Канта Ибрагимов - Седой Кавказ

• Название: Седой Кавказ
• Автор: Канта Ибрагимов
• Жанр: Современная проза

Роман «Седой Кавказ», опубликованный в 2001 г., – остросюжетное, динамичное и захватывающее произведение. В нем как нигде более показана полная деградация и разложение советского строя, описан механизм распада огромной державы под величественным названием СССР. Эта перемена приводит к масштабным социальным потрясениям, меняет не только устои, но и жизненные ориентиры некоторых людей. «Седой Кавказ» – масштабное и где-то эпическое произведение. В нем много остроконечных граней, которые представлены в разных оттенках. Несмотря на то, что здесь так же, как и в «Прошедших войнах», описан драматический период, все же этот роман в целом представляет собой яркое, жизнеутверждающее, человечное произведение, так как он о чистой, красивой и трогательной любви.

---

Образумился Албаст Докуев, не стал он больше входить в контакт с Арзо Самбиевым; верно и прочно, второпях начал плести ядовитую паутину вокруг экономиста. Секретарь парткома колхоза, осознав, что становится орудием мести Докуева, поделился с домыслами с главным агрономом – Шахидовым. Вместе они посоветовали Арзо срочно уволиться «по собственному желанию». Вначале Самбиев воспротивился, однако пару дней понаблюдав повнимательней за развитием происходящих вокруг него событий, рассчитался с колхозом и в безысходности поехал в Калмыкию к брату, в надежде забыться и устроиться на работу хоть чабаном.

– Ты как в воду глядел! – восхищался Албаст отцом.

– Это еще не все, – самодовольно сиял Домба. – Знаю я эту породу! С ними в открытую нельзя, лаская надо брать их… Там в степях их место, там и осядут, а здесь – нам будет попросторнее.

Однако прогнозы Домбы сбылись лишь отчасти. Только две недели смог прожить Арзо в изоляции пустыни. В первые дни радовался, отсыпался, гулял на просторе. Потом попытался усиленно заняться спортом, как Лорса. После первого же спаренного марш-рывка так заныли все мышцы, что он пару дней еле ходил.

Загрустил Арзо, опечалился, осунулся, оброс, как отшельник, густой щетиной. Прохладными осенними вечерами взбирался он на недалекий песчаный бархан, с тоской вглядывался в однообразный унылый горизонт. И как ни щурился, ни напрягал зрение, не видны были родные горы, буйные леса. Как-то вечером загнал Лорса овец в загон пораньше, присоединился к брату. Долго молчали, Арзо нервно одну за другой курил папиросы.

– Что, тяжко тебе, брат, здесь? – наконец угрюмо усмехнулся Лорса. – Это меня с детства приучили в неволе к одиночеству. И я даже получаю здесь удовольствие… Знаешь, мне очень неуютно в многочисленном обществе, на меня давят всякие условности, нормы этикета… Да и чувствуешь себя каким-то ущербным, обездоленным, второсортным, а здесь простор, свобода, равенство с баранами, и сколько хочешь занимайся спортом.

– Так что, всю жизнь и будешь заниматься спортом и баранами? – продолжая смотреть вдаль, со злобой спросил Арзо.

– А что еще делать? Нищета – испытание, а долги – вовсе пытка… Неужели так и помрем в долгах?

Замолчали. Сухой прохладный северо-восточный ветер понемногу сгонял песчинки с вершины бархана, уносил их безжалостно вниз.

– А знаешь, Арзо, – вдруг удивленно сказал Лорса, – этот бархан был далече от моей точки, а теперь надвигается – просто диву даюсь?! Через год-два и кошару завалит. Жена говорит, был бы золотой песок, от нас в другую сторону двигался бы… До того нам не везет… Видно, на роду так написано.

– Когда я дядей стану? – к другой проблеме перешел Арзо.

– Скоро, – смутился Лорса.

– Может, домой отправишь?

– Да нет, – вздохнул Лорса, – как-нибудь здесь выкрутимся. Там и без того вам тесно. Ты все равно уедешь.

– Не могу я здесь, Лорса.

– Ну и правильно… У тебя высшее образование. На тебя одна надежда. Может, этот сучий сын Албаст согласится за меньшую сумму взять наш надел… Хотя жалко. С тех пор как заговорили об этом, мне по ночам снится наш бук, дом, речка.

– Мне тоже, – жалобно сказал Арзо и внимательно вгляделся в обветренное, не по годам сморщенное лицо младшего брата, и вдруг выпрямив спину, уже другим басовитым голосом он процедил, – наш надел Докуев ни за какие деньги не получит. Он был Самбиевых и будет.

– Арзо, я от тебя скрывал, вчера приехал сын Дуказова, говорит, что к нам приходила какая-то комиссия колхоза, требует освободить коттедж.

– Докуев. Сука… Я должен ехать домой.

– Арзо, я тебя прошу, будь осторожен! Никаких действий и слов. Ты – наша единственная опора. Звони домой к калмыку, он мой друг, вместе служили. Через два часа я буду в курсе дел… Мне не привыкать, да и люблю я это дело.

– Замолчи! – строго глянул Арзо на младшего брата. – Ты и так из тюрьмы не вылезаешь.

– Не по доброй воле.

– Игры закончились. Ты скоро отцом станешь.

– Это верно. Но сделай одно дело… Обещаешь? Встреться лицом к лицу с Албастом и передай от меня пламенный привет. Лично от меня!

Арзо сбоку посмотрел на лицо брата, и поразился: отрешенностью, мрачностью остывшего на наковальне перекованного металла веяло от одичалых глаз Лорсы.

* * *

После буйных проливных дождей взбухает горная река. Рыча несется она в сжатых теснинах скал. А вырвавшись на равнину, разливается в раздольную ширь, сметает все на своем пути, пенится, клубится, пожирает все, и кажется, что нет предела этому сумасбродству стихии, ничто не остановит этот порыв. Однако пошумев, поворчав, наломав дров, река, оскудев возвращается в свои берега и становится по-прежнему быстрой, но не бурлящей, говорливой, но не кричащей, облизывающей камни, но не ворочающей их, устремленной вниз и никогда – вверх…

Уложил Арзо в старенький студенческий портфель три выглаженные сестрой рубашки, туда же аккуратно положил заштопанные носки, бритвенный прибор, зубную щетку и порошок. В который раз пересчитал имеющиеся пятьдесят рублей с копейками. Отдал матери двадцать. Поглядев в зеркало, подумав, выложил еще десять и решительной походкой тронулся к остановке рейсового автобуса до Грозного.

Неужели он, симпатичный, здоровый, имеющий высшее экономическое образование молодой человек, не сможет обеспечить себя и верящих только в него родственников достойным куском хлеба? Конечно, сможет. Он обязан.

Недолго бегал Арзо по объявлениям найма на работу. Рабочим брали везде. Но это конец, жалкая зарплата и никакой перспективы. Кормился дважды в день – утром и вечером, у Россошанских. Там же и ночевал. На выходные ни с чем вернулся в Ники-Хита.

С началом новой недели вновь поехал в город. От прежнего энтузиазма и прыти не осталось и следа. Достойных вариантов не было. Не давая себе отчета, он машинально побрел на автовокзал, на автобус до Калмыкии денег уже не хватало, он мог доехать только до Ники-Хита, и то только в один конец.

Ему было стыдно в который раз проситься в дом Россошанских, но выбора не было. Настала ночь. До Ники-Хита транспорта в это время уже не будет, на улице осенний дождь, сырость, темень. От съеденного всухомятку хлеба мучает изжога, от бестолковой ходьбы ноют ноги, от отчаяния болит голова. Он звонит из автомата другу.

– Дмитрия нет дома, – сухо отвечает Лариса Валерьевна, и когда Арзо, извинившись, уже вешал трубку, услышал запоздало громкое, – Арзо, Арзо! Ты где? Приходи. Мы как раз ужинаем с Андреем Леонидовичем.

Наудачу возле подъезда Арзо повстречал возвращающегося домой друга. От Дмитрия разило водкой, в глазах бесшабашная веселость.

– Хорошо, что тебя встретил, – обнимался Дмитрий в лифте, – а то предки снова пристанут – где был, с кем пил и прочее.

– Ты у Вероники был? – отстранился от объятий Арзо.

– Ну, хоть ты перестань, – возмутился Россошанский. – У каждого свой вкус… Только маме не говори.

Оба родителя встречали молодых людей в коридоре, пристально всматривались в сына, недовольно переглянулись, удалились в свою комнату, включив телевизор, стали смотреть программу «Время».

– Опять пьян! – вырвалось у Андрея Леонидовича наболевшее.

Лариса Валерьевна молчала, делая вид, что поглощена новостями, незаметно смахнула слезу.

– Три дня назад получил зарплату, премиальные, таких денег средняя семья не получает, – уставившись в экран, будто бы сам с собой разговаривал Россошанский, – а сегодня явился в кабинет деньги просить.

– И ты дал? – впилась взглядом в мужа Лариса Валерьевна.

– А что мне делать – наплел какую-то басню.

– Боже мой! Боже мой! – закрыла супруга лицо руками. – Я от тебя скрываю, а у нас деньги пропадают…

– О чем ты говоришь?

– Говорю что есть… Эта мерзавка всю душу мне исковеркала.

– И не только она… Помнишь тот крашеный кавалер, что на дне рождения был? Так он почти каждый день к Мите на работу является.

– Я смотрела его досье, преступник, нигде не работает, от заключения спасся справкой о невменяемости.

– Вот это дела! – снял очки Россошанский, устало протер лицо. – Может, Арзо с ним поговорит? Как-никак он его уважает и даже боится.

– Да-а, – задумалась Лариса Валерьевна, – сейчас же поговорю… Кстати, Андрей, неужели в вашем огромном объединении «Грознефтеоргсинтез» нет одного места для Арзо?

– Ну Ларочка! Я тебе объяснял. На буровую и завод его не устроить – у него нет нефтяной специальности.

– Так ведь он экономист?

– В управленческий аппарат взять не могу. Есть секретное положение – чеченцев и ингушей в аппарат не брать.

– А как же выпускники нашего нефтяного института?

– Всех местных отправляют на север, а нам присылают молодых специалистов из России, они годик здесь пошатаются, получат квартиру в собственность, продают ее, всякими способами выклянчивают открепление и возвращаются восвояси.