Юрий Рытхэу - Конец вечного безмолвия

• Название: Конец вечного безмолвия
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Контркультура
• Год: 1979

Роман "Конец вечной мерзлоты", за который автор удостоен Государственной премии РСФСР им. М.Горького, возвращает читателя к годам становления Советской власти на Чукотке, трудному и сложному периоду в истории нашей страны, рассказывает о создании первого на Чукотке революционного комитета. Через весь роман проходит тема нерасторжимой братской дружбы народов нашей страны.

---

Попрощавшись с обитателями стойбища, цепочка нарт двинулась дальше, вверх по великой чукотской реке.

К концу дня достигли стойбища Кымыта. Три ветхие яранги стояли на возвышении почти у самого берега реки. Два пастуха вышли и безмолвно уставились на приезжих. Они выглядели крайне изнуренными: вяло отвечали на вопросы и не проявили никакого интереса к путникам.

Оживились лишь во время чаепития.

Старший, невероятно грязный, в рваной кухлянке, рассказал:

— С осени нас преследует беда. Сначала болели олени, а потом волки нагрянули.

Берзин в сопровождении Михаила Куркутского обошел все яранги. Люди нуждались в немедленной помощи.

Вернувшись в первую ярангу, Берзин спросил Ваню Куркутского:

— Сколько нам осталось ехать до Белой? — Часов десять, мольч, не более… Погода доспелась, хорошая.

— Вот что: оставим здесь всю юколу и ко-пальхен, который взяли. И пельменей второй мешок. Чаю, сахару…

— Так таких стойбищ на чукотской землице вона сколько! — протянул Куркутский. — Ежели кажное кормить да одаривать — нициво не хватит.

— Надо помочь, — решительно сказал Берзин. — Отдать все, что можем. Это мой приказ! А к ночи выедем дальше. Луна полная — все видать.

— А митинг? — спросил Михаил. — Советскую власть выбирать не будем?

— Да ты погляди на них! — осуждающе сказал Берзин. — Им не до митинга! Их накормить надо! Понимаешь — накормить!

10 января рано утром упряжки пришли в Усть-Белую.

Нарты направили к домику вахтера продовольственного склада, знакомого Галицкого.

Щуплый молодой человек вышел на стук и удивился, увидев столько народу. Галицкий в двух словах объяснил, в чем дело. Вахтер молча провел людей в жарко натопленную комнату, где убирала кровать молодая чукчанка. Она довольно хорошо говорила по-русски.

А перед глазами Берзина все еще стояла удручающая картина стойбища Кымыта.

— Дела откладывать не будем! — сказал он после завтрака. — Идем к Малкову. К вечеру надо послать минимум две упряжки с продовольствием в стойбище к голодающим. Вы что же, не знаете, что там люди голодают? — обратился Берзин к вахтеру.

— Да они все время голодают, — равнодушно ответил вахтер. Его должность была чем-то средним между приказчиком и сторожем. — Привыкли…

— Привыкли? — громко спросил Берзин, и женщина, вздрогнув, обернулась на разгневанного тангитана. — А вот теперь они так жить не будут! Идем к Малкову!

Малков жил в доме, срубленном из анадырской лиственницы.

Малков уже знал о приезде ревкомовцев.

— Здравствуйте, дорогие товарищи! — встретил он, кланяясь.

— Гражданин Малков! — строго сказал Берзин и добавил: — Именем Революционного комитета Анадырского края приступаем к обыску! Давайте, товарищ Галицкий.

Крайне растерянный Малков так и застыл возле двери.

— Товарищи! Да что же это такое?

— Вы знаете стойбище Кымыта? — гневно спросил его Берзин.

Малков молча кивнул.

— Почему вы не помогли им? Почему не дали кредит?

— Так ведь нечем потом им оплатить-то этот кредит! — дрожащим голосом ответил Малков. — Уж очень бедные они.

Весть о приезде представителей ревкома уже обошла все селение. И когда Берзин с Галицким и арестованным Малковым вышли из его дома, то оказались в густой толпе жителей Усть-Белой. Они что-то кричали по-своему, и Берзин чувствовал, что одобряют его действия.

— Товарищи! — крикнул он. — После конфискации имущества вашего эксплуататора и контрреволюционера Малкова мы соберем сход.

Большие богатства лежали на складе у Малкова. Оглядев штабеля мешков с мукой и сахаром, ящики с табаком и плиточным чаем, свертки тканей, Берзин, сказал Галицкому:

— Ежели нам все это считать — застрянем надолго. Сделаем так — заберем ключи, а вы тут останетесь с Малковым и доведете дело до конца.

Недалеко от продовольственного склада, располагался другой — керосиновый. Малкова пока посадили туда, снабдив теплой одеждой и оленьими шкурами.

Сход собрался в малковском доме. Не все желающие поместились, но другого подходящего помещения не было.

Берзин рассказал о революционном перевороте в Анадыре.

Жители села с большим удивлением и напряжением слушали посланца новой власти.

— Вы должны крепко подумать и поставить во главе селения людей, которые могут защитить ваши интересы, людей, которые понимают нужды бедного, трудящегося человека. Через три дня мы снова соберемся, а пока — подумайте!

На другой день описали продовольственный склад Малкова и направили нарты в стойбище Кымыта. Когда вернулись, Михаил Куркутский рассказал, как жители стойбиш?а поначалу не могли поверить, что продукты им дают без всякой оплаты и даже не записывают в долговую книгу.

— Шибко теперча рады ояеняые люди! — рассказывал Ваня Куркутский. — Доспели!

Через три дня на сходе жители Усть-Белой избрали Совет. 15 января, ранним морозным утром, Август Берзин и Михаил Куркутский выехали в Марково, оставив Галицкого и Мальсагова довести до конца национализацию рыбалок, сетей, неводов и других орудий производства.

Берзин не верил своим глазам. После утомительной однообразной плоской белизны, нарушаемой лишь на горизонте далекими горными хребтами, увидеть настоящую березовую рощу и зеленый соснячок, присыпанный снегом!

Селение Марково располагалось в широкой долине, защищенной со всех сторон довольно высокими горами. Леса уходили вдаль, и казалось, им нет конца.

— Послушай, Миша, а не сбились мы е пути? — пошутил Берзин, оборотившись к товарищу. — А вдруг неведомые силы чукотских шаманов перенесли нас в Россию?

— Это и есть Россия, — с улыбкой ответил Михаил Куркутский. — Те, что называют себя чуванцами, — это потомки первых русских землепроходцев, поселившихся здесь лет двести, а то и больше назад.

Избы были добротные, хорошо срубленные, просторный.

С берега реки, где в сугробах хоронились многочисленные лодки, упряжки поднялись в село, просторной широкой улицей проехали до дома, возле которого стоял крепко сбитый молодой человек в кухлянке с широким воротом, за которым виднелась сильно выцветшая тельняшка.

Берзин первым сошел с нарты и подошел к нему:

— Комиссар охраны Чукотского революционного комитета партии большевиков Август Берзин. А это секретарь — Михаил Куркутский.

— Шутите, братцы, — прищурился человек. — В Ново-Мариинске сидит Громов.

— Сидит — это верно, — улыбнулся Берзин. — Но в тюрьме.

— Вы что, правду говорите? — Человек пристально всматривался в лица приезжих.

— Вот мой мандат!

— Мандриков! Владивостокский? Который в учредилку ездил, а потом большевиком стал? Я ведь тоже большевик, ребята! Вы не поверите, но большевик! Как я ждал вас! Чекмарев моя фамилия. Василий, на Балтике служил…

Он дернул за железное кольцо люк возле печки, запалил свечу и нырнул в подпол. Появившись довольно быстро, открыл крышку железной коробочки из-под американского трубочного табака "Принц Альберт" и вытянул оттуда двумя пальцами бумагу.

— Вот мой мандат.

Берзин взял листок и прочитал не без волнения:

"Мандат выдан товарищу Чекмареву Василию Михайловичу в том, что он действительно является чрезвычайным комиссаром по продовольствию в Тургайской области. Всем Советам, ревкомам и исполкомам предлагается оказывать всяческое содействие в выполнении возложенных на него обязанностей — по доставке хлеба фронту и Петрограду.

Что подписью и приложением печати удостоверяется.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов-Ленин.

Управляющий делами В. Бонч-Бруевич".

— Но как вы здесь оказались? — удивленно спросил Берзин. — И почему мы ничего не знали о вас?

— Это длинная история, — усмехнулся Чекмарев. — Матрена Ивановна, поставь самовар и вообще ставь все на стол! Сегодня у нас большой праздник!.. В Тургай я, братишки, поехал сразу после победы Октября. Добрались до Южного Урала не скоро: на железных дорогах черт знает что творилось, а дальше, в оренбургских степях, хозяйничал атаман Дутов. Повернули в Кустанай, а там такая неразбериха! Сразу три власти существовало! Совет рабочих и солдатских депутатов, городская дума и пехотный полк! Пошли к солдатам, получили от них поддержку. К концу года отправили два эшелона хлеба. А тут меньшевики да недобитые царские офицеры путаются под ногами. Агитацию ведут против Советов. Решили — надо брать власть в свои руки. И вот в ночь на двадцать шестое декабря семнадцатого года наш отряд и распропагандированные солдаты пехотного полка захватили телефонную станцию, телеграф и другие учреждения. Избрали ревком — меня председателем, а моего друга матроса Иосифа Родзевича — комиссаром связи. Ох, трудно нам пришлось, братишки! Недобитки слухи распространяют, будто мы хлеб в Германию отправляем! Население коситься стало. Да вот еще — по приказу Ленина наш отряд должен был возвратиться в Петроград. Отправили третий эшелон, а тут зашевелилось контрреволюционное подполье. Перестрелку устроили, ранили меня. Но рабочий класс поднялся. Создали новый Совет… А мы — в Петроград. Сижу в казарме, лечусь, а тут посыльный из Смольного. К Ленину вызывают… Пошел. Расспросил, Ильич о делах в Кустанае, расспросил, откуда я родом, я ведь пензенский… Говорю Ильичу: рана затянется — готов выполнять любое задание революции… Весной восемнадцатого года мы вместе с. дружком моим Иосифом Родзевичем были направлены на Дальний Восток. Связались с тамошними большевиками и получили задание выехать сюда. Родзевич на Сахалине застрял, а меня занесло аж. сюда… Вот так, братишки, — закончил Чекмарев свой рассказ. — Сколотил я тут приличную группу, можно было хоть завтра брать власть в свои руки, но решили дождаться вестей с Ново-Мариинского поста… А вы, значит, опередили меня. Молодцы, братишки!