Юрий Рытхэу - Конец вечного безмолвия

• Название: Конец вечного безмолвия
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Контркультура
• Год: 1979

Роман "Конец вечной мерзлоты", за который автор удостоен Государственной премии РСФСР им. М.Горького, возвращает читателя к годам становления Советской власти на Чукотке, трудному и сложному периоду в истории нашей страны, рассказывает о создании первого на Чукотке революционного комитета. Через весь роман проходит тема нерасторжимой братской дружбы народов нашей страны.

---

— Как тебе нравятся новые цены на перевоз угля и на товары? — спросил Мандриков.

— Очень хорошие! — живо ответил Тымнэро. — Справедливые. Теперь не так обидно.

Мандрикову был симпатичен этот чукча, обстоятельный, казалось, всегда углубленный в свои мысли. Среди нескольких человек, намечаемых ревкомом в будущий Совет, был и он, Тымнэро. Об этом и пришли поговорить с ним Мандриков, Булатов и Милюнэ.

— А сети так и не взял, — с упреком заметил Мандриков.

— Не могу чужое брать, — упрямо заявил Тымнэро.

— В скором времени в Анадыре избрана будет новая власть, — начал Мандриков.

Когда Милюнэ перевела это, Тымнэро с испугом спросил:

— Опять?

— Да не пугайся, — улыбнулся Мандриков. — Ревком — это переходный период, как бы мостик к настоящей советской власти, власти народа. Сегодня такая власть на большей части России. И вот мы пришли к тебе, чтобы сказать — хорошо бы, Тымнэро, и тебе быть среди тех, кто будет избран.

Тымнэро внимательно слушал через Милюнэ то, что говорил Мандриков, и страх поднимался у него в душе. Ну, зачем они хотят втянуть меня в свои дела? Кому мешаю?

— Я не буду! — твердо и решительно заявил Тымнэро и, прежде чем Милюнэ открыла рот, добавил: — Не хочу ввязываться в их дела.

— Если все так будут рассуждать, — грустно сказала Милюнэ, — вернется Громов, а то и Солнечный владыка. И снова нас не будут считать за людей…

— Ну и пусть не считают! — вспылил Тымнэро. — Я тоже не очень-то считаю их за людей! Разве настоящие люди будут из-за власти убивать друг друга? Разве настоящий человек обманывает другого?

Булатов и Мандриков внимательно прислушивались к разговору Милюнэ и Тымнэро.

— Не хочет он, — вздохнула Милюнэ и взяла чашку…

На обратном пути Милюнэ передала содержание перепалки с родичем.

— Еще не созрел политически, — грустно произнес Булатов, — или, как бы сказал Ваня Куркутский, не доспел…

Мандриков некоторое время шел молча, а потом вдруг остановился и громко произнес:

— А все-таки он мне нравится, этот Тымнэро! Придет время — и он поймет нас, будет с нами! Я верю в это!

Дома Булатов зажег лампу, и Милюнэ принялась готовить ужин.

Мандриков присел к столу. Он достал список предполагаемых членов Совета, снова перечитал его и, дойдя до имени Тымнэро, остановился. Подумал, но вместо того чтобы вычеркнуть, подчеркнул это имя.

— Михаил Сергеевич, — как-то смущенно обратилась к Маидрикову Милюнэ.

— Что, Маша?

— Я тут говорила Булату… У нас будет ребенок…

— Что ты говоришь! Вот это здорово! — Мандриков искренне был обрадован. — Поздравляю вас!

— Маша просила меня сказать тебе… — Булатов замялся. — Свидетельство бы надо нам…

— Сделаем! — сказал Мандриков. — Завтра же выпишем — от имени ревкома.

Снаружи раздался стук в дверь. Милюнэ выглянула в сени и сказала:

— Волтер пришел.

— Бессекерский много ходит! — возбужденно рассказывал Волтер. — К Треневу ходит, к Громову ходит, к Струкову ходит. Нехорошо это! Я виделГромова…

— Он же хворый, больной, — заметил Мандриков.

— Я думал так, — нерешительно произнес Волтер. — Большая шуба, большая шапка — трудно узнать.

Булатов встревоженно посмотрел на Мандри-кова. Тот встал и сказал:

— Пойдем проведаем арестанта. Кто-нибудь бывал у него, проверял, как он соблюдает условия домашнего ареста?

Булатов растерянно развел руками:

— Ну, больные и больные, как-то в голову не приходило.

Они шли, держась друг за друга в пурге.

Порой Мандрикову мерещились какие-то тени, но когда подходили — оказывалась стена дома или сарая.

Булатов громко постучал в дверь.

Пришлось ждать порядочно.

Наконец послышался испуганный голос хозяйки:

— Кто там?

— Отворяй, это Мандриков.

Евдокия Павловна долго возилась с засовами, никак не могла отворить дверь, но когда увидела перед собой троих, испуганно вскрикнула.

— Не бойтесь, — успокоил ее Мандриков. — Проведать пришли вашего мужа.

— Хворает, бедняга, так стонет, — запричитала Евдокия Павловна. — Боюсь, к весне совсем ослабеет…

В комнате, кроме хозяев, находился отец Михаил. Он уже порядочно клюкнул, но старался высоко держать голову. Громов лежал в кровати, весь до самого подбородка укрытый одеялом, с полотенцем на голове, и стонал.

— Здравствуйте, Иннокентий Михайлович! — . поздоровался Мандриков. — Как здоровье?

— Худо мне… Худо…

— А вы, отец Михаил, уходите отсюда, — обратился к священнику Мандриков. — Господин Громов находится под арестом, и для посещения его требуется специальное разрешение.

Испуганный священник заторопился:

— Хорошо, хорошо! Иду! Простите, ради бога! Он засеменил к выходу. Следом вышли и ревкомовцы.

Как только за ними закрылась дверь, из кладовой появились Струков и Бессекерский.

Струков быстро вошел в комнату. За столом уже сидел Громов и дрожащими руками пытался наполнить стакан. Горлышко бутылки звенело о стекло.

— Оружие я раздал, — сообщил Бессекерский.

— Да, господа, решаться надо…

— У нас уже все продумано и готово, — продолжал Струков. — Засады будут устроены в домах вокруг ревкома. Главный наблюдательный пост — дом Тренева. Таким образом, ревком оказывается под перекрестным огнем.

— Лучшее время для выступления — тридцатое января, — сказал Бессекерский. — Тренев говорит, что на этот день назначено заседание ревкома. Вся головка соберется там,

— Покажи, что ты сочинил? — с улыбкой попросил Мандриков, протягиЗая руку к листку бумаги.

"Удостоверение.

Дано Чукотским ревкомом в том, что Мария Милюнэ из стойбища Армагиргина и Александр Терентьевич Булатов из села Заходы Смоленской губернии являются мужем и женой, что и удостоверяется.

Председатель Чукотского ревкома Михаил Мандриков".

— Ну, Булат, — разочарованно произнес Мандриков, — Ну что ты написал? Это же первое брачное свидетельство, выданное именем революции! Надо поторжественнее! Поройся-ка там в ящиках, посмотри, нет ли бумаги покрасивее. Сейчас напишу сам мандат о революционной женитьбе.

Булатов быстро пробежал глазами написанное, аккуратно сложил листок и спрятал во внутренний нагрудный карман.

— Вечером покажу Милюнэ.

— Так вот, Волтер предлагает ввести комендантский час, объявить Анадырь на военном положении и в домах Струкова и Громова поставить вооруженную круглосуточную охрану, — сказал Мандриков. — Но главное — это кандидаты в Совет. Сход можно назначить на второе февраля, сегодня тридцатое — время на подготовку есть… Слушай! От имени местного населения в Совет выставим кандидатуру твоей Маши! Грамотна, политически правильно ориентируется… Да у нас просто нет лучшей кандидатуры!

Булатов подумал и сказал:

— Она моя жена.

— Ну и что? Жена большевика — такой же политически ответственный человек, как и ее муж! — заявил Мандриков.

— А потом будут говорить — ревкомовцы своих проталкивают в Совет, — угрюмо произнес Булатов.

— А мы и будем проталкивать своих! — убежденно сказал Мандриков. — Мы таиться не будем: кого считаем нужным, полезным для истинно народной власти — того и будем поддерживать. Давай садись и пиши воззвание к жителям Анадыря — второго февраля сход всех жителей для избрания Совета.

После обеда, ближе к ранним сумеркам, стали приходить ревкомовцы.

Вошел механик Фесенко и с удивлением сказал:

— Или мне померещилось, или и впрямь так, будто Громов попался мне навстречу.

— Не может быть, — спокойно, ответил Мандриков. — Мы вчера его навещали: похоже, скоро концы отдаст, не встает с постели.

Милюнэ вошла в ревком и заглянула в комнату. Заседание еще не начиналось, и она поздоровалась со всеми. Булатов сидел у стола и писал очередное воззвание. Он трудился старательно, выводил каждую букву.

Один за другим сходились ревкомовцы, и каждый ласково здоровался с Милюнэ,

Последним пришел Волтер.

Наблюдавший из дома Тренева Струков оглянулся и сказал:

— Ну вот. Все в мышеловке.

Он вошел в комнату, оставив наблюдать Бес-секерского.

За богато накрытым столом сидели сам хозяин, Иван Архипович Тренев, одетый строго и торжественно, его супруга Агриппина Зиновьевна в черном кружевном платье и Иннокентий Михайлович Громов, возбужденный, краснолицый, с лихорадочно бегающими глазами.

— Минут через десять начнем, — спокойно заявил Струков.

— Огонь по сигналу откроют Петрушенко, Сукрышев и Учватов. Пощекочем немного, а потом предъявим ультиматум — полная капитуляция. Надеяться им не на что.

Треневы сидели молча, печально, как на поминках.

Захмелевший Громов посмотрел на Тренева и вдруг сказал: