Степан Злобин - Пропавшие без вести 2

• Название: Пропавшие без вести 2
• Автор: Степан Злобин
• Жанр: Книги

---

Путаясь от волнения, хотя нечего было особенно понимать и запоминать, Иван повторил.

Вечером Балашов, пропустив последнего, четырнадцатого, как было условлено, запер переднюю дверь, через которую все сходились. Отворив заднюю, он впустил Павлика и еще какого-то человека, лица которого не рассмотрел в темноте.

— Товарищи! С вами поговорит наш старший товарищ,— не громко, но так, чтобы всем было слышно, объявил в темноте Павлик.

— Друзья! Товарищи старшие! — произнес второй голос. Иван не поверил ушам, пораженный невероятностью: он узнал голос и интонацию Баграмова.

— Из нашего лагеря ежедневно вывозят на кладбище двадцать пять — тридцать умерших. Тех, кто еще не умер, избивают плетьми и дубинками, топчут ногами, морят голодом. Когда же мы с этим покончим?!

Темнота барака наполнилась глухим говором.

Все сами знали, что делается в лагере и в лазарете, но никто не ждал, что об этом заговорят, призывая сопротивляться, хотя в душе многие жаждали долгими месяцами такого призыва.

— Пора кончать с гестаповско-полицейским порядком! — решительно заявил голос из темноты. Иван был уже убежден, что это голос Баграмова. — И эта борьба в большой мере лежит на вас, на старших! Хлеб разделить, помыть котелки, вымыть полы и таскать парашу — все это работа, но этого не довольно! Ведь люди в отчаянии и в беде и от этого умирают вдвое скорее и больше. Ваше дело — заботиться о их бодрости и твердости духа, сплачивать их и поддерживать уверенность в нашей победе! Представьте себе, что сегодня приходит известие о разгроме фашистов. Что будет? Кто лежал, тот поднимется. Кто ноги едва волочил, тот распрямится.

— Верно! Правильно! Только и ждут все хорошей вести. Да где ее взять?!

— Из фашистской газетки доброй вести не вычитать! Они всё о своих победах кричат! — послышались голоса.

— Потому и кричат, что их победы и нет и не будет! — голос оратора звучал твердо, уверенно.— Они в сорок первом году продавали в Берлине билеты для прогулки в Москву. Прогулка не состоялась, отбросили их от Москвы. Теперь они собрались кататься по Волге. Опять отменят! С Волги начнется наступление Красной Армии на Берлин. И от Волги к Берлину движение фронта пойдет быстрее, чем шло от Берлина до Волги.

Тишина в темной секции стояла такая, как будто тут не было никого, кроме говорившего человека. Все замерли. Иван старался дышать беззвучно.

— В победном марше ворвавшись в Германию, Красная Армия освободит и нас. Мы вернемся на родину!

Темнота барака громко вздохнула, глухо загудела и разом опять затаила дыхание...

В лагере смерти и безнадежности, в черной дыре фашизма, в беспросветной мгле плена, в тот момент, когда фашисты лезли на Волгу и на Кавказ, здесь вдруг провозглашались жизнь, победа и свет, провозглашались уверенно, просто и внятно.

— Да, товарищи, мы вернемся на родину, — снова дошел до Ивана голос Баграмова. Теперь он уже узнавал его во всех интонациях. — Родина спросит: «Как ты, боец, попал в плен?» И если ты оказался в плену не потому, что ты трус и изменник, то она спросит дальше: «А как ты держался в плену? Ты говоришь, что все страдали от фашистов и полицаев, а как ты с ними боролся? Как боролся?!» — Оратор сделал глубокую паузу. — Поймите, товарищи, чго на всех нас, на советских военнопленных, как бы мы ни попали в плен, есть пятно: мы все опозорены тем, что среди нас нашлась продажная рвань, которая поддалась фашистам и по их приказу помогла создать в лагерях полицейский режим. Не говорите: мол, я-то тут при чем — я не предатель, не полицай! Мы все тут, ребята, «при чем». Все виноваты!

— Как так — все?! — не выдержав тяжкого обвинения, громко откликнулся кто-то во тьме барака. — Честные люди не могут нести ответственность за Бронислава, за Жорку Морду!..

— Не кричи! — одернул его оратор. — Как так — не могут?! Именно честные люди не откажутся нести эту ответственность! Каждый удар полицейской плети — это наша вина, если мы не отрубим руку, которая держит плетку. Каждое враждебное родине слово — это наш с вами позор, если мы не выдернем из поганой глотки язык! Каждый изменник, который идет на службу к фашистам, — это и наше с вами тяжелое преступление, за которое нам оправдания нет и не может быть... Ясно?!

...Оратор умолк, но темнота барака тоже молчала. Неожиданный груз, который ночной незнакомец взвалил на плечи собравшихся, показался им непосильным: испытывая искреннее отвращение к полицаям, предателям и провокаторам, они привыкли считать самих себя свободными от соучастия в преступлениях уже тем, что не были сами в этих бандитских рядах, не общались с ними и в тайных беседах возмущались их гнусной ролью. Но борьбу с ними здесь они считали немыслимой и непосильной.

Балашов ощущал себя, как и прочие. Он почувствовал, как его охватила дрожь от этого внезапного обвинения.

— Что же, друзья, не понятно, что ли? Боитесь понять? А вы не пугайтесь! Надо! Предатели и враги стали такими не здесь. Дома эти гады таились под маской, а здесь открылись, вот вам и все! Кто эти люди? Подонки советского общества — рвачи, кулаки, националисты, трусливые мещане, хищники и уголовники. Здесь они сами себя перед всеми разоблачили, а мы с вами должны их раздавить!

«Раздавить?! Вот так задача!..» Она казалась собравшимся и естественной и почетной и вместе с тем не совсем понятной.

— Дозвольте к вам обратиться, товарищ... товарищ... не знаю, як вас величать, — сказал какой-то старшой позади Балашова.

— Ну, хотя бы Иваном Иванычем, — отозвался голос Баграмова.

— Так вот, я кажу вам, товарищ, хай по-вашему буде, Иван Иваныч, что же мы можем зробыты? Германьцы же сила, товарищ Иван Иваныч! Они же тут дома и господують, а мы — в подполье, чи як... Вот як бы то было у нас на Полтавщине... Вы не помыслите, дорогой товарищ Иван Иваныч, что я злякався чи що... Та я силы в соби не чую! — старался пояснить оратору тот же старшой. — Вот, каже, ты полицая бачишь з жильным батогом. Як он батожить и мордуе народ, скильки калечит, скильки насмерть забивае — аж сердце кипит! Схопыв бы якусь каменюку та разгепав дурну башку аж на такусеньки вот частынки!.. Да як его переможешь, колы ты один, а их ось як багато! Да германьцы ж за них, вся собачья гитлерська сила!..

— Я тоже не знаю, як тебя велычать, полтавський, — шутливо сказал «Иван Иваныч». — Однако кажу тоби: ты неправ. Ведь что ни утро, то бачим, как стоит сукин сын с резиновой дубинкой и лупит тысячу человек. Спроси у каждого в этой тысяче: «Как же ты допускаешь, что этот мерзавец тебя колотит?» — он скажет: «Що я можу подняты сам!» И тысяча дурней скажут тысячу раз! «Я сам, я один», — и не можут уразумиты того, что их цела тысяча... И ты не лучше, товарищ полтавський!

— Стало, дурный я, товарищ Иван Иваныч, хочьте казаты?

— А ты сам посмотри! — ответил Балашов вместо «Ивана Иваныча».

— Та чего там ховаться, бачу! — признался «полтавський». — Ваш, извините, який же будет приказ чи добра порада? Что робити... ну, хотя с полицаями... Где ж силу нам взяты? Силу где взять, товарищ Иван Иваныч?! — проникновенно воскликнул «полтавський».

— А сила в единстве! Надо быть не стадом баранов, а коллективом! — просто ответил «Иван Иваныч».

— Для коллектива нужна голова! — отозвался еще один из старших. — Вам ладно так рассуждать, когда вы сами голова.

— Я такая же голова, как ты! — возразил оратор.— Только ты боишься признать, что ты голова, все хочешь хвостом назваться! А старшому, ребята, быть хвостом не годится! Надо быть головой!

— Без головы и парашу не вымоешь! — насмешливо вставил еще новый голос.

— Когда у тебя голова годится только парашу мыть, то в старшие не лезь! — строго одернул «Иван Иваныч». — Старшой — это должность большая, товарищи! Люди вокруг от голода умирают, а ты, старшой, все-таки на, получи от каждого котелка по ложке баланды! А что такое в наших условиях ложка баланды? Это кусок жизни! За что же ее дают — за парашу?!

Собравшиеся знали, что смена старших произошла в эти дни во многих секциях. Но все считали, что это сделано по приказу немцев, которые требовали выписки из лазарета здоровых людей. Все знали, что новые старшие назначены из наиболее окрепших больных, но никому не пришло в мысль, что кто-то расчетливо подобрал их в отряд борцов с полицейщиной и предательством. И вот «Иван Иваныч», открыв перед ними задачу, прямо сказал:

— Вас назначили быть старшими, считая, что в каждом из вас жива совесть, что во всех вас не угас боевой дух борьбы и ненависти к фашизму. Докажите это на деле: никому не давайте грабить пленный паек, заботьтесь по совести о больных — поддержите их веру в победу родины. Вот за что голодные люди от каждого смертного котелка будут вам уделять по ложке. Будьте же достойны, друзья, этой самой высокой в мире зарплаты! — Он продолжал: — Жизнь сама нам покажет пути борьбы. Никто вам не даст инструкций, но помните: гибель в борьбе с полицейщиной и изменой — это солдатская гибель в бою с фашизмом. Она не страшна. Готовы ли вы, товарищи?