СТИВЕН АМБРОЗ - Эйзенхауэр. Солдат и Президент

• Название: Эйзенхауэр. Солдат и Президент
• Автор: СТИВЕН АМБРОЗ
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Эта книга была признана в США лучшей из всех написанных об Эйзенхауэре. Опираясь на обширные источники, высокий уровень научных знаний. С. Амброз предложил наиболее полное и объективное описание жизни солдата, ставшего президентом. Автор подробно рассказывает о молодых годах Эйзенхауэра, о его почти незаметной на первых порах карьере в армии, о его блестящем руководстве союзными силами в качестве верховного главнокомандующего во время второй мировой войны, о том, с какими трудностями приходилось сталкиваться этому человеку на пути от генерала и президента Колумбийского университета до Президента США.

---

Аргументы были весомые и убедили его друзей. Робинсон пришел к заключению, что, "пожалуй, оставаясь в Европе, можно приобрести больше, чем потерять"*63.

Робинсон изложил Лоджу доводы Эйзенхауэра против возвращения домой и объявления его принадлежности к Республиканской партии. Лоджа они не убедили. Да, позиция генерала, согласился он, поможет победить на всеобщих выборах, но не на съезде партии. Заботой Лоджа было обеспечить поддержку делегатов, но он не мог склонить их на сторону человека, который даже не признается, что он республиканец. Лодж решил разрубить узел. 6 января 1952 года он объявил, что вносит Эйзенхауэра в список от республиканцев на предварительных выборах в штате Нью-Хэмпшир. На вопросы репортеров Лодж отвечал, что Эйзенхауэр конечно же республиканец, что он примет свое выдвижение, если таковое состоится, и что генерал сам подтвердит это его заявление.

Эйзенхауэр был в ярости. Выходка Лоджа, сказал он Робертсу, "неприятно поразила меня"*64. Он послал разносное письмо Клею, а затем сделал весьма сдержанное заявление. Он не подтверждал прямо слова Лоджа о том, что он республиканец, но признавал, что голосовал все же за эту партию. Он не сказал, что примет свое выдвижение съездом республиканцев, но все же признал, что Лодж со своими союзниками имели право "в будущем июле возложить на меня долг, который превзойдет обязательство, лежащее на мне сегодня". Он не одобрил деятельности "Граждан за Эйзенхауэра", хотя добавил, что все американцы свободны "объединяться в поисках общности взглядов". Он завершил обещанием: "Ни при каких обстоятельствах не попрошу я освободить меня от занимаемого ныне поста, чтобы добиваться выдвижения на политический пост, и не приму участия в... предсъездовской работе"*65.

Но события продолжали нести его в другом направлении. 21 января Трумэн представил на утверждение Конгресса проект бюджета с четырнадцатимиллиардным дефицитом, и Эйзенхауэр диктует яростный протест, занявший в его дневнике восемь страниц. 8 февраля Герберт Гувер, Тафт и шестнадцать других видных республиканцев выступили с совместным заявлением, где настаивали на том, что "американские войска нужно возвратить домой" из Европы. Эйзенхауэру трудно было решить, какое из двух зол меньше — опасность банкротства страны или ее изоляция, но он чувствовал, что обязан предотвратить и то, и другое.

Но было еще и давление со стороны тех, кто его любил и нуждался в нем. Он, безусловно, желал, чтобы на него оказывали такое давление. Друзья и политики не уставали повторять, как американский народ жаждет видеть его во главе государства, и 11 февраля он получил волнующее свидетельство того, насколько они правы. Жаклин Кокрэн, знаменитый авиатор и супруга финансиста Флойда

Одлума, прилетела в Париж, привезя с собой двухчасовой фильм о митинге в поддержку Эйзенхауэра, состоявшемся в Мэдисон-сквер-гарден в полночь, после матча по боксу. Митинг был тщательно организован друзьями Эйзенхауэра и "Гражданами...". Несмотря на то что городские власти (все, конечно, демократы) не оказали им — по словам Кокрэн — ни малейшего содействия, собралось около пятнадцати тысяч человек. Фильм запечатлел толпу, поющую в унисон: "Мы хотим Айка! Мы хотим Айка!" — размахивающую флагами и плакатами с надписями: "Я люблю Айка". Эйзенхауэр и Мейми смотрели фильм у себя в гостиной и были глубоко взволнованы.

По окончании фильма Эйзенхауэр предложил Кокрэн выпить. Когда они подняли бокалы, она выпалила: "За президента!" Позже Кокрэн вспоминала: "Я была первой, кто сказал ему такое, и у него слезы хлынули из глаз... Они просто бежали по его лицу, он был так потрясен... А потом он начал рассказывать о своей матери, об отце и всей семье, но больше о матери, и говорил целый час".

Кокрэн сказала ему: он должен заявить о своем согласии баллотироваться и непременно возвращаться в США, "я заявляю вам со всей определенностью, что, если вы не сделаете заявления, кандидатом станет Тафт". Эйзенхауэр попросил ее возвратиться в Нью-Йорк и передать Клею, что ждет его для разговора, и добавил: "Можете сказать Биллу Андерсону, что я намерен выставить свою кандидатуру"*66.

11 марта 1952 года Эйзенхауэр обошел Тафта и Стассена на предварительных выборах в штате Нью-Хэмпшир, собрав 50% голосов против их 38% и 7% соответственно. Спустя неделю в штате Миннесота имя Эйзенхауэра вписали в бюллетень 108 692 человека, а Стассена в его родном штате — 129 076 (Тафт не принимал участия). Поскольку Стассен приватно заверил Эйзенхауэра в своей поддержке на съезде, можно было приплюсовать и его голоса. Прогнозы подтверждались.

Он был совершенно счастлив. Роберт Андерсон, сорокадвухлетний юрист, политик и финансист из штата Техас, прилетевший в Париж для консультации с кандидатом о Федеральной резервной системе, нашел Эйзенхауэра "работающим до изнеможения", чтобы успеть завершить все дела в НАТО и подготовиться к избирательной кампании*67. Эйзенхауэр собирался вступать в сражение не для того, чтобы терпеть поражение. Как-то он сказал Робинсону: "Если я когда-нибудь ввяжусь в эту драку, то буду бить сплеча и бить до тех пор, пока окончательно не добью противника"*68. Он был готов к тому, чтобы начать "бить", хотя еще не был готов объявить об этом. Джорджу Слоуну из автомобильной компании "Крайслер" он говорил так: "Преждевременное израсходование боеприпасов в сражении означает неминуемое поражение — все должно быть рассчитано так, чтобы давление на противника постоянно усиливалось, и, когда оно достигнет максимального, это будет момент победы"*69. Как частное лицо он писал пространные письма друзьям-помощникам с жалобами на высокие налоги и чиновный аппарат; он рассчитывал, что друзья будут распространять их. Он регулярно тайно встречался с видными политиками-республиканцами. Он заверил техасцев, что он на их стороне, а не на стороне федерального правительства в вопросе о спорной нефти. Врачей уверил, что категорически против огосударствления медицины. Писал большие дружеские письма Дрю Пирсону с рассуждениями о противостоянии христианства коммунизму. Завязал переписку с губернаторами-республиканцами.

Он продолжал вооружаться, готовясь к сражению. Попросил экспертов подготовить материалы по ипотечным делам, по субсидиям фермерам, муниципальному жилью и великому множеству других вопросов. Обратился с просьбой к Джону Фостеру Даллесу представить ему доклад по проблемам взаимоотношений с русскими. Герб Браунелл прибыл в Париж сообщить Эйзенхауэру, что, благодаря стараниям Дьюи, нью-йоркская делегация твердо стоит за генерала, и то же самое он обещает со стороны других делегаций Восточного побережья. Они обсудили механику предвыборной борьбы, план действий, речи, платформы, организационные меры и такие вещи, как вопросы социального обеспечения, расовых отношений и бюджета.

Теперь он был настоящим кандидатом, без всяких побочных обязанностей. Его сторонники обрушились на него с советами, что говорить по тому или иному вопросу. Советы частенько были циничными. "Похоже, что необходимо обходить какие-то из возникающих вопросов, — писал он Милтону. — Думаю, я чувствую разницу между убеждениями человека и тем, что он считает политически целесообразным"*70. Политикам хотелось, чтобы Эйзенхауэр "занял свою позицию". Он сопротивлялся. "Откровенно говоря, — признавался он Клею, — я не считаю ни расовые, ни трудовые отношения столь уж важными. И я не верю, что конфликты, возникшие на этой почве, могут быть разрешены суровым законодательством или заявлением, сделанным на пресс-конференции"*71.

Стоило ему высказаться по тому или иному поводу, и он попадал в неприятное положение. Когда стало известно его протехасское заявление, встревоженный Лодж написал ему: позиция Эйзенхауэра повредит ему в северо-восточных штатах, следует отказаться от явной поддержки требований Техаса. Эйзенхауэр ответил: "Вынужден заметить, что я верю в то, во что верю". Он пояснил, что первоначальный договор между Техасом и Соединенными Штатами отдавал спорную нефть Техасу, что, как он полагает, исчерпывает тему. Он добавил, что не намерен "приспосабливать свои мнения и убеждения к узкой прорези ящика для избирательских бюллетеней"*72.

Эйзенхауэр пребывал в мрачном настроении от всех этих противоречивых советов, от всего того, что Браунелл рассказал ему о тяжести избирательной кампании, когда приходится отбивать атаки, которые Тафт и его люди предпринимают против Эйзенхауэра, опровергать лживые обвинения в его адрес, которые то прекращаются, то возникают вновь. "Скоро я возвращусь домой, — писал он Клиффу Робертсу 19 мая, — и первый раз в жизни я просто в ужасе от того, что мне нужно возвращаться в свою собственную страну"*73.

Почему ж он тогда собирался возвращаться? Из всех доводов, которые ему приводили, чтобы побудить к возвращению, три были решающими. Первый — что это его долг; и выставил этот довод его брат Милтон. Милтон был против его ухода в политику, поскольку этим он ставил под угрозу свою репутацию и место в истории, не говоря уже о том, что придется жертвовать личной жизнью. Но когда Милтон говорил Дуайту, что, если тот не вступит в борьбу, народ вынужден будет выбирать между Тафтом и Трумэном и что перед лицом такого бедствия любая жертва оправданна, Дуайт вынужден был с ним согласиться. Второй — мандат оказанного ему доверия; и женщина, которая ясно показала ему, что он обладает этим мандатом, была Жаклин Кокрэн. "Даже если мы согласны со старой поговоркой: глас народа — это глас Бога, — писал Эйзенхауэр Клею, — не всегда легко определить, чего он хочет"*74. Волнующий показ митинга в Мэдисон-сквер-гарден, устроенный Жаклин Кокрэн, убедил: народ хочет его.