентин смог попрощаться, девушка подошла к нему, одной рукой ухватившись за носок его высокого сапога.

– Не говорите никому, Деверилл. Я хочу, чтобы это было сюрпризом.

Он не мог не усмехнуться.

– Не беспокойтесь. Вокруг меня всегда шум, но, кажется, для вас это не характерно.

Краска сбежала с ее щек.

– Это не характерно для моих братьев. Я сомневаюсь, что кто-нибудь знает мой характер. Пока.

Это звучало интригующе. Но в этот момент желудок маркиза заурчал, напомнив о том, что тот не ел уже двенадцать часов.

– Тогда я надеюсь, что буду на месте, когда состоится торжественное открытие.

– Вы посетите прием у Беквитов сегодня вечером?

– Я приду.

– Тогда вы все увидите.

Легкая, таинственная улыбка коснулась ее рта, а глаза выразительно зажглись от затаенного, неописуемого волнения. Валентин вдруг осознал, что уставился на девушку и встряхнул себя. Он знал Элинор Гриффин с тех пор, как ей исполнилось пять лет, и она попадала в одну из двух четко определенных категорий, на которые он разделял женщин. Эта девушка была в секции «неприкасаемых», вместе с монахинями и бабушками, а также слишком некрасивыми девицами. Она была младшей сестрой его хорошего друга, и поэтому он должен рассматривать ее не как женщину, а как… щенка.

За исключением того, что у щенков не бывает таких хитрых улыбок или таких прекрасных серых глаз. Валентин откашлялся.

– Тогда увидимся там.

Ее улыбка стала шире.

– Если только вас вдруг не отвлекут в какое-нибудь другое место.

Хмм.

– Думаю, могу смело пообещать, что подобного не случиться.

Глава 3

– Миледи, вы уверены, что хотите одеть сегодня вечером это… именно это платье?

Элинор притворилась, что не заметила ни тщательно сформулированный вопрос Хелен, ни то, что ее горничная заламывала руки с явной тревогой. Конечно, она знала, как рискует, но сегодня вечером у девушки была определенная цель. Это была проверка, как ее решимости, так и готовности ее братьев соблюдать достигнутое соглашение.

– Да, я уверена, – ответила Элинор, рассматривая свое отражение в зеркале в полный рост. Шелк бургундского[4] цвета, прошитый красивой золотой нитью, прекрасно контрастировал с ее темными волосами и серыми глазами, в то время как тесно облегающий лиф практически не оставлял места для того, чтобы скрыть недостатки. Юбка обнимала ее бедра, а затем струилась вниз украшенным бусинками, сверкающим водоворотом того же яркого цвета.

– Но ваши братья, миледи… Они не одоб…

– Не одобрят? Я уверена, что они так и сделают. Это ведь не власяница и не одеяние монахини, – Элинор улыбнулась своему отражению, и была удивлена, увидев в зеркале возбужденную, соблазнительную женщину, с притворной стыдливостью разглядывающую себя. – Однако меня не беспокоит то, что они могут подумать.

– Не беспокоит?

– Да, не беспокоит. Все части тела, которые положено скрывать, прикрыты платьем. Возможно, на мне немного меньше материи, чем обычно, но ведь некоторые вполне респектабельные дамы одеваются в таком же стиле. – Их не очень много, но они есть. – А сейчас, будь добра, помоги мне надеть плащ.

– Но если вас не беспокоит…

– Но я ведь и не слабоумная.

Серый плащ, который скроет все, кроме нижней части подола ее платья, нужен только для того, чтобы произвести эффект, уверяла себя Элинор. Братья и остальные гости на приеме у Беквитов – все увидят ее одновременно. Это будет просто счастливым совпадением: к тому времени, когда она торжественно представит новое творение портнихи, для Мельбурна будет слишком поздно что-то делать с ее внешностью.

Плащ отлично выполнил свою работу, и когда Элинор спустилась вниз в холл, единственные подозрительные взгляды были направлены на ее волосы, свободно спадавшие на плечи, которые Хелен по просьбе хозяйки уложила в беспорядочное переплетение лент бургундского цвета и завитых темно-коричневых локонов.

Взгляд Мельбурна, однако, задержался на ее лице.

– Помни о том, что я сказал по поводу скандала, Элинор, – напомнил он, набрасывая на плечи пальто с пелериной.

– А ты помни о том, что скандал и беседа – это две разные вещи, – ответила она, отступая в сторону, пока Стэнтон открывал парадную дверь.

– Они могут быть разными вещами, – возразил герцог, следуя за сестрой и помогая ей сесть в экипаж. – Но если слишком широко раздвинуть границы беседы, то она может стать скандалом.

– Мне нужно было выпить заранее, – пробормотал Закери, забираясь вслед за девушкой. – Будь осторожна, Нелл, хорошо?

Она разгладила свои перчатки.

– Нет, Закери. Я не делаю ничего плохого и, поэтому не собираюсь быть осторожной.

– Тогда это будет недолгий эксперимент, – вставил Шарлемань, – и ты можешь забыть о той ерунде по поводу собственных поисков мужа.

Элинор от всего сердца надеялась, что Шей окажется неправым.

– Я бы, на твоем месте, не стала держать пари против меня, – заявила она, надеясь, что это прозвучало более уверенно, чем она на самом беле чувствовала.

Беквит-Хаус был всего в пяти кварталах, но Элинор не смогла припомнить, чтобы поездка в экипаже когда-либо тянулась так долго. Девушка почти дрожала от напряжения, к тому же, она задыхалась в закрытом экипаже одетая в плащ, застегнутый до подбородка. Мало того, Себастьян сверлил Элинор взглядом на протяжении всей поездки. У нее всегда было такое ощущение, что брат умеет читать мысли, но то, что он не остановил карету и не заставил их повернуть обратно, опровергало это подозрение.

Не то чтобы она намеревалась совершить что-то ужасное, но девушка не сомневалась в том, что ее старший брат очень серьезно относится к охране и защиты имени Гриффинов. Она выбрала путь по очень узкой дорожке, где по одну сторону находится скандал, а по другую – ограничения, предупреждающие его. Элинор очень надеялась, что эта дорога приведет ее куда-нибудь еще, кроме тупика.

В двадцать четыре и двадцать восемь соответственно Закери и Шарлемань, конечно же, имели возлюбленных и любовниц, но все это прекрасно вписывалось в рамки общества, пока совершалось осторожно. Правила для женщин были намного строже, а возможностей для падения больше. Но Элинор вовсе не собиралась заводить любовника или делать что-то еще настолько же безнравственное. Но если она не воспользуется этим шансом, чтобы узнать жизнь, то может с таким же успехом засохнуть и умереть.

Они высадились из кареты на переполненной подъездной дорожке Беквит-Хауса. По традиции, когда Гриффины посещали какой-то прием как одна семья, они входили в дом соответственно своему положению: вначале Элинор под руку с Мельбурном, а за ними Шей и Закери. Однако этим вечером, после того, как они обошли последний растоптанный комок грязи и лошадиного навоза и достигли переднего портика, отделанного мрамором и камнем, Себастьян выпустил ее руку.

– После тебя, – проговорил он, жестом приглашая сестру идти вперед.

Элинор кивнула, притворившись, что ожидала от брата подобного поступка, и вошла в величественный особняк. С тех пор, как Элинор вручила герцогу свою декларацию, она ощущала, что Мельбурн сердился на нее, не столько из-за послания, сколько из-за идеи, которая стояла за ним – из-за того, что она была настолько недовольна его патриархальной властью, что устроила восстание. Отлично, она и намеревалась расшевелить его. Возможно, они оба узнают о себе что-то новое в этом состязании. По крайней мере, герцог будет иметь возможность осознать, что и у других людей могут быть мысли и чувства, которые не обязательно совпадают с его собственными, и что эти мысли вовсе не обязаны привести их семью к падению.

Рядом с гардеробной Элинор слегка заколебалась, но они уже оказались на виду, по крайней мере, у двух дюжин гостей, некоторые из которых слыли известными сплетниками. Элинор сделала глубокий вдох и расстегнула пуговицу, которая удерживала ее плащ. Что бы она там не написала на бумаге, ее декларация начинается именно сейчас.