Ант Скаландис - Братья Стругацкие

• Название: Братья Стругацкие
• Автор: Ант Скаландис
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВА: «АСТ», «АСТ МОСКВА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: ISBN: 978-5-17-052684-0 (ООО «Издательство ACT»), ISBN: 978-5-9713-8278-2 (ООО Издательство «ACT МОСКВА»)

Самые знаменитые в литературе братья-соавторы — Аркадий и Борис Стругацкие — не просто фантасты, не просто писатели, даже не просто кумиры миллионов. Кем они были для нас и останутся навсегда? Частью жизни.

Стругацкие — это наше представление о будущем, о мире, о человеке, о том, что правильно и что неправильно, о смысле бытия и бессмысленности смерти. Они — наш камертон, наш путеводитель, наше оружие и наш факел в мрачном лабиринте истории — прошлой и будущей.

Стругацкие — это наши вывернутые наизнанку души. И наша совесть.

Старший, Аркадий Натанович, ушел от нас в 1991 году, младшему исполнилось ныне 75 лет, и он продолжает работать.

Первую большую и подробную биографическую книгу о братьях Стругацких написал известный фантаст и публицист Ант Скаландис.

---

Это был финал международного конкурса по фантастике журнала «Техника — молодёжи». И хотя отношение АБС и вообще молодых фантастов к главному редактору Василию Захарченко в этот момент уже вполне определилось (вспомним запись в августе), журнал ещё продолжает быть вполне прогрессивным. И конкурс — дело полезное, и в № 12 в общей публицистической подборке печатается, в частности, фрагмент выступления АНа на встрече писателей-фантастов и учёных под кодовым названием «Человек и будущее».

«23 ноября. Сегодня ровно неделя, как я в Ленинграде. <…> Приезжал Лем. Выступил по радио. Сказал, что больше всех в СССР из фантастов ценит Стругацких и Ефремова. Очень лестно».

В Ленинграде будет установлен новый рекорд по длительности их совместной работы — больше месяца, до 26 декабря. Они сделают «Далёкую Радугу», которую АН в дневнике обзовет «последней повестью о „далёком“ коммунизме».

Они и в самом деле так думали. Им становилось уже неинтересно писать об этом благополучном будущем. Серьёзный поворот в мыслях намечался.

Последнюю запись года в дневнике АН завершит рассказом о замечательных ленинградских фантастах, с которыми общался в этот приезд: об Илье Варшавском, Владлене Травинском, Юрии Коптеве и его жене Рите, Владимире Дмитревском, Дмитрии Брускине.

Вообще, одна из важных черточек 1962-го года — невероятно расширившийся круг знакомств, особенно у АНа. Издательства, редакции журналов, компании, собиравшиеся у старых друзей, наконец, ЦДЛ, куда он начал захаживать регулярно, даже безотносительно к мероприятиям. АН охотно общался со всеми представителями тогдашней молодой литературы: с Василием Аксёновым, Анатолием Гладилиным, Георгием Садовниковым, Владимиром Войновичем, Георгием Владимовым, Фазилем Искандером, Аркадием Аркановым, Григорием Гориным, Евгением Евтушенко, Андреем Вознесенским, Леонидом Жуховицким, Георгием Семёновым, Юрием Казаковым…

Это были очень разные писатели из очень разных компаний, но удивительно то, что почти все они за исключением, может быть, трёх последних, в том или ином виде тоже писали фантастику, не научную, конечно, однако въедливые специалисты включили их впоследствии во всевозможные библиографии именно фантастики. При том заметим, что все вышеперечисленные решительно не хотели не только признавать себя фантастами, но и называть фантастическими свои сатирические, фантасмагорические, сказочные, сюрреалистические и прочие нетрадиционные творения. Фантастика как была, так и оставалась для них чем-то далёким, чужим и… к сожалению, второсортным. Существовало навязанное сверху и глубоко укоренившееся представление о фантастике, как о низком жанре. А многие, очень многие (в дневниках и письмах даже сами АБС — для краткости и простоты) так и говорили, и по сей день говорят — «жанр фантастики», что совершенно безграмотно с точки зрения филологической науки. Искусственное деление на жанры очень мешало АБС, да и всем прочим талантливым фантастам получить нормальное литературное признание. Фантастов не печатали толстые журналы, фантастов не замечала высоколобая литературная критика, их не рассматривали как равноправных членов писательского сообщества, даже вступление в Союз было для них куда труднее, чем для обычных прозаиков.

В этой непростой обстановке фантасты вынуждены были объединяться сами, как умели, и занимать круговую оборону. Самым первым центром такого объединения стали так называемые семинары или посиделки в редакции Сергея Жемайтиса в «МГ», где ещё в 1959 году спонтанно организуется нечто вроде литобъединения. Никто не помнит точной даты первого семинара, да и не было такого. По-видимому, просто Сергей Георгиевич и Бела Григорьевна видели, как фантасты, встречаясь у них в редакции совершенно случайно, иногда по трое, по четверо и попивая чаёк за шкафом в закутке для неформального общения, тянутся друг к другу, узнают друг друга без слов, словно телепаты, и начинают говорить на своём, совершенно особенном языке. Идея встречаться специально посетила нескольких человек одновременно, никто не претендовал на авторство.

Уже в марте 1959-го АН запишет в дневнике:

«15.03 — …в пятницу в М.Г. сбор научных фантастов у Жемайтиса в 16.00…»

«20.03 — …поехал в „Мол. Гв.“ Взял у Васильевой ГП („Глубокий поиск“. — А.С.). Она заклинала никому не отдавать, она-де постарается уговорить своё начальство. Затем сидел на совещании научных фантастов. Было очень интересно».

Но регулярно они начнут собираться только через пару лет. Посиделки, как их ласково станет называть Клюева, будут худо-бедно формализованы, то есть одобрены начальством, и даже, ввиду изрядного уже стечения публики, переведены из тесной редакции в небольшой конференц-зал. В мае 1962-го АН напишет Войскунскому в Баку, как некую новость: «У нас создано литобъединение писателей-фантастов». «Посиделки» получают более серьёзный статус и проводятся теперь дважды в месяц, с перерывом на лето, как всякое уважающее себя мероприятие. Тогда же, в марте, этим посиделкам официально придается функция работы с молодыми. Конечно, это не было литобъединением. Такой советский термин обозначал, как правило, поощряемые властью графоманские клубы на заводах, в воинских частях и прочих структурах. Не являлось это сборище и семинаром, ведь там не было руководителя, и никто никого ничему не учил, во всяком случае, поначалу. Люди собирались читать друг другу новые рассказы, обсуждать уже вышедшие, говорить о тенденциях в фантастике, советоваться, где и как лучше издаваться. Для редакции это была кузница авторских кадров, для опытных писателей — возможность обменяться мнениями и получить оценку «по гамбургскому счёту», а для молодых, начинающих — действительно семинар, хотя не столько школа ремесла (разве этому научишь?), сколько школа жизни, ну и конечно, возможность пробиться в печать. С годами последнее стало сильно преобладать, романтиков становилось всё меньше, прагматиков всё больше. Семинары эти изжили сами себя. Строго говоря, они постепенно перебрались в ЦДЛ, где были формализованы как заседания Комиссии и Совета по фантастике, но там уже и состав участников сильно переменился и стиль общения стал совсем другим. Собственно, окончанием вольных молодогвардейских посиделок принято считать печально знаменитый 68-й, хотя опять же никто не назовет точной даты последнего семинара у Жемайтиса.

Но мы рассказываем о 1962-м. Самый разгар оттепели, период стремительного взлёта НФ. И там, на Сущёвке, по вечерам, после работы собирались умные, талантливые, внутренне свободные, одержимые сумасшедшими идеями люди. Они понимали друг друга, они мечтали об одном общем прекрасном будущем, их объединяла эта мечта. Хотя они тоже были очень разными и по-разному видели путь в это будущее, было весело, увлекательно, жарко — здорово было! Аркадий Стругацкий, Анатолий Днепров, Еремей Парнов, Михаил Емцев, Дмитрий Биленкин, Север Гансовский, Ариадна Громова, Георгий Гуревич, Роман Подольный, Александр Мирер, Рафаил Нудельман, Владимир Григорьев, Александр Полещук, Нина Беркова, Александр Колпаков, Всеволод Ревич — вот те, кто были ядром семинара, а из примкнувших к ним в ту пору молодых и вспомнить некого, во всяком случае, оставшиеся в живых старики вспомнить не сумели. Разве что Юрий Медведев памятен многим. Да только о нём разговор особый, совсем особый…

Видно, и впрямь был это не совсем семинар, потому и не взрастил новую смену. Да и какая там смена — в глухие семидесятые… Всё-таки это был клуб, туда для более солидного разговора приглашали учёных-футурологов, например, историка и педагога Игоря Васильевича Бестужева-Ладу, уже тогда интересовавшегося фантастикой и начинавшего писать к ней предисловия, или демографа и социолога Эдварда Артуровича Араб-Оглы; физиков и математиков тоже звали. Появлялись люди из других городов, если совпадали дни их приезда с днём семинара: переводчик Евгений Вайсброт из Подмосковья, замечательный поэт и фантаст Вадим Шефнер из Ленинграда, Генрих Альтов, Евгений Войскунский — из Баку, Владимир Савченко и Игорь Росоховатский — из Киева, Борис Стругацкий… Вот тут опять разночтения: Парнов и Клюева помнят его там, а сам БН уверяет, что в посиделках у Жемайтиса никогда не участвовал. Не станем удивляться: Рафаил Нудельман правильно вспоминает, что БН незримо присутствовал всюду, где бывал АН: «Аркадий то и дело говорил: „А вот Борька думает… а вот Борька сказал…“ — и чувствовалось, что „Борька“ для него — интеллектуальный авторитет».

А после семинаров уже более узкой компанией шли, как правило, к Громовой на Большую Грузинскую улицу в дом неподалёку от зоопарка. Метро «Краснопресненская» — две остановки от «Новослободской», а можно было по хорошей погоде и пешком прогуляться под интересный разговор. Тем более что по дороге всё равно надо было зайти в магазин. Впрочем, чаще делали это не по дороге, а специально снаряжали двоих-троих в любимую высотку. Там гастроном хороший. Случалось и Стругацкому бегать, он это любил — руководить подобными закупками в магазине и самолично организовывать стол (в отличие от семейного хождения по магазинам, от которого всегда уставал ужасно, на что и жаловался в дневниках). А на тех сборищах закуска была немудрящей — хлеб, колбаса, — ну а пили, как правило, коньяк, такую моду взяла московская интеллигенция. Разница по цене между коньяком и водкой была тогда несущественной. Конечно, пили и чай, если засиживались до глубокой ночи.