Кюлюмов Костандин - Парень и горы

• Название: Парень и горы
• Автор: Кюлюмов Костандин
• Жанр: О войне

Аннотация издательства: Эта книга, выходящая в год 40-летия Победы над фашизмом, посвящена героическим страницам истории Болгарии… Костадин Кюлюмов, ветеран антифашистской борьбы, автор многочисленных произведений о второй мировой войне, лауреат Димитровской премии, в одном из наиболее популярных своих произведений создает героический образ молодого болгарского партизана.

---

Но почему же теперь улыбка Пырвана вспоминается ему немного грустной? Неужели брат знал, что ему не суждено вернуться?… Димитр стоит в углу, скрестив руки, глаза у него большие и синие, и говорит он спокойно и задумчиво:

«Ты не горячись, братишка, у борьбы свой закон: или ты боец, или вообще не путайся под ногами тех, кто борется»…

– А-а-а! Ты еще улыбаться, мать твою так! - процедил полицейский.

Другой, постарше, похоже, только что вошел. Он выбил палку из рук молодого, прижал его к стене и прошипел:

– Отправляйся спать, иначе…

Тот вроде бы опомнился. Сплюнул на пол - зубы у него ровные, мелкие, крепкие. Потом, тяжело ступая, вышел из комнаты, и гул его шагов еще долго отдавался под лампой качающимися тенями.

В комнате вдруг стало тихо. Неправдоподобно тихо. Наконец кто-то перерезал веревку, и Антон плюхнулся на пол. Какое блаженство! Взлетел кверху потолок с облупленной штукатуркой, по рукам и ногам стало растекаться тепло. Возвращалась жизнь, или это было властное желание пересилить самого себя?

Антон облизал губы и стал разглядывать склонившегося над ним человека. Мужчина лет сорока, с легкой сединой на висках. Плотный, уверенный в себе. Только кадык судорожно бегает вверх-вниз. Антону казалось, что он погружается в ванну с теплой водой. Глаза слипались. Хотелось понаблюдать еще, но сил уже не было.

А когда он разомкнул веки, догадался, что его кто-то несет, и он покачивается на руках незнакомца, как в детской люльке. Чьи это руки? Антон ничего не мог понять. Ощущал только, что ступни приятно покалывает. Словно он в бассейне старых римских бань в Огняново, хотя не было никакого пара и не пахло серой.

…»Антон, замеси немного теста!» - просит Ивайла, медленно, с вымученной улыбкой усаживаясь у огня. Она так бледна, что он пугается.

Девушка только что вернулась с явки, и когда пошевелила ногой, выше колена брызнул красный фонтан. Кровь удалось остановить, лишь залепив рану мягким тестом. Значит, и кровь жаждет хлеба. А если бы не нашлось муки, кровь могла бы взыграть, взбунтоваться, и тогда поди усмири ее! Вот какая сила - хлеб!…

– Идиоты! Разве так можно? Кто вам позволил!…

Антон открыл глаза. Теперь он сидел на стуле, а против него стоял высокий, затянутый в полицейскую форму человек с аксельбантами и блестящим кортиком на поясе. Лицо его было красным от возбуждения. Взгляд беспощадный и острый, как бритва. Сейчас глаза его широко открыты, они ждут, когда перед ними раскроется чужой и непонятный мир, а затем снова станут сверлящими и ненасытными.

«Глаза, сынок, даны людям для обмана. В них все спрятать можно! - сказала ему однажды мать, почувствовав доверчивость Антона. - Будь осторожным! Больше всего остерегайся людских глаз!»

– Как вам не стыдно! - продолжал разоряться полицейский. - Марш отсюда! Кто вам разрешил так с ним обращаться? Принесите сухую одежду! Да шевелитесь!

Антон узнал - это начальник полиции. И впился в него глазами.

Нет, в его глазах не было страха перед сильным или инстинктивного раболепия перед властью. В глазах Антона было презрение человека, которому нечего терять. Взгляды их встретились и оттолкнулись.

– Почему ты такой мокрый и весь в синяках? - тихим, вкрадчивым голосом спросил начальник. Он не извинялся - просто отделял себя от других.

– Да так, ничего! - выговорил Антон запекшимися губами. - Упал, когда меня вели… по лестнице! Оступился!

Эти слова хлестали начальника по лицу, хлестали наотмашь, как те удары, что недавно обрушивались на самого Антона. И все-таки полицейский чин, казалось, был доволен таким ответом.

– А я уж подумал, что это наши… - Голос полицейского потеплел. Он подошел к столу, налил стакан воды. - Разве знает человек, кого надо остерегаться и кому верить? Идиоты!… На, держи!

– Сыт по горло, - отрезал Антон, хотя в горле у него все пересохло. - Три ведра уже выпил! - Голос его дрогнул, и он испугался, как бы не выдать своего удивления резким поворотом допроса. Лицо начальника полиции расплылось в улыбке. Казалось, разговор даже забавляет его. Наверняка он думал: что это - дерзость или фанатическая ненависть юнца, напичканного коммунистическими идеями?

Потом, когда Антон натянул на себя сухую, но сильно поношенную одежду из домотканой шерсти, начальник снова уставился на него и неожиданно спросил:

– А мы, кажется, уже знакомы, а?

– Так точно, господин начальник! - Антон попытался вскочить со стула и вытянуться по стойке «смирно», но тут же брякнулся на стул как подкошенный - ноги его горели огнем.

– Видишь, еще немного, и мы окажемся друзьями!… - Теперь начальник уже с нескрываемым интересом посмотрел на Антона. - А как мы познакомились, не припомнишь?

– Никак нет, господин начальник, но вас ведь все знают!

– И наверняка говорят, а?… Интересно, что же обо мне говорят?

– Точно не могу ответить, господин начальник, только слыхал, что вы самый жестокий полицейский, но…

– Вот видишь, чего только не болтают люди! Самый жестокий полицейский! А почему?! Потому, что охраняю государство и стою на страже порядка. Да разве это государство мое собственное? Ну, да ничего! Когда мы с тобой лучше узнаем друг друга, ты сам убедишься… Предлагаю только одно условие - говорить правду!

– Так точно, господин начальник, только правду! - снова четко, по-военному отбарабанил Антон.

– Ну, тогда все в порядке! Я всегда любил откровенных людей. Закурить хочешь? - он взял со стола пачку сигарет «Томасян» и протянул Антону.

– Никак нет, господин начальник, я не курю! - ответил Антон.

– Очень хорошо! Это в Молодежном союзе вас так учат? Не курить… не пить…

– Так точно, господин начальник!

– Браво! И теперь, в партизанском отряде, вас тоже продолжают обучать? - небрежно подкинул полицейский, закуривая и садясь против Антона.

– Так точно, господин начальник, продолжают. Мы готовим рефераты, слушаем лекции…

– Сколько человек у вас в отряде? - резко прервал его начальник полиции, потянувшись к пепельнице.

– Не могу знать, господин начальник! - как заведенный, выпалил Антон.

Полицейский посмотрел на него несколько озадаченно. До сих пор все вроде шло нормально, значит, он и в самом деле ожидал другого ответа. Он молчал. Похоже, испугался, что зашел слишком далеко, но не хотел ни выдавать себя, ни идти на попятную.

– Как!… Ведь мы же условились беседовать по-дружески и говорить чистую правду?

– Так точно, господин начальник, только правду! - снова отчеканил Антон, не сводя с него взгляда.

– Так-то оно так, но ты же мне врешь!

– Никак нет, господин начальник!

– Тогда почему не скажешь, где сейчас ваш отряд? - Начальник полиции уже успел взять себя в руки.

– Не знаю, господин начальник, поэтому и не говорю!

– Глупости! Только не надо уверять меня, что ты все забыл!

– Так точно, господин начальник, если бы вас так били, у вас бы тоже все из головы вылетело!

Начальник полиции снова погрузился в молчание. Говорили лишь его глаза, метавшие искры. Понял ли он, что игра проиграна, еще не начавшись? Лицо его вытянулось, глаза ввалились и потемнели.

– Жаль! - вздохнул он. - Ты еще такой молодой, а все торопишься, торопишься… А куда, спрашивается?

Антон не ответил.

– Не беспокойся! Если не хочешь, допрашивать тебя не буду. Для меня главное - чтобы ты задумался, куда может привести тебя извилистый и скользкий путь.

– Мой путь уже окончен, а про ваш вам лучше знать, - дерзко и неожиданно для самого себя отрезал Антон.

– Хм! - снисходительно улыбнулся тот, и в глазах его мелькнуло любопытство человека, располагающего неограниченной властью. - Знаешь, в чем разница между тобой и мной?

– Я голодный, господин начальник! - уклонился от прямого ответа Антон.

Полицейский посмотрел на него, встал из-за стола, обернулся, подошел к окну, открыл створки и снова закрыл. В кабинете стояла духота. Чугунная печка раскалилась докрасна.

– Слушай, а почему ты решил, что мы непременно должны тебя расстрелять?

Это было как гром среди ясного неба.

– У вас нет другого выхода, господин начальник! - тихо сказал Антон.

– Если мы - полиция, значит, только убиваем, сеем смерть, так думаешь? Вы убегаете, мы вас преследуем и уничтожаем…

– Вот тут вы ошибаетесь, господин начальник! Всех ведь перебить нельзя, да и мы вам не прощаем!

…»Приговаривается к смерти!» - произносит Димо.

Осужденного колотит дрожь, кажется, он давно уже расстался и с этими соснами, и с этим небом, по которому несутся белые облака. Чего стоит смерть человека, когда за его спиной маячит предательство, когда пятеро ремсистов уже в тюрьме, Шоп убит, а Лиляну выбросили на берег реки, и товарищи нашли ее окоченевшее тело. Взяли предателя в его собственной лавке. Он ничего не отрицал, только дрожал всю дорогу до партизанского лагеря. Рассказал, запинаясь, как сломался и стал изменником: пока били, истязали - он терпел, но когда привели его дочь и раздели… Не мог объяснить, почему ни с кем не поделился, никого не поставил в известность. Не мог объяснить, почему стал выдавать одного человека за другим, пока, наконец, его самого не поставили к этой сосне. Человек властен лишь над собственной совестью и собственным достоинством. Смерть не зачеркивает преступлений - она просто обрывает их. И только. Казнь предателя - это даже не возмездие, ибо правый в нем не нуждается, она лишь приносит уверенность в завтрашнем дне и предвещает радость тем, кому даже и знать не надо, почему все завершилось таким исходом. Таков закон, такова логика…