Эйдзиро Хисаита - Крах

• Название: Крах
• Автор: Эйдзиро Хисаита
• Издательство: Искусство
• Жанр: Драматургия
• Год: 1988

В сборник входят впервые издаваемые в русском переводе произведения японских драматургов, созданные в период с 1890-х до середины 1930-х гг. Эти пьесы относятся к так называемому театру сингэки – театру новой драмы, возникшему в Японии под влиянием европейской драматургии.

Центральной фигурой драмы «Крах» является О-Маки, жена потерпевшего крах дельца и фабриканта Умпэя, мать растратившего казенные деньги, близкого к отчаянию Кадзуо, ее старшего сына. О-Маки, вовремя переписавшая все свое состояние на имя сестры, могла бы спасти и мужа и сына, но забота о своих капиталах доминирует над всеми другими чувствами этой жестокой женщины – она остается неколебимой. Было бы чересчур прямолинейно утверждать, что, создавая образ О-Маки, Хисаита впрямую подражал «Вассе Железновой», но то, что драматургия Горького, хорошо известная к тому времени в Японии, пользовалась огромной популярностью и любовью в широких кругах прогрессивно настроенной интеллигенции, – неоспоримый факт.

---

Появляется Кадзуо, толкая перед собой коляску, в которой сидит Умпэй.

Вам с каждым днем все лучше. И цвет лица хороший.

Умпэй (исхудавший, осунувшийся, с отсутствующим взглядом). У-у-у, д-д-да. (Бормочет что-то нечленораздельное.)

Кадзуо. Как дела в церкви?

Пастор. Благодарю вас… Да, кстати, недавно нас посетил Кимура-сан из церкви Исиномаки, говорил, что у них тоже намного возросло число верующих.

Кадзуо. В последнее время церковь процветает. Почему, интересно?

Пастор. Это, знаете ли, результат общих душевных переживаний.

Кэнскэ. После маньчжурских событий[6] народ все время в напряжении.

Пастор. Это естественно. Левое движение уже совсем бессильно[7]… А эти события заставили людей критически оглянуться на самих себя…

Кэнскэ. Если эти события приведут к улучшению экономической конъюнктуры, будет прекрасно.

Кадзуо. Я думаю, так и произойдет… Да вот, например, как, по-твоему, сколько стоит сейчас акция текстильной фирмы Тохоку?

Кэнскэ. Я слышал, что они стали поставщиками армии.

Кадзуо. В том-то и дело. Можно подумать, что эту жалкую фирму взял под свое покровительство бог удачи… Одна их акция стоит сейчас шестьдесят пять иен!

Кэнскэ. Шестьдесят пять иен?!..

Кадзуо. Да. А когда отец продал фирму, цена акций была всего лишь восемь иен. Просто ирония судьбы!

Кэнскэ. Да, прискорбно, очень прискорбно…

Кадзуо. Если бы только это… Говорят, предприятие расширяется, нанимают рабочих. Причем только временных, главным образом детей… Ты, наверно, знаешь, что во время той забастовки я от имени отца вел переговоры с новым главой фирмы и мы условились с забастовочным комитетом, что уволенных будут принимать на работу в первую очередь. Однако нынешние директора полностью игнорируют этот пункт.

Умпэй. Ун… ун… (Что-то пишет пальцем в воздухе.)

Сэцуко (глядя на его палец). Так… так… (Пастору.) Сэнсэй, он просит вас отведать вот это. (Подает тарелку с инжиром.) Из тетушкиного сада.

Пастор. Ах, какая прелесть!

Тетушка. Только что собранные…

Пастор. М-м, как вкусно, просто объеденье…

Сэцуко уходит.

Кэнскэ. Будь хозяин здоров, он сам уладил бы все дела. Пусть даже акции фирмы упали тогда в цене, за недвижимое имущество можно было выручить двести, а то и триста тысяч иен, а так все пошло кредиторам.

Кадзуо. Ничего, это даже к лучшему. Теперь я на себе испытал, что значит быть рядовым служащим.

Пастор. Напрасно вы отказались от должности помощника управляющего филиалом банка.

Кадзуо. Если уж падать, так на самое дно… Сам я, по сути дела, никакими достоинствами не обладаю, единственное, чем я блистал, это авторитетом отца.

Кэнскэ смеется.

Да нет, правда же… Разумеется, приятнее слышать, будто ты сам подал в отставку, по доброй воле, но все эти типы только и ждали, когда же наконец я напишу заявление.

Кэнскэ. Ну что вы, не может быть… Ведь филиал банка в Исиномаки, где вы служили, самый солидный. И, как бы там ни было, именно ваш отец и вы заложили прочный фундамент его процветания.

Кадзуо. Разве эти господа способны на благодарность? Им ничего не стоит просто так резко изменить свое отношение к человеку. Ну и пусть. Я плачу им тем же – работаю спустя рукава.

Кэнскэ (смеется). Не надо с таким предубеждением относиться к людям… Вы сами, Кадзуо-сан, тоже очень переменились…

Пастор. Матушки вашей нет дома?

Кадзуо. Она дома, но у нее гостья.

Пастор. Тогда, может быть, зайти в другой раз? Собственно, я по делу, насчет подарков для солдат действующей армии.[8] Мы хотим привлечь к сбору женское благотворительное общество.

Кэнскэ. Я слышал, в Маньчжурии уже ударили морозы.

Кадзуо. Не выношу, когда эти молодчики из молодежных организаций орут на привокзальных площадях, провожая солдат.[9] Ну что им далась Маньчжурия?… Впрочем, я, может быть, не прав, рассуждаю чересчур субъективно… Нервы пошаливают.

Кэнскэ. Лучше поменьше думать и беречь здоровье.

Пастор. Разумеется, разумеется…

Голос О-Иси (чем взволнованней она говорит, тем сильнее слышится в ее речи местный акцент). Это вовсе не значит, что я не верю вам, госпожа. Просто пока не увиделась с вами, душа была не на месте… Да…

Входит О-Иси. Следом с недовольным видом идет О-Маки.

О-Иси (всем кланяется). Прекрасная нынче погода, господа… (Подходит к Умпэю.) Господин, сколько лет, сколько зим! Простите, что долго не давала о себе знать…

Умпэй. У-у-у…

О-Иси. Господин, это я, О-Иси.

Умпэй. М-м…

О-Иси (пораженная тем, как сильно изменился Умпэй). Господин, вы не узнаете меня? Это я, О-Иси.

Умпэй. А… ум… (Машет рукой, нетерпеливо стонет, поворачивается к Кадзуо.) Ун… ун…

Кадзуо (смотрит на палец отца, который что-то пишет в воздухе). Все время требует: «Покупай, покупай». За биржевого маклера меня принимает, что ли?

О-Иси (громко, Умпэю прямо в ухо). Господин, это я… Симэка Ваша Симэка!

Умпэй (как будто узнал ее, в его лице что-то дрогнуло) У-у-у… (Опять пишет в воздухе пальцем.)

О-Иси. Да, видно, ничего не поделаешь… Больше я не настаиваю… Но взамен, госпожа, хочу попросить вас хоть немного помочь деньгами…

О-Маки. Право, мне неловко повторять одно и то же, но вы сами видите, в каком мы все положении.

О-Иси (смеется). Рыба, хоть и протухнет, все рыба… Вы очень выручите меня и дочь, если пожертвуете две-три тысчонки, всего-то, из ваших карманных денег…

О-Маки. Что вы, откуда у меня такие деньги?

Пастор и Кэнскэ отходят в сторону. Слева поспешными шагами возвращается Сэцуко. При виде О-Иси застывает на месте.

О-Иси (нарочито громко). Мне, конечно, неудобно говорить вам об этом, но, честно говоря, я отдала любимую дочь господину, потому что он обещал через три года записать эту гостиницу на ее имя. И вот, госпожа, без моего ведома гостиницу отдали в залог, а тут как раз случилось это несчастье… Я спохватилась – ан поздно, и нас с дочкой прогнали, словно приблудных кошек, даже пожаловаться некому.

О-Маки (едва сдерживая гнев). Я сделала бы для вас все, что в моих силах, но дать денег, понимаете…

О-Иси. Нам хватило бы трех тысяч иен. По нынешним ценам гостиница стоит пятьдесят, а то и все шестьдесят тысяч, а ее отдали в залог всего лишь за тридцать… Да что уж, теперь говорить об этом бесполезно, оттого я и прошу у вас хоть десятую часть того, что вы получили. Хочу открыть небольшую лавчонку.

О-Маки. Сейчас не то что трех тысяч, а даже тридцати иен у меня нет…

О-Иси. Когда же мне за ними прийти?

О-Маки. Когда?… Но мы разорены!

О-Иси. Оттого я и обращаюсь к вам лично, госпожа.

О-Маки. Денег нет.

О-Иси. Значит, не дадите?

О-Маки (выходит из себя,). Вот надоела! Заладила: «У вас…», «от вас…».

О-Иси (пожимает плечами). Ах вот как… Прошу прощения… В таком случае вот что я вам скажу, госпожа. Известно ли вам, где сейчас находится ваш сынок? Да-да, молодой господин Тоё.

О-Маки изумлена.

Ведь Путако, слава богам, совсем поправилась от болезни и сейчас пользуется большим успехом в чайном домике «Вакатакэ», сынок ваш очень к ней расположен.

О-Маки ошеломлена.

Впрочем, это бы ладно, а вот то, что он приходит веселиться без гроша в кармане, – никуда не годится. Так вот, ваш сынок заявил мне, что у тетушки Фурукавы имеется его доля, которую он дал ей на хранение через вас, и что я могу получить эти денежки, когда захочу.

Тетушка растерянно смотрит на О-Маки.

О-Маки. Это Тоё сказал такое? Не знаю, что он там наговорил, но его дела меня совершенно не касаются.

О-Иси. Ах вот оно что. Вы что же, из дому его выгнали, что ли?

О-Маки. Пожалуй, что так.

О-Иси. Тогда ничего не поделаешь. Остается лишь препроводить его в полицию, поскольку страдает наш бизнес… Вас так больше устраивает?

О-Маки. Поступайте как знаете.

О-Иси (меняя тон). Гм. Да вы и вправду железная. Я это слышала, но не совсем себе представляла. Что ж, пусть так. Когда в первый раз я порвала с вашим мужем, я наотрез отказалась от отступных, которые он предлагал мне, и рассталась с ним благородно, красиво. Но тогда я была молода. Сейчас все обстоит иначе. Я забочусь не о себе, а о дочери. Так что не думайте, что так просто со мной разделаетесь. Зря на это рассчитываете. В следующий раз я с вами по-другому поговорю… (Поднимается, кряхтя и охая.) Ну, засиделась я у вас… (Уходит.)

Умпэй дремлет в коляске.

Кадзуо. Ужасная старуха.

Кэнскэ (возвращается вместе с пастором). Жара, видно, на нее действует.

О-Маки. Опозорилась перед сэнсэем.

Пастор. Кстати, госпожа, я пришел поговорить о подарках для армии. Вы уже в курсе дела?…