Владимир Шигин - Чесменский бой

• Название: Чесменский бой
• Автор: Владимир Шигин
• Жанр: Историческая проза

АННОТАЦИЯ.

Исторический роман Владимира Шигина «Чесма» посвящен событиям русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Центральное место занимает описание знаменитого Чесменского боя, победа в котором принесла всемирную славу российским флотоводцам А. Г. Орлову, Г. А. Свиридову, С. К. Грейгу и другим.

---

В дружеском письме не повелевается, но спрашивается запросто: «во-первых, склонен ли граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский взять охотно паки команду над флотом, когда я ему поручу, и сей (то есть флот. – В. Ш.) придет в Архипелаг, куда адмирал Грейг его приведет и с ним останется?

Второе, граф Федор Григорьевич Орлов поедет ли с ним? Буде вы решитеся ехать, то можете паки ехать в Италию и оттуда отправиться во флот. Третье, адмирал Грейг сам все вооружение приведет в самое лучшее и надежнейшее состояние, и сие вооружение сильнее прежнего и готовится к началу будущей весны. О сем описав к вам дружески, пребываю к вам, как всегда, весьма доброжелательна. Екатерина».

Граф отказался, сославшись на болезнь, от начальствования над флотом, на его место был назначен генерал-поручик И. А. Заборовский.

Императрица осталась недовольна решением, принятым Орловым. И тем не менее, считая чесменского героя «неслужащим лицом», Екатерина вспомнила о нем: в июле 1790 года она по случаю победы, одержанной русским флотом над шведским, писала: «Граф Алексей Григорьевич! Божией премудрости хвалу воздав за чудеса его, во-первых, когда при Ревеле адмирал Чичагов с десятью линейными кораблями отражал 28 неприятельских, из коих один взял, а другой сами шведы, посадя на мель, сожгли. Потом тот же адмирал, имев в своей команде много оставшихся во флоте учеников ваших, у коих в свежей еще памяти храбрости Чесменского победителя, в Выборгской бухте совершенную победу одержав над шведским корабельным и гребным флотами, о которой до ныне еще не все трофеи известны; ибо ежедневно приводятся, и приведена еще сего дня галера, о которой никто не знал. Тогда нельзя не обратить взор с благородным сердцем на того, кто таковых побед у нас на море открыл свету впервые.

Не дивлюсь твоей при сем случае в письме твоем ко мне изъясненной радости. Ты показал путь, по которому шествуют твои храбрые и искусные последователи.

О искреннем участии братьев ваших никак не сомневаюсь, зная их усердную любовь и привязанность ко мне и к отечеству.

Молю Бога, да увенчает все победы наши вожделенным миром наискорее. Пребывая к вам всем навсегда доброжелательна Екатерина».

Екатерина II до конца жизни помнила заслуги Алексея Орлова. Так, в июле 1795 года она писала ему: «В знак же моего к вам благоволения, посылаю вам табакерку. Вся цена ее состоит в изображении того памятника, который славу вашу и знаменитые отечеству заслуги ваши свидетельствует»*.

Осенью, собираясь ехать за границу, Орлов прибыл в Петербург; здесь его застала смерть императрицы.

Грозные тучи сгустились над головой А. Орлова после смерти Екатерины II, но и здесь он сумел извернуться. Некоторые авторы приписывают именно ему предложение послать Павлу извещение о постигшем императрицу ударе. И Павел этого в дальнейшем не забыл, хотя и помнил о его участии в убийстве своего отца. Он заметил, что Орлова не было среди сановников, первым принесших ему присягу после кончины Екатерины. По его приказу на Васильевский остров, во дворец Орлова, немедленно были посланы камергер Ростопчин и начальник полиции Архаров с напутствием нового императора: «я не хочу, чтобы он забывал 28 июня».

Дело было ночью, Алексей Орлов приболел и лежал в постели. Однако он немедленно встал и твердым голосом прочитал присягу. Ростопчин «не приметил в нем ни малейшего движения трусости или подлости».

Милостиво пригласив после этого Орлова дважды на обеды в Зимний дворец, Павел 2 декабря заставил его перенести нравственную пытку – сопровождать останки Петра III, в убийстве которого он принимал участие.

Вскоре Орлову было разрешено выехать за границу – участь много лучшая, чем других бывших участников переворота.

И только после смерти Павла А. Орлов снова стал важной персоной в России. Известно, что Александр всячески стал подчеркивать свое уважение к маститому екатерининскому вельможе, герою Чесмы. Когда Александр торжественно въехал в Москву на свою коронацию, справа от его кареты ехал цесаревич Константин, а слева – не кто иной, как Алексей Орлов.

Во время войны России и Пруссии с Наполеоном в 1806-1807 годах Алексей Орлов был назначен главнокомандующим V областью земского войска. Он активно занимался образованием милиции и жертвовал значительные суммы на ее снаряжение. В связи с заключением Тильзитского мира милиции не пришлось участвовать в военных действиях, она была распущена.

Александр I не забывал чесменского героя до самой смерти последнего, не оставил император без внимания и эту службу Отечеству почти семидесятилетнего человека, желавшего и в таком возрасте быть полезным общему делу. Император писал в октябре 1807 года: «Нашему генералу графу Орлову-Чесменскому. В справедливом уповании на ревность и любовь вашу к Отечеству, возложив на вас звание главнокомандующего милициею V области, удостоверены мы были, что после многократных и отличных заслуг, на пользу общую вами понесенных, совершили вы и сие новое служение с тем же духом непреложного усердия к Отечеству, коим деяния ваши сопровождались. Попечения ваши о образовании вверенного вам земского войска и все последующие распоряжения, к устройству его принадлежащие, в полной мере оправдали ожидания наши, и мы с особенным удовольствием видели непрерывное действие патриотических ваших побуждений. Ныне по совершении сего служения, желая ознаменовать отличное наше к сим подвигам благоволение, признали мы справедливым пожаловать вас кавалером ордена Св.равноапостольного князя Владимира большого креста первой степени, коего знаки при сем для возложения на вас препровождаем, пребывая всегда императорскою нашею милостию к вам благосклонны».

Но в целом А. Г. Орлов жил в Москве одиноко в своем дворце в Нескучном саду. Как писал А. И. Герцен, «жил он угрюмо, сохраняя вопреки лет свое атлетическое сложение и дикую энергию своего характера. Он в 1796 году с нахмуренным челом, но без раскаяния пронес по всему Петербургу корону человека, им задушенного, сотни тысяч человек указывали на него пальцем; его товарищ, князь Барятинский, бледнел и был близок к обмороку; старик жаловался только на подагру».

Всю свою привязанность этот железный человек в старости отдал своей единственной дочери. Последние годы Орлов-Чесменский одиноко и безвыездно доживал в Москве. Любил старинные обряды, песенников и плясунов. Разводил лошадей, в том числе и знаменитую породу орловских рысаков. Обожал кулачные бои и уже глубоким стариком выходил на стенку, укладывая одним ударом любого молодца. Зимой граф устраивал подле своего дома лошадиные бега, на которые сходилась поглазеть вся Москва. Умер Алексей Орлов в 1808 году и был погребен в своей подмосковной деревне Хатун.

Смерть бывшего властелина десятков тысяч судеб оказалась почти незамеченной. Шла уже иная эпоха. Россия вступала в 1812 год. Откликнулся лишь один Державин:

Что слышу я? Орел из стаи той высокой,
Котора в воздухе плыла
Впреди Минервы светлоокой,
Когда она с Олимпа шла;
Орел, который под Чесьмою
Пред флотом россиян летал,
Внезапно, роковой стрелою
Сраженный с высоты упал!
Увы! Где, где его под солнцем днесь паренье?
Где по морям его следы?
Где бурно громов устремленье
И пламенны меж туч бразды?
Где быстрые всезрящи очи
И грудь, отважности полна?
Все, все сокрыл мрак вечной ночи,
Осталась слава лишь одна!

После смерти Алексея Орлова осталось огромное состояние в 5 миллионов рублей и 20 тысяч крепостных крестьян.

С. Ушаков, занимаясь поисками сведений о графе Чесменском в источниках как российских, так и иностранных, рассказывает историю, связанную с похоронами графа, чья жизнь, по его словам, «была ознаменована достопамятными происшествиями даже и после его кончины. Один сержант Изотов, который некогда спас от смерти покойного графа (при Чесме. – В. Ш.), уже лет 30 жил в его доме, получая от него пенсию и содержание. В день погребения, когда граф лежал в параде, Изотов тотчас предстал в зале в мундире екатерининских времен; грудь его украшена была многими медалями. Он стал с прочими у гроба, чтобы нести его чрез комнаты и по лестнице вниз на одр. Вельможи и другие знатные господа, собравшиеся для выносу покойного графа, сказали ему, чтобы он удалился, почитая его слишком слабым для несения гробницы. Но осьмидесятилетний старик, не внимая сему совету, с сокрушенным сердцем и обливаясь слезами, ответствовал им, что в нем достает еще сил отдать последний долг господину своему. Он присоединился к теленосцам, украшенным кавалериями, и неутешно плакал и рыдал. На лестнице он подлинно более прочих старался поддержать тяжесть гробницы. Когда ее поставили на одр, он простился с усопшим и произнес следующее: «Думал ли я, что я тебя переживу?» Сказав сие, он упал на том же месте в обморок и через несколько минут умер».