Степан Злобин - Пропавшие без вести

• Название: Пропавшие без вести
• Автор: Степан Злобин
• Жанр: О войне

Новый роман известного советского писателя Степана Павловича Злобина «Пропавшие без вести» посвящен борьбе советских воинов, которые, после тяжелых боев в окружении, оказались в фашистской неволе.

Сам перенесший эту трагедию, талантливый писатель, привлекая огромный материал, рисует мужественный облик советских патриотов. Для героев романа не было вопроса — существование или смерть; они решили вопрос так — победа или смерть, ибо без победы над фашизмом, без свободы своей родины советский человек не мыслил и жизни.

Стойко перенося тяжелейшие условия фашистского плена, они не склонили головы, нашли силы для сопротивления врагу. Подпольная антифашистская организация захватывает моральную власть в лагере, организует уничтожение предателей, побеги военнопленных из лагеря, а затем — как к высшей форме организации — переходит к подготовке вооруженного восстания пленных. Роман «Пропавшие без вести» впервые опубликован в издательстве «Советский писатель» в 1962 году. Настоящее издание представляет новый вариант романа, переработанного в связи с полученными автором читательскими замечаниями и критическими отзывами.

---

Никакое самое тяжкое и бесстыдное преступление против советских пленных фашисты не вменяли полицейским в вину, и потому в лагерях процветали неприкрытый грабеж, система взяток, корыстных убийств и садизма. Ведь воля фашистов требовала от полиции дезорганизации и деморализации советских людей, превращения их в забитую массу послушных инстинкту голода рабочих животных, а затем истребления их, истребления всеми способами и средствами, организованного, «научного» уничтожения, которое они проводили уже сами…

В лазаретном помещении, куда попал Емельян, лежало несколько человек, искалеченных немцами и полицейскими. Больные с ненавистью называли своих палачей по именам и лагерным кличкам. О некоторых полицаях они знали и больше того — знали их биографии и профессии, у иных полицейских были в лагере однополчане и земляки…

«Кто же они, эти люди без чести и совести? Агенты врага? Фашисты? Издавна завербованные шпионы?» — размышлял Баграмов. Нет, в большинстве, по рассказам больных, это оказывались негодяи будничного типа. Один из них до войны воровал в рабочих столовых, другой — переводчик кухни — был заместителем директора какой-то фабрики. Комендант всего лагеря каменных бараков оказался бывшим начальником строительства какого-то института… Они, разумеется, и дома, в СССР, тащили к себе в логовища куски государственного добра — кто сколько сумел ущипнуть, «по способностям». И дома от них страдали честные люди. Но там их караулил закон, ловила общественность, там труднее было «ловчить». А здесь фашисты поставили их хозяевами жизни!

Немцы их не искали. Трусы с повадками паразитов, готовые всегда служить тому, кто у власти, они приползли сами, чтобы облизывать с рук фашистов теплую кровь своих соотечественников.

Они угодливо снимают с немцев необходимость вмешиваться в дела пленных, оберегают фашистов от сплоченного противодействия, шпионят, вынюхивают и угодливо доносят, если не смеют расправиться сами…

И то, что среди советских военнопленных нашлись такие предатели, особенно угнетало честных людей, порождало недоверие, разобщенность, мешало сплотиться…

Какой же страшной живучестью низших организмов обладает это пресмыкающееся старого мира — корыстная и гнусная душонка паразита-мещанина, если от нее за столько лет не очистилось наше общество и она расцвела так пышно, едва успела попасть в благоприятную для себя среду фашистского строя…

«Одно хорошо — что вся эта мразь тут показала себя полностью, — размышлял Баграмов. — Если уж не удастся отсюда побег, то нужно сломить тут и изолировать этот гнусный мусор, чтобы потом эти бандиты не смогли бы вползти незаметно в среду советских людей, в армию, в партию…»

Хирургическое отделение госпиталя от рабочего лагеря было отделено двумя колючими изгородями, и попадать оттуда в рабочий лагерь было не просто. Варакин в хирургии оказался отрезанным от Баграмова, от Славинского и старого своего сослуживца доктора Вишенина. Однако Вишенин сам заглянул к нему в хирургию «с гостинцем», как он сказал. Он принес котелок, полный наваристого и чистого супа, с куском хорошего мяса.

— Что за чудо?! — воскликнул Варакин.

— От поваров, — пояснил санитарный врач. — Для себя они варят такую похлебочку каждый день. А ведь я им начальство! Ты тут, в хирургии, поладь с поварами и будешь сыт. Им ведь что, баночку спирту устроишь — и супу не пожалеют.

Михаил удивленно взглянул на Вишенина, отлил себе половину принесенного «гостинца» и попросил передать остальное Баграмову, к которому сам он не мог пройти.

— Да ты не стесняйся, кушай! — сказал Вишенин. — Я твоему писателю занесу. Ему все равно поварского супа нельзя передать.

— Почему нельзя?

— Он же лежачий в общем бараке. Больные увидят — с ума посходят от этого супа! Такие пойдут разговоры!.. — объяснил Вишенин.

А собираясь уже возвращаться в рабочий лагерь, он обратился с просьбой:

— Я вот захватил пузыречек, налей граммов сто хотя бы. У вас, в хирургии, свободнее с этим делом.

— Чего налить? — не сразу сообразил Михаил.

— Не марганцовки, конечно. Сам понимаешь!

Варакин отговорился тем, что аптека закрыта, а ему, как новому человеку, не совсем и удобно идти туда в неурочное время.

— Ну, уж ладно. А ты в другой раз не робей. На тихоньких воду возят! Ты быстрее все к рукам прибирай! — посоветовал гость, уходя. — Проявляй характер, а то другие проявят, если будешь слюнтяем!

Оставшись один, Михаил припомнил, каким был Вишенин в армии. «Формалист и законник. Все по точной букве Устава, приказов, распоряжений, параграфов. Как быстро плен повлиял на его перемену!» — удивлялся Варакин. И его уже не тянуло повидаться еще раз с бывшим своим сослуживцем, хотя вокруг все так берегли фронтовую близость, так радовались, когда судьба их сводила в лагере с однополчанами. Однополчанин ценился как брат…

«Да, — думал Варакин. — И хорошо, что я оказался не вместе с ним!»

Видно, Вишенин тоже почувствовал, что не выйдет у них такого контакта, которого он желал бы. Несколько дней он не заходил. И Михаил остался на это время в полном отрыве от Славинского и Баграмова.

Назначенный на работу в операционную, Варакин был занят весь день, до вечера. Работа была несложной, но кропотливой и затяжной. В большинстве здесь лежали пленные, получившие так или иначе ранения и увечья в плену — от случайного выстрела по толпе, от избиений немцами или полицией. Были и такие, кто сам случайно или умышленно поранился на работе, были оперированные вследствие разных болезней.

Потому лишь неделю спустя после того, как к нему заходил Вишенин, освободившись пораньше, Варакин выпросил разрешение коменданта пройти на часок в лазарет рабочего лагеря, чтобы повидаться с больным товарищем.

Вместе с Женей Славинским пришел Михаил в барак, где лежал Баграмов.

— А хвост перед сволочью поджимать не пристало советским людям! — услышали они в самых дверях возмущенное восклицание Емельяна.

— Сове-етским! Сове-етским! — передразнил его другой голос. — Заткнул бы хайло! За такого долдона, как ты, нам всем отвечать! С утра до ночи у тебя первомайский митинг. А тут — Германия!

Славинский узнал по голосу старшого секции.

— Емельян Иваныч, — взмолился Славинский, присаживаясь вместе с Варакиным на койку Баграмова, — ведь этот старшой…

— Этот старшой негодяй! — горячо перебил Емельян. — Ваше дело — немедленно выгнать его отсюда. Здоров как бык… Он всех только нервирует. Надо его заменить.

— Не так это просто! Их тут какая-то круговая порука держит, — осторожно сказал Славинский. — Вы бы поосторожнее пока были, а! Нам вас потерять не расчет. А так вас отсюда возьмут в иные места. Уговорите хоть вы его, Михаил Степаныч!

— Ну, я-то не уговорщик в таких делах, — улыбнулся Варакин. — Сам понимаешь, Женя, надо же, чтобы кто-то говорил человеческим голосом.

Баграмов пожал Михаилу руку.

— Поправляйся, Иваныч, возьму тебя в хирургию. Будем вместе работать, — сказал Варакин.

На другой и на третий разы, заходя в секцию, где лежал Емельян, Славинский каждый раз заставал словесные схватки Баграмова со старшим. Видимо, эти люди насмерть невзлюбили один другого.

— Пропадет ведь старик! — сказал Славинский товарищам. — Он из мертвых воскрес! А такие всегда хотят каждым словом утверждать свою жизнь. Да как бы не вышло наоборот…

И вот Славинский, Любимов и другие молодые врачи сообщили старшему врачу лазарета Гладкову, что в одной из их секций лежит писатель.

— Писатель?! В общем бараке?! Да что вы! Надо его, господа, устроить! Надо, надо! — готовно вскинулся старший врач. — Можно бы, например, поместить здесь у нас, во врачебной секции. Найдем ведь свободную коечку?!

Вопрос был решен…

Баграмов лежал в секции медперсонала не меньше месяца, пока срастались сломанные ребра и заживала рана на голове.

Здесь помещались двенадцать врачей, девятнадцать фельдшеров и переводчик лазарета.

Среда врачей отличалась в плену от всех прочих профессий, от всех «сословий» и «каст», которые были созданы обстановкой фашистского плена.

В то время как прочие люди в плену были выбиты из привычных условий труда и сторонились труда, считая, что каждое их трудовое усилие может служить на пользу врагу, врачи и фельдшера знали, что их работа помогает своим же, советским людям. Поэтому шире были их интересы, живее сознание человеческого достоинства, меньше была общая угнетенность. Многие из них лишь потому и попали в плен, что, не нарушив врачебного долга, остались при своих раненых и больных.

И пока Емельян лежал, поправляясь от повреждений, полученных во время схватки в вагоне, он понял, что следовало тут делать, врачи — вот, думал он, вероятно и есть та сила, которая может, если она сплотится, повлиять на участь массы пленных людей…