СТИВЕН АМБРОЗ - Эйзенхауэр. Солдат и Президент

• Название: Эйзенхауэр. Солдат и Президент
• Автор: СТИВЕН АМБРОЗ
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Эта книга была признана в США лучшей из всех написанных об Эйзенхауэре. Опираясь на обширные источники, высокий уровень научных знаний. С. Амброз предложил наиболее полное и объективное описание жизни солдата, ставшего президентом. Автор подробно рассказывает о молодых годах Эйзенхауэра, о его почти незаметной на первых порах карьере в армии, о его блестящем руководстве союзными силами в качестве верховного главнокомандующего во время второй мировой войны, о том, с какими трудностями приходилось сталкиваться этому человеку на пути от генерала и президента Колумбийского университета до Президента США.

---

Было, однако, в ней место, которое прямо касалось Эйзенхауэра и на которое обратили внимание меньше, чем на Чекерса, собаку сенатора, или на пальто Пат Никсон. Это место, где говорилось о том, что Стивенсон тоже располагает фондом, происхождение которого он никак не объяснил и которым пользовался для доплат к жалованию своим назначенцам в Спрингфилде. Далее Никсон объявил, что кандидат в вице-президенты от демократов Джон Спаркмен включил в список получателей дотации свою жену. После того как Никсон раскрыл свое (скромное) финансовое положение и доказал, что использовал средства фонда только на законные политические цели, он призвал Стивенсона и Спаркмена поведать подноготную своих финансовых дел, поскольку, сказал Никсон, "люди, претендующие на пост президента и вице-президента, должны пользоваться доверием народа".

В одной руке у Эйзенхауэра была стопка ценных бумаг, в другой он держал карандаш. Когда Никсон призвал Стивенсона и Спаркмена откровенно раскрыть их финансовое положение, Эйзенхауэр так ударил карандашом по стопке, что сломал грифель и прорвал дыру в бумагах. Кровь бросилась ему в лицо. Никсон повернул прожектор в его сторону, потому как, если трое из четверых кандидатов сделают свое финансовое положение достоянием гласности, ему придется делать то же самое*23.

Эйзенхауэр жизнь потратил, чтобы научиться владеть собой. Он понимал, что Никсон в своей блестящей речи защищает себя и что теперь он прочно связан с Никсоном. Когда Никсон закончил выступление, Эйзенхауэр продиктовал ему послание, хваля "великолепную" речь, однако оставил открытым вопрос о его дальнейшей судьбе: "Личное мое мнение будет основано на личных заключениях". (В конце речи Никсон попросил зрителей позвонить или послать телеграмму в Национальный комитет Республиканской партии и высказаться, должен ли он баллотироваться или, напротив, снять свою кандидатуру, — это была смелая попытка лишить Эйзенхауэра возможности решать его судьбу.) Поскольку Никсон на всякий случай все-таки ничего не сказал о том, кого это волнует больше всего, Эйзенхауэр добавил: "Я в высшей степени буду признателен, если вы немедленно вылетите для встречи со мной. Завтра я буду в Уилинге, Западная Виргиния". И в конце приписал: "Мое расположение к вам, равно как и мое восхищение вами — совершенно искренние — остаются неизменными". Не возросли, но остались неизменными. Никсон вышел из себя. "Что он еще хочет, чтобы я сделал?" — спросил он одного из своих помощников. Нет, сказал он, не полетит он в Уилинг, не будет больше унижаться. Все-таки трезвые головы преобладали в его лагере, и он согласился лететь*24.

Тем временем Эйзенхауэр появился перед кливлендской аудиторией. Все слышали Никсона по радио, и толпа с воодушевлением скандировала: "Мы хотим Дика! Мы хотим Дика!" Эйзенхауэр предвидел подобную реакцию и, когда толпа наконец затихла, сказал: "Мне нравится мужество. Сегодня вечером я видел пример мужественного поведения... Когда я вступаю в сражение, я предпочитаю, чтобы рядом был скорее один мужественный и честный человек, чем целый вагон осторожных"*25.

Но внутри он по-прежнему кипел. Стивенсон и Спаркмен объявили, что на следующей неделе представят общественности свои налоговые декларации за последние десять лет. Репортеры задали Хэгерти вопрос, не собирается ли Эйзенхауэр тоже сделать свое финансовое положение достоянием гласности. Хэгерти ответил, что не знает, но при этом обернулся к бывшему с ним Милтону. Милтон сказал, что, конечно, Эйзенхауэр последует примеру других. Двадцать лет спустя Хэгерти, который неотлучно находился при Эйзенхауэре восемь лет, вспоминал, что никогда не видел Эйзенхауэра столь взбешенным, как тогда, когда ему передали слова Милтона. Эйзенхауэр "рвал и метал". Хэгерти он сказал, что не сделает этого никогда.

В конечном счете ему пришлось отступить. В начале октября Хэгерти обнародовал налоговые декларации Эйзенхауэра, по которым следовало, что его доход за десять лет составил 888 303 доллара, включая 635 000 за единовременную продажу прав на "Европейский поход", а налоги — 217 082 доллара, включая 158 750 основного подоходного налога за книгу. Никто не опротестовал данных, не задал ни одного вопроса, но тем не менее Эйзенхауэр был в ярости. Он терпеть не мог, чтобы личные его денежные дела выставлялись на всеобщее обозрение. Это было противно его натуре. И он никогда не простил Никсону того, что тот вынудил его пойти на это.

И все же Эйзенхауэр вышел из кризиса как настоящий полководец. Он не впадал в панику, как это случалось с остальными; он выдержал давление со стороны партии, когда одни требовали поддержать Никсона, другие — избавиться от него; последнее слово он оставил за собой. Если кто-нибудь, включая Никсона, хоть на миг засомневался бы в том, кто главнокомандующий, Эйзенхауэр просто напомнил бы тому первые слова, которые он сказал Никсону при встрече в аэропорту Уилинга. К тому времени, на другой вечер после речи Никсона, уже было ясно, что он получил потрясающую поддержку публики. Когда Никсон перед выходом из самолета подавал жене ставшее знаменитым пальто, Эйзенхауэр взбежал с простертыми для объятия руками по трапу.

Смутившийся Никсон пробормотал:

— Что вы, генерал, вам не было необходимости приезжать в аэропорт.

— Почему же? — усмехнулся Эйзенхауэр. — Вы ведь мой человек!*26 — Эта фраза задала верный тон их отношениям.

В конце сентября Эйзенхауэр полетел в Нью-Йорк, чтобы со своим штабом разработать стратегию агитационного турне по Среднему Западу. После Иллинойса он собирался отправиться в Висконсин, а это значило, что придется вплотную сталкиваться с проблемой Маккарти. Эйзенхауэр спросил Эммета Хьюза: "Слушай, нельзя ли сделать так, чтобы у меня был случай выразить личное уважение Маршаллу — прямо на заднем дворе у Маккарти?" Хьюз, мнимый либерал в стане Эйзенхауэра, пришел в восторг от идеи. Он набросал дополнение к речи Эйзенхауэра, где Маршалл превозносился "как человек и солдат, который с беспримерным бескорыстием и беззаветной любовью к родине посвятил себя служению Америке". Об обвинениях Маршалла в нелояльности говорилось, что они — "отрезвляющий пример того, как свобода не должна защищать себя"*27.

Кто-то из штаба генерала — никогда так и не выяснилось кто — сообщил висконсинским республиканцам о намерениях Эйзенхауэра. 2 октября, когда поезд Эйзенхауэра остановился в Пеории, штат Иллинойс, чтобы, простояв здесь ночь, наутро отправиться в штат Висконсин, губернатор Висконсина Уолтер Кёлер, член Национального комитета Генри Ринглинг и молодой сенатор Джон Маккарти прилетели в Пеорию на частном самолете, чтобы постараться отговорить Эйзенхауэра. Эйзенхауэру, который остановился в отеле "Пер Марке", сказали, что они в городе и хотят встретиться с ним.

Он ответил, что встретится только с Маккарти. Встреча продолжалась полчаса. Маккарти попросил Эйзенхауэра защищать Маршалла не в этом штате.

На другой день, когда поезд мчался к Грин-Бей, Адамс показал Кёлеру текст речи, подготовленной для самого важного в поездке по Висконсину выступления в городе Милуоки. Это был обычный, стандартный набор республиканской антикоммунистической риторики, достаточно агрессивной; единственное, что выделялось, почти как неуместная и запоздалая оговорка, это абзац, в котором защищался Маршалл. Кёлер сказал Адамсу, что речь ему нравится, но он хочет, чтобы абзац о Маршалле был изъят, поскольку наносит ненужное оскорбление Маккарти в его родном штате. Эйзенхауэр может защищать Маршалла где-нибудь в другом месте.

Из Грин-Бей поезд отправился на юг, первая остановка была в Аплтоне, родном городе Маккарти. Маккарти представил генерала собравшимся и стоял рядом с ним, пока генерал произносил двадцатиминутную речь, где ни словом не упомянул о Маккарти и о методах, которыми тот действует. Поезд отправился дальше, в Милуоки, и спор по поводу абзаца о Маршалле продолжился. Кёлер уговаривал Адамса: абзац с критикой Маккарти, по его мнению, выпадает из речи, из-за него у республиканцев будут серьезные проблемы на выборах в Висконсине (в 1948 году в штате победили демократы).

Адамс отправился в конец поезда к Эйзенхауэру, чтобы довести до него аргументы Кёлера. "Вы предлагаете в сегодняшней речи опустить это место о Джордже Маршалле?" — спросил Эйзенхауэр. Адамс ответил: "Да, но не потому, что вы не правы, а потому, что оно не ко времени". Тогда генерал согласился: "Хорошо, опустим. Я уже достаточно хорошо сказал об этом в Денвере, и нет надобности сегодня вечером повторять сказанное".

В своих воспоминаниях люди из штаба Эйзенхауэра старались представить дело просто — генерал выбросил абзац по причине его неуместности; и они выражали удивление тем, какой шум поднялся из-за того, что, как они говорили, по чьей-то небрежности полный экземпляр попал в чужие руки и снятое место стало известно всем. Но сами помощники Эйзенхауэра весь день повторяли репортерам: "Вот подождите до Милуоки и узнаете, что генерал думает о Маршалле". Все в поезде говорили о том, какой достойный отпор получил Маккарти. Эйзенхауэр не просто выкинул абзац; из уважения к сенатору он к тому же смягчил некоторые места, осуждающие его методы*28.