Сюгоро Ямамото - Красная Борода

• Название: Красная Борода
• Автор: Сюгоро Ямамото
• Издательство: Радуга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-05-002532-Х

В сборних известного японского писателя Сюгоро Ямамото (1903—1967) включены роман «Красная Борода», повесть «Девушка по имени О-Сэн» и рассказы. Через судьбы героев романа и повести — людей отверженных и беззащитных — автор рисует яркую картину быта и нравов Японии в период позднего феодализма. В рассказах С. Ямамото, согретых теплым юмором, раскрывается духовный мир простых людей современной Японии.

---

—  Люди и теперь толкуют, что я, мол, совсем свихнул­ся, — сказал капитан, и в горле у него забулькал странный хриплый смешок. — Говорят, будто только псих мог купить эту старую галошу — «семнадцатый» и поселиться здесь, среди камышей, в полном одиночестве. В одиночестве!.. — губы его тронула хитрая ухмылка. — Им и невдомек. Это я только вам рассказал...

Капитан Кояма умолк. Рассеянный взгляд его блуждал среди сосен, темными силуэтами высившихся на берегу. Он зевнул, поглядел на обступившие «семнадцатый» заросли камыша.

— Скоро начнут резать камыш. Самое время охоты на дичь. Нагрянут охотники, станут палить почем зря. Нет, не люблю я этот охотничий сезон.

Небо начинало светлеть. Я сел в свою плоскодонку и поплыл прочь.

Больше мне не доводилось встречать капитана Кояму.

Бежит по нашей улице трамвай

К нашей улице можно проехать на трамвае. Трамвайный путь — единственный. Правда, нет ни рельсов, ни проводов, да и вагонов тоже. Обслуживает маршрут один лишь водитель, но, поскольку самого трамвая не существует, пассажирам, само собой, и садиться некуда. Короче говоря, кроме водителя Року-тяна и нескольких реально существующих предметов, все остальное — плод воображения.

Року-тян и мать его О-Куни живут на соседней, более широкой улице. Отец его то ли умер, то ли ушел от них — словом, отца у Року-тяна нет, и никто из соседей его никогда в глаза не видел. У О-Куни — маленькая харчевня, она сама жарит для посетителей тэмпура[63]. Говоря откровен­но, тэмпура самые немудреные — овощные.

О-Куни — полная, широколицая женщина лет сорока. В глазах у нее застыло выражение недоверия и подозритель­ности, губы всегда плотно сжаты, как сомкнутые створки раковины хамагури. Темные, с еле приметным коричневым отливом волосы стянуты на затылке узлом.

О-Куни ходит бессменно в легком застиранном хлопча­тобумажном кимоно, поверх которого повязан белый перед­ник. И зимой и летом на шею у нее наброшено полотенце, свисающее над жаровней, где она жарит тэмпура. Поло­тенце и белый передник должны создавать у посетителей впечатление опрятности.

О-Куни удивительно молчалива. Она даже гостям не выражает радушия, считая, должно быть, что лучшей гарантией гостеприимства служит вкус ее тэмпура. Кажет­ся, все ее помыслы сосредоточены на готовке этого блюда. Но на самом деле, привычно манипулируя палочками, она успевает подумать и о Року-тяне, и о божеской милости, и помечтать о чуде, которое вот-вот свершится, потому что ее познакомили с недавно появившимся заклинателем, а он, по слухам, исцеляет калек. Мысли эти ворочаются и стал­киваются у нее в голове, покуда она жарит очередную пор­цию тэмпура.

Вечером О-Куни закрывает харчевню, стелет постель и, покончив с приготовлениями ко сну, зажигает лампу и кури­тельные палочки. Потом берет в руки маленький плоский, словно игрушечный, барабан и вместе с Року-тяном садится перед домашним алтарем. Хорошо бы, конечно, иметь настоящий, большой ритуальный барабан, думает О-Куни, но от покупки ее всякий раз удерживает робость: что ска­жут соседи, а ведь многие из них завсегдатаи ее харчевни, да и неужто же божья милость зависит от размера барабана? Вот почему О-Куни по-прежнему пользуется игрушечным барабаном, хотя и чувствует, что это вроде бы не по прави­лам.

— Наммё-рэнгё[64]! — опережая мать, восклицает Року-тян и кланяется перед алтарем. — Прости, боженька, за то, что всегда прошу тебя об одном и том же. Пошли бедной моей матушке разум! Наммё-рэнгё!

О-Куни ударяет в игрушечный барабан и тоже начинает молиться.

Надо ли объяснять, что О-Куни молит бога за свое род­ное дитя! И как не удивляться тому, что Року-тян, опережая ее, всякий раз просит бога ниспослать исцеление своей совершенно здоровой матери!

Нет-нет, Року-тян не передразнивает мать. В молитве его вовсе не скрыта насмешка или какие-то тайные намеки. Он прекрасно понимает, что матушка испытывает за него неловкость перед людьми и ради его выздоровления взы­вает к богу, произносит заклинания, приглашает чудотвор­цев и знахарей. И он своими молитвами как бы увещевает мать: не нужно, не нужно тревожиться обо мне, на это, право же, нет причин.

—  Почему ты так беспокоишься обо мне, матушка? Разве мы в чем-нибудь испытываем нужду? — изо дня в день повторяет Року-тян.

—  Верно, сынок, у нас всего вдоволь, и я ничуть не вол­нуюсь, — отвечает ему О-Куни, но тень страдания и обре­ченности, омрачающая ее лицо, не исчезает. Это раз­дражает Року-тяна, выводит его из себя. Ему жаль мать, которая так горюет безо всякой причины, и он искрен­не молит бога, чтобы тот помог матери и послал ей разум.

—  Прошу тебя, боженька, — твердит Року-тян, когда мать ненадолго прерывает молитву, чтобы перевести дух — может, я и надоел тебе своими просьбами, но все равно умоляю: сжалься над матушкой! Наммё-рэнгё!

У О-Куни мучительно сжимается сердце. Который год из вечера в вечер вот так же молятся они, и всякий раз простодушные слова сына острой болью отдаются у нее в душе, а глаза застилают слезы.

Какой он заботливый и добрый! И как красиво он гово­рит! Что, если вот сейчас, сию минуту к нему вернется разум! О, как ей хочется верить в это!

Року-тян с жалостью смотрит на О-Куни, следя за выра­жением ее лица. И, словно утешая испуганное дитя, говорит ей:

—  Полно, матушка, что ты волнуешься? Все будет хорошо, не тревожься, родная.

Року-тян на всем белом свете любит только мать да ста­рого Хансукэ, что живет на нашей улице, и его кота Тору. Можно, конечно, сказать наоборот: Року-тяна любят лишь эти двое и кот. Все прочие люди не питают к нему никаких добрых чувств. Они дразнят его и своими грубыми шутками мешают Року-тяну водить трамвай, у мальчика из-за них все время натянуты нервы.

Злые люди эти, особенно детвора, дразнят его «трамвай­ным дурачком». Может, если глядеть со стороны, они и правы, но разве он, Року-тян, не самый усердный и добросо­вестный вагоновожатый?

Утром Року-тян первым делом спешит осмотреть трам­вай. Вагоны стоят в «депо» — на дорожке позади дома.

В самом углу крохотной кухни, рядом с крышкой, при­крывающей лаз в подпол, стоит старый ящик из-под манда­ринов, здесь в строгом порядке разложены лейка без носи­ка, кусачки, отвертка, замасленные рабочие рукавицы и ветошь. Все эти вещи существуют на самом деле. Кроме того, в воображении Року-тяна существуют еще рукоятки контроллера, визитные карточки, наручные часы и формен­ная фуражка. Безносая лейка выполняет роль масленки.

Року-тян берет масленку, кусачки, отвертку и шагает в «депо» осматривать трамвай. На самом деле там ничего нет, но мальчик ясно видит стены депо и стоящий на рельсах трамвай. Многозначительно пожимая плечами, цокая язы­ком и поглаживая рукой подбородок, он медленно обходит вагоны, постукивает по ним кулаком, нагибается, чтобы осмотреть ходовую часть.

—  Безобразие, — бормочет Року-тян, укоризненно качая головой. — Куда только смотрят механики? Бездель­ники! Я покажу этим разгильдяям!

Покончив с техническим осмотром, Року-тян умывается, завтракает и собирается на работу. Правда, в те дни, когда О-Куни уходит за продуктами для харчевни, ему приходится дожидаться ее возвращения. На рынке О-Куни бывает обычно через день, но иногда ей случается делать покупки несколько дней подряд. Тогда Року-тян нервничает, не находит себе места и в сердцах выговаривает матери, что, мол, ее опоздания наверняка скажутся на его заработке. Перед уходом на работу Року-тян забегает на кухню, достает лежащую в ящике из-под мандаринов форменную фуражку и нахлобучивает ее себе на голову. Затем натяги­вает измазанные машинным маслом рукавицы, берет руко­ятку контроллера и визитные карточки.

Року-тян садится на водительское место, вставляет визитную карточку в рамку на переднем стекле и надевает рукоятку на наконечник контроллера. Затем правой рукой сжимает ручку на колесе тормоза, несколько раз прокручи­вает его влево, вправо, проверяя исправность тормозного механизма. Все эти операции Року-тян проделывает еже­дневно в четкой последовательности и с такой серьезностью и старанием, которым позавидовал бы и профессиональный пожатый.

— Теперь поехали, — бормочет Року-тян и отпускает тормоз. При этом правая рука, сжимавшая тормозную руч­ку, крутанув ее, слегка приподнимается, и колесо тормоза, свободно вращаясь, возвращается назад.

Люди прозвали Року-тяна «трамвайным дурачком». Но Року-тян вовсе не был дурачком. Вопреки мнению невежд врачи-специалисты, тщательно обследовавшие его, в один голос утверждали, что он не идиот и не слабоумный ребе­нок. В положенный срок Року-тян поступил в начальную школу и через шесть лет ее окончил. За все это время он ни разу не приготовил уроков, не занимался физкультурой, не принимал участия в ребячьих играх. С первого дня, когда он пришел в класс, и в течение всех шести лет Року-тян рисо­вал трамваи, а возвращаясь домой, изучал технику вожде­ния.