Инна Туголукова - Собака мордой вниз

• Название: Собака мордой вниз
• Автор: Инна Туголукова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-403-02320-7; 978-5-17-061534-6

Соню Образцову справедливо считают сильной, независимой женщиной.

Но кто может представить, сколько страданий пришлось ей пережить, чтобы научиться этой силе и независимости?

Предательство возлюбленного – циничного и жесткого человека, выгодно использующего свою привлекательность в борьбе за покорение столицы…

Печальная и недолгая связь с женатым мужчиной, вовсе не намеренным разводиться.

После такого женщине трудно поверить в искренность чувства представителя «худшей половины человечества» – особенно такого, как ее новый шеф, преуспевающий предприниматель Арнольд Гусев.

Поначалу Соня вообще принимает ухаживания Гусева за глупый розыгрыш.

Однако Арнольд не намерен отступать. Он уверен, что Соня – именно та женщина, с которой он будет счастлив.

---

Но чтобы понять, как Соня здесь оказалась, придется вернуться в далекое прошлое, в тот роковой день, когда ее отец, профсоюзный деятель среднего звена, погиб в автомобильной катастрофе. А еще лучше в ту благословенную пору, когда все они были живы, здоровы, счастливы и ведать не ведали о будущих причудливых поворотах своей судьбы. Или это только маленькая Соня была счастливой, а все остальные лишь живы и здоровы?

Ее отец и мать были под стать друг другу – высокие и крупные, а Соня пошла, видимо, в бабушку Констанцию – стройную и тонкую в кости вопреки своему крестьянскому происхождению.

Отца Соня обожала и во время частых родительских размолвок, жестоко страдая, тайно вставала на его сторону, ненавидя мать за ее слезы, крики и претензии.

Первое горькое разочарование она испытала в шестнадцать лет, когда пришла с подружкой на большое профсоюзное мероприятие, после которого предполагался грандиозный концерт. Отец тогда работал начальником управления ВЦСПС и принес им с матерью красочный пригласительный билет на два лица. Но мать от приглашения отказалась, и Соня взяла подружку.

Перед началом мероприятия они прогуливались в фойе, и Соня заметила отца в группе озабоченных мужчин в одинаковых черных костюмах. Хотела было подойти, но тот махнул рукой, отметая ее порыв, и она только издали смотрела и гордилась перед подружкой, какой он красивый, значительный, как уважительно слушают его мужчины и пытаются привлечь внимание нарядные профсоюзные дамы.

Отец кого-то, видимо, ждал и явно нервничал, поглядывая то на часы, то на площадь за огромными стеклянными дверями фойе. И Соня, невольно заражаясь этим его волнением, тоже пристально всматривалась в подсвеченный фонарями сумрак.

К высоким ступеням медленно подкатила сверкающая черная «Волга», и отец рванулся к выходу, почти побежал. Шофер, обойдя машину, открыл заднюю дверцу, и наружу выбрался человек со смутно знакомым лицом в сером финском плаще и шляпе. Он величаво зашагал по ступеням, прямой, как памятник, с отсутствующим взором, а отец, словно уменьшившись в росте, бочком семенил чуть сбоку и даже как будто кланялся. И пока монумент сквозь притихшее фойе шествовал к комнате президиума, отец с покрасневшим лицом разгонял перед ним толпу, сердито шикая на людей, как на бестолково снующих под ногами кур. И было это мелко, ничтожно и стыдно до слез.

Образ отца, такой светлый, слегка потускнел, а пьедестал, на который он был воздвигнут, пошатнулся и дал трещину.

Следующим звеном в цепи разочарований стала та жуткая ночь, когда мать уехала на семинар библиотекарей в город Владимир. Соня проснулась по малой нужде и услышала голос отца из гостиной, такой странный, что, изменив маршрут, тихонько подошла к неплотно прикрытой двери и заглянула в щелку.

Отец сидел в кресле, прижав трубку к уху, и сюсюкал. Соня поначалу подумала – с маленьким ребенком, но быстро поняла свою ошибку, прослушав красочный перечень анатомических подробностей некоей Лялечки и последовавшие затем горячие обещания в ближайшем будущем разобраться с семейными проблемами и решить их в ее, Лялечкину, пользу.

Соня на цыпочках вернулась в комнату и села на кровать, охваченная таким бесконечным ужасом, что не могла даже плакать, а только дрожала и поскуливала, как маленький выброшенный на улицу замерзший щенок. Чтобы ее отец!.. Это невозможно было осмыслить, невозможно представить! Этого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда! Да и думать в его возрасте о чем-то подобном неприлично! Неприлично! И хотя ее личный опыт в этой волнующей сфере был пока абсолютно ничтожен, знания в свои шестнадцать лет она имела вполне фундаментальные (спасибо отечественному книгоизданию и телевидению). И одна только мысль, что отец вытворяет нечто похожее, вызывала отвращение до тошноты.

И потрясенная Соня, охваченная юношеским максимализмом, презрела и отторгла его – пресмыкающегося перед власть имущими, воркующего, как апрельский голубь, предавшего их с матерью не будем говорить с кем.

Впрочем, вряд ли он успел заметить ее демонстративное пренебрежение, захваченный водоворотом дел, половодьем разбуженных чувств и связанных с этим сладостным пробуждением проблем. И не было ему знака: «Опомнись! Отведи беду!» А может, и был, да только он его не заметил в томлениях тела, настроенных совсем на другую волну. Теперь уж никто не узнает.

И в ту ненастную декабрьскую субботу беды ничто не предвещало. Сердце билось спокойно и ровно, не замерло в тот страшный миг, когда погасла жизнь ее отца. Быть может, потому, что не было уже меж ними тех тонких нитей, связующих родные души? Оборвал их отец, запутал в своих любовных метаниях.

Все повторяется и в жизни, и в природе. И в том году тоже «снег выпал только в январе», а декабрь тянулся свинцово-серый, мрачный и неестественно теплый.

– Пропал урожай, – сетовала мать, глядя в усеянное пупырышками дождя окно. – Ударят морозы, и все погибнет – и чеснок, и клубника, и цветы-многолетники. Помнишь, дедушку хоронили? Холода стояли двадцать семь градусов, снега по пояс. Задубели все на кладбище, могилу еле выдолбили. А нынче – копай не хочу. Съездить бы на дачу, посмотреть, что там делается. Да у отца теперь другие заботы, не допросишься…

«Неужели знает?» – подумала Соня.

Вот тут-то и зазвонил телефон, грянул как гром небесный, разрывая повисшую в комнате тишину. Звонили из ГАИ: отец доверил руль женщине, не имеющей водительских прав, та не справилась с управлением, но не пострадала, отделалась легкими ушибами, а он погиб – вылетел через лобовое стекло прямо под колеса другой машины. И Соня все не могла себе представить, как это отец, такой большой, вылетел через лобовое стекло…

Последующие несколько дней остались в памяти калейдоскопом отрывочных воспоминаний: мамины злые слезы, чувство нереальности, невозможности, тягостного ночного кошмара, какие-то хлопоты, деньги, люди – очень много людей. И незнакомая молодая женщина, последней ступившая в зал прощания. Все молча смотрели на нее, а Марта, отцова сестра, пошла с бешеными глазами, и та попятилась и исчезла.

Это уже потом, закружившись с Даником, Соня все поняла и всех простила. А тогда ненавидела и желала зла. Этой незнакомой молодой женщине, не отцу, который снова стал лучше всех, ни в чем не виноватый. А тогда жизнь без него казалась конченной, утратившей яркость и тепло, как тусклый и промозглый декабрь за окном. Ах, как сладко бы она сейчас простила! Приняла все, как есть, смирилась. Лишь бы жил. Но увы, увы…

Горе горькое, сковавшее душу, и эта готовность понять и простить странным образом уживались с обидой на отца за то, что бросил на произвол судьбы, оставил один на один с враждебным миром. Но время, накатываясь днями, неделями, месяцами, размыло боль и страх, оставив только тихую печаль. Тем более что год был выпускной, судьбоносный, и Соня, сдав школьные экзамены, начала готовиться к университетским.

Больше всего она боялась сочинения. Но душа ее, очищенная страданием, родила такие пронзительные строки, что несколько допущенных грамматических ошибок были уже не в счет. Потом она встретила Даника. А любовь, как известно, прекрасный врачеватель душевных ран.

Мать тоже больше не плакала. Но в отличие от Сони унижения не простила – нанесенной обиды, оставленной без достойного ответа – неминуемого раскаяния отца и ее последнего слова. После сороковин раздала бедным его одежду, на годину поставила памятник и вдовий свой долг выполняла исправно – дважды в год, в день рождения отца и в день его смерти, ездила на кладбище и прибирала могилу. Но Соня знала – это была пустая формальность – для людей.

Разбитую машину разрешили восстановить в гараже ВЦСПС – по тем временам огромное дело. Поднял ее из праха лучший автомеханик Егорыч – невысокий, жилистый, абсолютно невозмутимый мужчина. Полная противоположность большому, шумному, взрывному отцу.

Денег, кроме уплаченных в кассу, Егорыч не взял, хотя мать страстно пыталась отблагодарить. А узнав, что вести машину некому, вызвался помочь. Принимая возле бокса ключи, мать пригласила его отобедать.

– Это можно, – согласился Егорыч.

Ел он красиво, не жадно, от выпивки отказался. О себе рассказал скупо – с женой в разводе, детей нет. На прощание обещал помочь с машиной, ежели какой ремонт или, не дай Бог, авария.

Ближе к лету мать заговорила об одиночестве, о том, что она еще молодая женщина и рано ей куковать в холодной постели, что в доме, а тем более на даче без мужской руки не обойтись. А времена наступают шальные – одним не выжить.

Соня эти речи всерьез не воспринимала, но мать не унималась и однажды, смущаясь, сообщила, что дала объявление в брачную газету. И кто бы мог подумать, но женихи повалили косяком. То ли объявление оказалось удачно составленным, то ли весна воспламенила остывшие сердца, а может, так много мается меж людьми неприкаянных душ, что только позови – и слетятся, как бабочки на огонь, предвкушая долгожданное счастье…