Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь королевских мушкетеров

• Название: Повседневная жизнь королевских мушкетеров
• Автор: Екатерина Глаголева
• Жанр: История

Людовик XIII отбирал их среди самых храбрых и проверенных воинов; при Людовике XIV один вид голубых плащей с серебряными крестами наводил ужас на врага. На протяжении двух столетий роты королевских мушкетеров были гордостью французских королей и одним из национальных символов Франции. Но их жизнь состояла не только из сражений. Они делали карьеру, решали финансовые проблемы, дрались на дуэлях, лечились от ран, развлекались, влюблялись, обзаводились семьей… Автор ведет свой увлекательный рассказ о буднях королевских мушкетеров на широком фоне общественно-политической жизни Франции в XVII-XVIII веках.

---

Неделю спустя восстание разгорелось с новой силой и к началу мая охватило большинство городов Бретани – Динан, Монфор, Ламбаль, Ванн, Нант. В Нанте толпа захватила епископа, прибывшего к восставшим в качестве парламентера, и обменяла его на одну женщину, посаженную в тюрьму в самом начале беспорядков. Губернатор города господин де Молак сумел уладить дело миром, за что… попал в опалу у государя. Зато в Шатодене наместник короля господин де ла Кост выступил против восставших с оружием в руках, был тяжело ранен и вынужден запереться в Бресте. Бунтовщики торжествовали победу – почти три месяца.

Губернатор Бретани герцог де Шон (прозванный бретонцами «толстой свиньей») держал двор в неведении относительно истинного размаха, который приняло восстание: он знал, что вину за беспорядки в провинциях чаще всего перекладывали на губернаторов. Не смел он и открыть истинные причины бунта: чрезмерные налоги и вопиющую нищету, а тем более просить об отмене новых податей. Поскольку ни король, ни он сам не могли считаться виновными в случившемся, он заявил, что во всем виноваты местное дворянство и парламент. 12 июня герцог предложил Кольберу принять жесткие меры: уничтожить пригороды Ренна, а если потребуется – то и половину города. Но для осуществления таких планов нужны были регулярные войска, а еще нужно было избавиться от городского ополчения, с 8 июня находившегося под ружьем и охранявшего ворота. Губернатор умело разыграл комедию, поклялся не вызывать в Ренн никаких внешних сил и убедил наивных ополченцев разоружиться.

Со своей стороны, парламент умолял короля приостановить на какое-то время сбор налогов и срочно созвать Штаты; одновременно он принимал свои меры против мятежников.

Вся Нижняя Бретань была в огне. «Восстание гербовой бумаги» стало называться еще и «восстанием красных колпаков» по отличительному знаку, который избрали себе бретонские крестьяне. В Бретань срочно отправили мушкетеров, которыми вместо д'Артаньяна, погибшего при Маастрихте, командовал Луи де Форбен.

Герцог де Шон ничего не предпринимал до подхода войск, вытребованных им у короля; единственным человеком, попытавшимся восстановить мир, был иезуит отец Монуар – «последний бретонский апостол»; но шесть тысяч солдат под командованием де Форбена уже шли в Бретань. 16 августа они были в Нанте, затем в Кемпере; в середине сентября у Тимера состоялось сражение, которое положило конец восстанию. Затем начались репрессии.

Людей толпами отправляли на галеры, вешали без счета, колесовали и четвертовали без всякой жалости. Отец Монуар добился позволения облегчать душу несчастных, которых казнили тысячами. С 18 сентября по 12 октября герцог де Шон ездил по всей провинции, включая Сен-Брие и Сен-Мало, творя жестокие казни; при этом он продолжал посылать жителям Ренна успокаивающие письма. 12 октября он вступил в Ренн во главе внушительного военного отряда и повел себя так, словно находился в завоеванной стране. Парламент изгнали в Ванн, он пробыл там четырнадцать лет и смог вернуться обратно только за плату в полмиллиона ливров; горожан разоружили; главную улицу стерли с лица земли, а жителей изгнали – больше четырех тысяч человек были обречены скитаться, умирая от холода и голода, давать им приют было запрещено под страхом смертной казни. В городе разместили на постой гарнизон в шесть тысяч солдат, которые издевались над горожанами как могли. Герцог оставался глух к самым слезным мольбам: «…он был из той породы людей, которые запрещают баранам блеять не только когда их стригут, но и когда с них сдирают шкуру». Потом начались казни…

В ноябре войска под командованием де Форбена в строгом порядке покинули Бретань и в нее вторглась новая армия в десять тысяч человек – недисциплинированная, не соблюдающая никаких правил, которая тотчас приступила к грабежам. Тот же кошмар – грабежи, насилия, убийства, издевательства над женщинами и детьми – творился в Гиени и Гаскони. Парламент Бордо отменил свое постановление о прекращении выплат; в наказание за бунт в городе расквартировали на зиму восемнадцать полков, что обошлось горожанам в миллион ливров.

Война, продолжавшаяся на Рейне, вынудила короля отозвать войска 1 марта 1676 года.

Восстание «красных колпаков» было неслыханным по своему размаху; ничего подобного во Франции не повторялось целый век (если не считать восстание камизаров – протестантов из Севенн – против отмены Нантского эдикта). Однако оно было именно бунтом, а не крестьянской войной, как предыдущие мятежи; некоторые историки пытаются представить его как первый опыт «классовой борьбы»: дворяне и крестьяне находились по разные стороны баррикад, никаких вождей из «благородных» у повстанцев не было; роты драгун-разночинцев, метивших в дворяне или хотя бы в высшую буржуазию, – без всяких сантиментов расправлялись с «зарвавшимся плебсом».

Мушкетеры тоже участвовали в подавлении восстаний, но лишь на стадии военных действий, а не зверской расправы: возможно, кодекс чести предписывал им воевать только с теми, кто сражается с оружием в руках. Король благоразумно воздержался от того, чтобы отправить их в Гасконь, хотя еще неизвестно, что оказалось бы сильнее – земляческая солидарность или сословная. Когда д'Артаньяну по воле короля пришлось играть роль тюремщика при арестованном Никола Фуке, а потом при опальном герцоге де Лозене, он вел себя чрезвычайно учтиво со своими «подопечными», стараясь всячески облегчить им существование. Вряд ли он отнесся бы так же к Антуану дю Руру Во время «восстания гербовой бумаги» в Бигорру отправили роту из ста шестидесяти драгун, которых разместили на постой у местного населения: жителей грабили, избивали, унижали. Новый губернатор Гиени герцог де Роклор вступился за них, и через год (!) его требования были частично удовлетворены: король своим ордонансом освободил от постоя священнослужителей и дворян, находящихся на действительной службе.

Следует подробнее остановиться на эпизодах, когда королевским мушкетерам приходилось играть не свойственную им роль тюремщиков.

В начале сентября 1661 года Людовик XIV дал подпоручику мушкетеров д'Артаньяну тайное и ответственное поручение: арестовать суперинтенданта финансов Никола Фуке, который настолько обогатился и забрал в свои руки такую власть, что держал себя как первое лицо в государстве. Арест должен был произойти в Нанте, где тогда находился двор. Д'Артаньян заблаговременно расставил своих мушкетеров возле резиденций короля и его пока еще всесильного министра, чтобы предотвратить возможный побег. Операция прошла успешно, и вскоре Фуке уже сидел в зарешеченной карете, увозившей его в Анжер. В этой же карете ехали сам д'Артаньян и его помощники – сержант мушкетеров Мопертюи и гвардейский лейтенант Деклаво, а позади скакал эскорт из сотни мушкетеров.

Прибыв в замок Анжера, д'Артаньян расставил посты охраны и занялся обустройством узника; в частности, мебель для него он приобрел за свой счет. Эти заботы не мешали ему не спускать с него глаз и подвергать самым тщательным обыскам. Через несколько дней король поручил его заботам еще одного арестованного – секретаря Фуке Поля Пелиссона, историографа Французской академии, который отказался отречься от своего господина и свидетельствовать против него. Из Нанта в Анжер Пелиссона доставил квартирмейстер первой мушкетерской роты де Сен-Map с отрядом в двадцать мушкетеров. 1 декабря арестованные и конвоиры выехали в Амбуаз, причем мушкетерам приходилось прокладывать дорогу через толпы сбегавшихся окрестных жителей, выкрикивавших ругательства и оскорбления в адрес опального министра. В Туре разъяренная толпа чуть не опрокинула карету, и во время остановки в этом городе мушкетерам приходилось разгонять подозрительные сборища. Во избежание инцидентов решено было покинуть Тур в три часа ночи. Оставив Фуке в Амбуазе, д'Артаньян доставил Пелиссона в Париж и сдал его с рук на руки своему другу Франсуа де Бемо, коменданту Бастилии.

В конце декабря Фуке перевели в Венсенский замок, и распри, возникшие между двумя офицерами, которым была поручена его охрана, вынудили короля спешно отправить туда д'Артаньяна, который уже доказал свою компетентность в этом вопросе. У дверей камеры Фуке отныне постоянно дежурил специальный отряд мушкетеров, в самой камере находились двое часовых; единственным связующим звеном между узником и внешним миром был д'Артаньян. Во все время судебного процесса над Фуке он спал в комнате по соседству с камерой своего подопечного, установив там походную кровать. Более бдительного охранника и представить себе было нельзя. Однажды д'Артаньян арестовал некоего человека, который пытался подкупить одного из мушкетеров, чтобы тот передал заключенному записку. Король доверял только ему: в бумагах Фуке были обнаружены письма Бемо, написанные в те времена, когда тот заискивал перед суперинтендантом, находившимся на вершине могущества. Дело Фуке поссорило двух друзей.