Канта Ибрагимов - Седой Кавказ

• Название: Седой Кавказ
• Автор: Канта Ибрагимов
• Жанр: Современная проза

Роман «Седой Кавказ», опубликованный в 2001 г., – остросюжетное, динамичное и захватывающее произведение. В нем как нигде более показана полная деградация и разложение советского строя, описан механизм распада огромной державы под величественным названием СССР. Эта перемена приводит к масштабным социальным потрясениям, меняет не только устои, но и жизненные ориентиры некоторых людей. «Седой Кавказ» – масштабное и где-то эпическое произведение. В нем много остроконечных граней, которые представлены в разных оттенках. Несмотря на то, что здесь так же, как и в «Прошедших войнах», описан драматический период, все же этот роман в целом представляет собой яркое, жизнеутверждающее, человечное произведение, так как он о чистой, красивой и трогательной любви.

---

В мгновение озарилось ее лицо, мечтательная улыбка застыла в уголках рта.

– У меня будет пятеро детей – три мальчика, две девочки.

– Не нужны мне девочки! – в унисон ее тону закапризничал Арзо.

– Ну-у, не говори так! – как бы уже лаская дитя, надулись в нежности губки Поллы, – первая будет девочка и последняя… Первая для хозяйства, а последняя для утех.

– Ой, и как ты все это спланируешь? – беззлобно съехидничал Арзо.

– На женских курсах нас учили… Ой! Что я вновь говорю, – сжала она рот.

– Чему еще вас там учили? – с усмешкой вздернул бровь Арзо.

– Не скажу! – кокетливо повела глазками Полла, а потом все еще улыбаясь, прямо глядя в лицо молодого попутчика, сказала. – А если хочешь знать, мы с тобой подходим друг другу по всем параметрам гороскопа.

– Только поэтому ты соизволила осчастливить меня через два года, а не через четыре, – нотки сарказма засквозили в интонациях голоса Самбиева. – А если я не согласен ждать два года?

Полла задумалась, приуныла, ее взгляд отвернулся, заскользил по обочине. Сочными красками созревали травы лютика и горицвета, над их цветками, стремительно махая прозрачными крыльями парил узорчатый шмель. Заботливо жужжа, он закружил в танце вокруг золотисто-желтого цветоложа лютика, от милых ухаживаний, щедро раскрылись чашелистики с прижатыми волосками, обнажилась завязь, сквозь круг тычинок жадно вонзилось жало хищника в рыльце пестика, в истощении сникли лепестки венчика. Упоенный шмель взмыл над лютиком, в прощальном вираже закрутил взбухшим задом, а затем услужливым жалом навострился к красному побегу горицвета, заплясал в угодливости вокруг пламени цветка… Не горят цветы… Люди тоже не горят, однако обжигают…

– Ты волен поступать как хочешь, – сурово вымолвила она. – Я тебя обязательствами не отягощаю.

– А себя? – жестокость сквозила в голосе Арзо.

– При таком раскладе нет… Мне всегда говорили, что я прямолинейная дура… Гм, не переделаешь… А тебе я все равно благодарна за помощь и поддержку.

– Прости, Полла… Я не хотел…

– А знаешь? – не слушала его извинений девушка. – У меня перед тобой вина. Как ты уехал, я на следующий день продала через комиссионный твои подарки: плащ и зонтик. Долги были… Теперь будет полегче, со второго курса нам можно подрабатывать на «Скорой помощи»… И еще, я взяла никат – как стану врачом, накоплю денег, подарю тебе хорошие часы, и будут они отсчитывать для тебя счастливое время.

Нескрываемую скорбь и горечь выражали ее лицо, голос, осанка.

– Ты обиделась? – поздно спохватился Арзо.

– Нет… Просто девушка должна свои чувства скрывать, а я не могу.

От солнечных лучей утренняя роса испарилась, в смущении, и только в нижних ярусах, в тенечке мелким бисером с озорством поблескивали капельки. Из зарослей лесополосы дружным хором стрекотали цикады, в такт им, в едином аккорде, голосили лягушки из параллельно с лесополосой протекающего канала. Со стороны скошенного пшеничного поля прилетела каштаново-бурая овсянка, опустилась на тоненькую веточку акации и запела «ци-ци-ци ридеридерит». Трель овсянки Полла сравнила с позвякиванием связки ключей и подумала, что замок – самое гнусное изобретение человечества.

– Ничего, – о своем высказался Арзо меняя тему разговора. – Скоро я стану управляющим, вот тогда все изменится.

– Ты веришь этому Докуеву? – согласилась на смену декораций Полла. Она до мельчайших подробностей посвящена в дела Самбиева, отчасти этим и пленена. – Я бы никогда не поверила в его слова… У него взгляд – мерзкий… Кстати, ты раньше тоже на меня так посматривал.

– Это как?

– Стыдно говорить… А если очень мягко сказать, то потребительский. Просто попробовать… Как ты сказал – для разнообразия.

– А сейчас как я смотрю?

– Утром – как родной, а сейчас… я поняла, что срок в два года остудил твой порыв.

– Ты не права, – бесстрастно бросил Арзо фразу и поймал себя на мысли, что действительно обдумывает прелесть предстоящей должности, силу власти… Его потянуло к конторе колхоза.

Дорога сделала крутой поворот, перед ними раскинулся темно-зеленый ковер ухоженного свекловичного поля. Горделиво сидящий на вершине отдельно росшей, молодой, но уже внушительной осины – ястреб-канюк при появлении людей недовольно взлетел, издал гнусавое, протяжное «къях-къях-къях», несколько раз взмахнул мощными, с переливчатой белизной крыльями, набрал высоту и величаво закружил в восходящих теплых потоках утреннего воздуха.

Оба с завистью сопровождали полет птицы: только он восторженно, а она угрюмо.

– Вот кто счастлив и свободен! – воскликнул Арзо.

– Да, – поддержала его Полла. – Все мужчины, как хищники – счастливы и свободны.

– К чему ты это? – обернулся Cамбиев.

– Да так, – нескрываемая печаль омрачила ее лицо. – Я сегодня наверно закончу прополку.

– Я вечером приду проводить тебя.

– Не надо, я со всеми на машине поеду.

– Тогда завтра утром на том же месте, – крикнул Арзо девушке, уходящей сквозь ряды к своему участку. – До свидания, Полла!

– Прощай, – обернулась она, как бы извиняясь, сдержанно махнула рукой, странно улыбнулась. Потеря и грусть затаились в ее сощуренных темно-синих глазах. – Спасибо, что проводил, – были ее последние слова.

Самбиев еще долго глядел, как она удаляется в глубь поля, и все меньше и бесформеннее становятся очертания ее тела. Вдалеке Полла остановилась, обернулась, махнула рукой. Выражения ее лица Арзо видеть не мог, но ему показалось, что оно было таким же скорбным и тоскливым, как при прощании на вокзале в Краснодаре.

Обремененный непонятной печалью, тяжелой поступью Арзо двинулся в обратный путь. Сразу за поворотом навстречу мчался грузовик. В кузове в плотной тесноте стояли женщины-свекловоды. Он выхватил улыбку матери и сестры.

– Куда ты дел Поллу? – голосили женщины.

– Что ты ее в поле провожаешь – веди в дом.

– Я сейчас за тобой вернусь, – выглянул в окно водитель.

Весь день Арзо мрачен, под стать его настроению к вечеру нахмурилось небо. А ночью, когда он пытался заснуть, отгоняя тягостные мысли о Полле, на улице завыл ураганный ветер. Завизжали ставни на ржавых петлях, забились в окно, прося убежища. Однако оконные рамы прочны, отшвыривают они прочь неприкаянную защиту. Кинулись ставни к кирпичной стене – еще хлеще жесткость камня. И так мотаются они под порывами беспощадного ветра от одной вертикали к другой: скрипят, ноют, бьются, ищут покоя, а те, что соприкасаются с ними днем, и те, что укрываются ими ночью, в бурю отторгли их, возненавидели, отчуждили, посчитали врагами… Режут слух Арзо истязания ставень, однако лень ему выйти во двор; на улице холодно, ветрено, темно. Он еще усерднее кутается в одеяло, с радостью ощущает приятное тепло и уют постели, осознает, что в доме лучше, чем на улице, и успокоенный этим контрастом, под убаюкивающий вой ветра и шум начинающегося дождя безмятежно засыпает… А на улице метают молнии, гремит свирепый гром, и в этом вихре стихии потонул жалкий стон ставень. Теперь не режут они расслабленный слух Арзо, не скрежут его душу, они просто незначительный звуковой инструмент в буйном оркестре мироздания…

– Что ты дрыхнешь, вставай бессовестный! – будит на рассвете Кемса сына.

– Что случилось? – испугавшись вскочил Арзо.

– Соседка прибежала, говорит, что Полла прошла за околицу.

– Так ведь ночью был дождь?! – спросонья протирает лицо сын.

– При чем тут дождь, если назначено свидание! – возмущенно закричала мать.

Арзо вскочил, быстро оделся, кое-как умылся, выскочил за ворота.

– Что ж ты девушку позоришь, просыпаешь встречу? – гневится соседка.

– Арзо! Это недостойно мужчины, – кричит из-за забора сосед.

Поскальзываясь в грязи, Арзо стремительно выбежал на окраину села. Пасмурно, безмолвно, уныло. Рванулся к груше. Никого, только четкие вымоины подошв вокруг дерева. Он огляделся, и невольно взгляд упал на предмет в невысоком разветвлении ствола. Это был его узорчатый платок: чистый, выглаженный, пахнущий духами «Красная Москва».

«Не могла она уйти, мне не повстречавшись?» – озадачился Арзо, внимательнее осмотрелся и понял все. Постеснялась Полла идти той же дорогой в село с неприглядного свидания; пошла в обход через высокую мокрую траву, оставляя примятый к земле след и шматки грязи. Кривой змейкой вилась свежая тропинка. Бросился по ней Самбиев, по пояс взмок, пока, обогнув квартал, очутился на улице села. Невдалеке у своих ворот он увидел до боли знакомую фигуру девушки.

– По-л-л-а-а-а-а! – крикнул в надежде он.

Она не обернулась, только уже открывая ворота, мельком бросила взгляд, плотно со скрипом прикрыла ворота, скрежетом вчерашних ставень простонал железный засов.

– Полла! Полла! – крикнул он в отчаянии.

За воротами зарычала собака. Арзо кинулся на забор, заглянул во двор, совсем рядом, плотно прижавшись спиной к воротам, задрав вверх голову, стояла Полла. Ее ноги и платье до пояса в грязи, мокрые. Косы расплелись, пряди безвольно свисли, а сама она мелко дрожит, рыдает.